Искупление Гренгуара

— Да нет, — вмешался в разговор Бернард. — Ты здорово рассказываешь. Аж завидно. Слушай, Пьер, возьми меня на «Странник». Маюсь здесь. Тошно. А у вас не жизнь — романтика сплошная.

— Да уж, романтика, — усмехнулся Гренгуар. — Командой у нас вообще-то Тео занимается.

— Вот мне карманника на судне только не хватает, — проворчал Жженый.

— Ну ты вспомнил прошлое, — заступился за приятеля Жерар. — Завязал он с этим. Себя ищет. Знаешь, как он дрался здесь? Ручаюсь за него.

— Тео, — Пьер был непривычно серьезен, — расскажи Бернарду кое-что из нашей жизни. Правду. О превратностях судьбы моряка. Если он не передумает — я не стану возражать. Полагаюсь на твою интуицию.

— Слово какое. Мудреное, — усмехнулся Жженый. — Жить захочешь, сразу и распознаешь, кто нож в спину загонит, а кто за тобой в пучину сиганет. Вот и вся как ты сказал… интуиция. Ладно. Расскажу тебе о морской романтике со свистом плетей, пиратами и штормами, несущими прямо в бездну.

Бернард жадно ловил каждое слово. А у Марина, сидевшего рядом, глаза горели от ужаса и восхищения одновременно.

— А ты не передумал? — спросил его с улыбкой Пьер, наблюдая за оттенками чувств мальчика.

— Теперь я еще больше хочу в море, — горячо заговорил Марин. — Это мужское дело. По-настоящему.

— Ну что же, возможно и выйдет из тебя грозный морской волк, — Гренгуар взлохматил ему волосы. — Неженкой ты не был. Жизнь узнал только с жестокой стороны. Уже и подвиги за тобой числятся. Так что вперед, к морю.

— Хорошо еще, Сильви не слышала, что Тео рассказывал, — пробормотал Марин. — Платье побежала смотреть. Девчонка, что с нее взять, — и мальчик так презрительно пожал плечами, что вызвал дружный смех всех собравшихся мужчин.

Чудесный день склонялся к вечеру. Лишь одно темное облачко омрачило его — Жерар признался Мари, что хочет уйти.

— Я выполнил свое обещание, данное твоему поэту, — неторопливо говорил он, следя глазами за красным диском солнца. — Сохранил твою жизнь. Теперь вы вместе. Ты ведь счастлива?

— Да, — Мари неловко улыбнулась. — Очень счастлива. Но только…

— Не надо, ласточка моя маленькая, — нежно произнес Жерар. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Твое счастье омрачено моим признанием.

— Но куда же ты пойдешь? — Черные глаза его собеседницы затуманила грусть.

— Вернусь к Мадлен, — не сразу ответил Жерар.

— Но почему? Ведь тебя здесь ценят и привыкли к тебе.

— И все же … здесь я чужой. Без тебя. Впрочем, у меня есть Милу. Мадам была так добра, что позволила взять его с собой. Он мой единственный друг.

— Неправда, — прошептала Мари. — И я, и Бернард, и Тео, и Пьер…

— Да, конечно. Но все вы нашли свое место. А я остался один. И мне уже не так мало лет. А когда тебе не так мало лет, начинаешь очень ценить воспоминания. Мадлен единственная, кто поймет мои воспоминания. Она писала мадам, что муж ее умер. Я стану жить у нее работником. И может быть, наконец, именно там обрету покой. Бернард молод и покоя бежит. А я стремлюсь к нему. Вот и все.

— Мадлен — замечательная женщина, — Мари тяжело вздохнула. — Она любила тебя тогда и сумеет понять теперь. И все же… мне почему-то грустно.

— Не грусти, не надо, — Жерар тихонько сжал маленькие пальчики. — Так должно быть. И пусть так будет.

***

Калейдоскоп сменяющих друг друга впечатлений продолжился и на следующий день. Самым ярким из них стало появление Мари в своем венчальном платье, покрытой накидкой из тончайших кружев, созданных руками ее заботливых подруг. Все присутствующие мужчины замерли в восхищении, а она разрумянившаяся от счастья, с чуть смущенной улыбкой, шла, вернее, плыла к своему единственному, чьи глаза сейчас сияли восторгом и любовью. Пьер слегка склонил голову перед возлюбленной, давая понять, что он сражен. Затем взял ее за обе руки.

— Ты прекрасна, — сказал он с тихой улыбкой. — Настоящая принцесса. — Мари улыбнулась ему в ответ. Можно было ехать в церковь.

