Искупление Гренгуара

И Гренгуар побежал искать Традиво сразу же после того, как расстался с Мари. У него не было плана действий. За эти несколько дней слишком многое изменилось. И впервые поэт позволил эмоциям преобладать над доводами рассудка. В кармане лежал нож, который Гренгуар недавно выиграл в кости у какого-то бродяги. Правда, он совершенно не умел им пользоваться. Однако в своем богатом поэтическом воображении, Пьер уже скрутил мерзавца, и, приставив нож к его горлу, требовал освободить девушку. Глупо и нелепо, как в дешевом романе. Эмоции – плохой советчик.

Весь кипя негодованием, Гренгуар заскочил на крыльцо дома Традиво и забарабанил в дверь. Стучать пришлось долго. Наконец, в проеме показалась массивная мужская фигура.

— Ну! Чего надо? — детина, по-видимому, охранник, сверлил недобрым взглядом нежеланного визитера.

— Я хочу видеть хозяина, — как можно более уверенным тоном заявил Гренгуар.

— А еще чего ты хочешь? — усмехнулся охранник. — Хозяина нет дома.

— Хорошо, я подожду. — Пьер уселся на крыльцо. — Время у меня есть. — И тут же почувствовал, как две здоровенные ручищи схватили его за шиворот и буквально вдавили в стену дома. А кожу горла едва не прокололо острие ножа.

— Хозяина нет дома, ты понял? — прохрипел детина.

— Понял, — выдавил из себя поэт, косясь на нож.

— Еще раз увижу здесь, считай ты покойник. Это тоже понял?

— Понял, — как заведенный повторил Гренгуар.

— А это, чтобы лучше запомнил, — последовал удар в самый низ живота. У Пьера потемнело в глазах от боли, и он мешком рухнул на мостовую. Третий удар пришелся куда-то под ребра.

— Совсем обнаглели, нищеброды, — проворчал охранник, удаляясь в дом.

Несколько минут Гренгуар только ловил ртом воздух, пытаясь привести в норму дыхание. С этой задачей он кое-как справился. Потом с трудом поднялся на четвереньки. Его шатало даже на четырех точках опоры. Наконец, поэту удалось принять вертикальное положение. Держась одной рукой за стену дома, а другой за ушибленный бок, Пьер медленно захромал прочь. В голове звенело, все тело ныло, однако чувство юмора вскоре взяло верх.

“Поздравляю вас, мсье, — саркастически обратился к себе поэт. — Вы сотворили первую в жизни глупость. И какую! Не описать словами. В рыцаря захотелось поиграть. Защитника угнетенных. Поборника справедливости. А самоотверженность и бескорыстие в этой жизни качества совершенно бесполезные. Так сказала Мари. И она была права. Я не герой. Ни на что я не способен. Так может бросить все и жить, как жил?”

Жить, как жил. Перед мысленным взором Гренгуара промелькнуло тело Эсмеральды на виселице. А затем он увидел Мари в петле в том мрачном притоне. Увидел так ярко, что сердце на минуту остановилось. Однажды он уже струсил. Судьба предоставила ему второй шанс. Не зря ведь девушки так похожи. Он должен спасти Мари. Спасти “Эсмеральду”. Иначе он ничем не лучше Традиво. Он такой же, как этот упырь. Неужели такой же?

Гренгуару вдруг смертельно захотелось оказаться сейчас рядом с Мари. Прижать ее к себе, зарыться лицом в водопад ее черных волос, ощутить едва уловимый запах осенних листьев, исходящий от них. Увидеть свет нежности в ее глазах. Море нежности для него. Теперь он не сможет без этого жить. И он спасет ее. Непременно.

Вот только действовать нужно умно. И не в одиночку. Нужна помощь. И он знает, где искать эту самую помощь. В одном из самых жутких мест Парижа, именуемом “Адова кухня”.

========== Адова кухня. ==========

После того, как Двор Чудес прекратил свое существование, жизнь обитателей парижского дна претерпела существенные изменения. Бродяги и воры объединялись в небольшие группы, точнее сказать банды. Они поделили между собой город и старались не соваться за пределы своего ареала обитания, где могли спокойно грабить ближнего, а также промышлять мелким жульничеством и попрошайничать. Банды были разными. Некоторые совсем мелкими, и почти безобидными. Но встречались и такие, о которых знал весь Париж. Почтенные граждане старались не появляться в местах их обитания даже ясным днем. Не говоря уж о темном времени суток. Такой репутацией пользовалась и банда, именующая себя “Адова кухня”. Возглавлял ее некий “Красавчик” Жерар. Свое прозвище он получил благодаря чудовищному шраму через все лицо, нанесенному при давнем столкновении с королевскими гвардейцами. Жерар тогда чудом остался в живых. Однако в начале года облава случилась вновь. Банде пришлось срываться с насиженного места и в срочном порядке искать новое пристанище.

А чуть позднее в “Адовой кухне” уже знали, что облавой они были обязаны Симону Бородавочнику, омерзительному типу, контролирующему большинство местных борделей. Поговаривали, что он занимался торговлей людьми, в особенности это касалось женщин. Не брезговал также и беспризорных детей привлекать в бордель. Но этой деятельностью Бородавочник не ограничивался. Своей конечной целью он ставил подмять под себя весь преступный мир Парижа. И в этом уже частично преуспел.

Но оставались еще группировки, которые не желали работать на Бородавочника. К таковым относилась и Адова кухня. Жерара передергивало от одного упоминания имени сутенера и работорговца. Он крикнул однажды в кабаке, что лучше сдохнет на виселице, чем ляжет под эту мразь. Весьма неосторожные слова. “Адова кухня” едва не прекратила свое существование после облавы. Но теперь они были настороже. Трущобы, где они обитали, считались едва ли не самым опасным местом Парижа. Здесь царили свои законы. И весьма жесткие. Однако нашелся храбрец, который все-таки отважился войти в их владения. И этим храбрецом был ни кто иной, как Пьер Гренгуар.

С замиранием сердца, озираясь на каждом шагу, брел наш поэт по кривым и не слишком аппетитно пахнущим закоулкам, не переставая удивляться собственному безумию. Он, человек никогда не отличавшийся ни доблестью, ни храбростью, вдруг сам, по доброй воле лезет волку в пасть. И это не сон. Бежать. Бежать отсюда, как можно скорее. Пока не заметили. Бежать … И снова предать. Ведь он обещал. Он подарил ей надежду, когда в третий раз побывал в Валь д’ Амуре.

Пьер вспомнил лицо Мари, в момент, когда он надел ей на палец дешевенькое медное колечко с синим камешком. Как она смотрела сначала на безделушку, а потом на него.

— Похоже на игру в помолвку, — севшим от волнения голосом проговорила девушка.

— Я не играю, — тихо, но твердо ответил ей Гренгуар.

Мари хотела сказать что-то еще. Губы ее дрогнули. Но слов видимо не нашлось. Тогда Пьер наклонился и поцеловал ее.

А дальше все вышло как бы само собой. В этом грязном притоне их тела и души сплелись воедино. Казалось, не было больше ни мрака, ни ужаса жизни. Они жили и дышали лишь друг для друга. В глазах и душах их сияли звезды.

Пьер сохранил в памяти каждую мелочь, каждую минуту, проведенную вместе с возлюбленной. Как замирало сердце, когда он смотрел на нее, ослепительно красивую в свете любви. Он помнил прохладную ладонь, нежно гладящую кровоподтек от удара на его боку. Ее глаза, полные слез и очередную попытку взять с него обещание не лезть на рожон. А он сказал, что судьбы их слишком переплелись и обещать он может лишь одно: не оставлять ее ни в горе, ни в радости. Дальше она знает сама. Тогда Мари крепко прижалась к Пьеру и сказала, что не выпустит его отсюда. А он только рассмеялся и сказал, что, пожалуй, не станет возражать против подобного насилия над личностью.

И вот теперь, в этом жутком месте, ясные глаза возлюбленной засияли сильнее самых ярких небесных светил. Сомнения и малодушие в душе Гренгуара потихоньку уступали место решимости. В какой-то момент Пьер засомневался, не заблудился ли он в этом адском лабиринте. Но вскоре получил весьма убедительное доказательство того, что он идет верной дорогой.

Гренгуара схватили двое. Пока один скрутил ему руки, другой, ловко обыскал чуткими пальцами карманника.

— Пустой, — разочарованно заявил карманник. — Как церковная мышь. Какого дьявола тебе здесь надо?

— Заблудился, — глухо произнес Пьер, уже во второй раз за истекшие дни почувствовав холодную сталь на своей шее.