Отец Гийом не без удовольствия совершил обряд. Не так часто случалось ему сочетать законным браком пару столь же красивую, сколь и счастливую. А возвратившись в мастерскую, новобрачные по обычаю прошли сквозь цветочные арки, которые Ирэн и белошвейки каким-то непостижимым образом сумели соорудить за столь короткое время. Случайно забредший бродячий музыкант старался вовсю и даже заставил кое-кого закружиться в танце. Пьер и Бернард лихо отплясывали со своими дамами, а потом сменили их на других белошвеек, чтобы никому обидно не было. Дети радостно носились между танцующими. Качели тоже не стояли без дела. Словом, свадьба, хотя и подготовленная на скорую руку, вышла веселой. Потому что радость только тогда радость, когда она идет от полноты жизни, от сердца. Невозможно веселиться по заказу, в специально установленные дни. Выйдет фальшиво или не выйдет вовсе. Ты весел только если ты счастлив.

А Пьер и Мари были счастливы. Им нажелали множество самых прекрасных вещей, а когда яркий день сменился звездной ночью, оставили одних. Ирэн, прихватив Сильви и вышивальщиц, ушла ночевать в мастерскую, предоставив лавку в полное распоряжение новобрачных, не слушая их робкие возражения.

Когда Пьер вошел в комнатку Мари, она уже ждала его, сидя на кровати в одной лишь камизе из тончайшего льна. Таинственно мерцали в свете свечей огромные глаза. Черные волосы роскошным водопадом спускались ниже спины. Пьер присел рядом и несколько минут молчал, наслаждаясь красотой возлюбленной. Мари склонила голову ему на грудь:

— Какая блаженная тишина, — прошептала она. — Два последних дня были чудесны, но похожи на горящее колесо. Слишком много для меня, привыкшей к темным будням. А сейчас так спокойно в твоих руках. Если бы ты знал, как я скучала по ним. Заворачивалась в твой плащ и мечтала, будто ты меня обнимаешь.

— Пожалуй, я начну ревновать к моему плащу, — усмехнулся Пьер. — Он ведь обнимал тебя гораздо больше, чем я. Ну ничего, я намерен все наверстать. — Он зарылся лицом в ее волосы и прошептал: — Все также пахнут осенними листьями. Я ведь помнил об этом всю нашу разлуку. Иногда глаза закрою и кажется, чувствую этот запах, легкий, терпкий, едва уловимый, как ты сама, моя Мари. Сегодня и навсегда моя.

Ночь наполнилась тихими вздохами и жарким шепотом влюбленных, растворявшихся друг в друге. Нежнейшими ласками осыпал Пьер возлюбленную, чутко откликавшуюся на каждое его прикосновение. Поцелуями хотелось покрыть ему каждый миллиметр ее тела, любимого и желанного до родинки, до впадинки. Живительным родником была для него возлюбленная. Понять не мог Пьер, как прожил без нее так долго и не умер от жажды.

Два сердца бились в унисон, две души сливались в одну в страстном желании передать все силу переполнявшей их любви. И оба понимали, что нет для этого в мире ни слов, ни выразительных средств

— Счастье мое, — шептала Мари, пряча лицо в руках возлюбленного. — Я давно утратила веру в то, что оно для меня возможно. Но ты здесь, со мной.

— Зачем же плачешь, глупышка моя? — Пьер осторожно вытирал слезы с лица любимой.

— Это все от радости. Я в самом деле глупею. Мне надо привыкнуть к мысли, что ты не сон.

— Ну что же, — хитро прищурился Пьер, наклоняясь к лицу возлюбленной, — думаю, что смогу убедить тебя в том, что все происходит наяву. Надеюсь, ты не против. — Последовавший за этим поцелуй был столь жарким и убедительным, что сомневаться в реальности происходящем стало просто невозможно.

***

Золотистые лучи рассветного солнца мягко разбудили задремавших молодоженов. Прервав рисковавшие сильно затянуться утренние нежности, Мари ловко вывернулась из крепких объятий мужа и принялась одеваться. Затем распахнула окно, впустив в комнату поток свежего воздуха вместе с радостным птичьим щебетанием. Мари и самой хотелось петь вместе с ними, так прекрасно было ее сегодняшнее пробуждение. Она следила за проплывающим в небе облаком, которое показалось ей похожим на сердечко, когда почувствовала руки мужа, обвившие ее талию и бархатный шепот на ушко: