Искупление Гренгуара

Разместился он в сарае. И потихоньку стал осваивать оседлую жизнь. Прежде всего, нашел подход к Милу. А это было занятием непростым. Жерар прикармливал его, разговаривал, да и ночевали они рядом. Постепенно пес привык к нему, принял за своего и стал слушаться. Видимо где-то там, в своем собачьем сознании сообразил, что исполняют они одинаковую работу, опасную и требующую взаимопонимания. Что ж, Милу не возражал против напарника.

Жерар делал также кое-какую мужскую работу во дворе. Иногда возил хозяйку по делам. Но главное приглядывался, прислушивался, делал выводы. Словом, вникал в обстановку. Поначалу девочки ужасно его боялись и даже пеняли Ирэн на то, что приютила такого жуткого бродягу, при одном взгляде на которого кровь стынет в жилах.

— Прекратите ваши глупости, — оборвала захлебывающийся поток речей Ирэн. — С тех пор, как он здесь, мне стало гораздо спокойнее. Да и вы скоро это поймете.

Девушки затихли, но впоследствии ужасно донимали Мари расспросами о прошлом Жерара. Добились немного. И тогда в своем воображении они уж постарались придумать ему биографию, полную самых жутких подробностей, чем немало позабавили Мари, а потом и самого Жерара, когда до него дошли все эти разговоры. Но постепенно девушки привыкли к нему, и даже стали находить, что он не так уж и уродлив. Особенно после того, как дождливым темным вечером бывший бродяга с блеском прочел им несколько очень чувственных любовных монологов из своего далекого актерского прошлого.

— Знаешь, Полет, — прошептала подруге одна из кружевниц, украдкой утирая слезу после последнего монолога, — этот шрам… он не такой уж и большой. Особенно если смотреть слева.

— У него очень даже мужественное лицо, — Полет согласно кивнула. Актер вовремя пришел на помощь бывшему бандиту с большой дороги. Девушки приняли его.

Биби также остался при мастерской. Мари очень хотела, чтобы он жил в комнатах, учился грамоте и хорошим манерам. Но мальчик только скорчил презрительную гримасу: жить среди девчонок! Ну уж нет! Лучше он снова пойдет бродяжничать. Он будет жить в сарае, вместе с Жераром. Охранять мастерскую. Это занятие для мужчины. Мари оставалось только вздохнуть и согласиться. Но Биби немного лукавил. Жизнь в мастерской интересовала его. И он частенько с важным видом заходил к девушкам.

— Защитник наш пришел, — тихо хихикали мастерицы. И вот уже в руках у мальчишки оказывалось то яблоко, то кусочек пирога, то еще какое-то лакомство. Биби степенно жевал угощение, расхаживал среди девушек, следил за их ловкими пальцами, слушал их шутки, отвечал на них, вызывая взрывы смеха. Словом, посещение мастерской бывало весьма увлекательным занятием.

На маленькую Сильви Биби смотрел немного свысока. Что с нее взять, с девчонки? По заборам ей лазить не интересно, яблоки воровать в чужом саду не пойдет. Глупое создание. Только и умеет, что глазами хлопать да ленты перебирать. Иногда, правда, они играли, бегали по двору, случалось, и падали, шишки набивали. Но Сильви не ревела, как другие девчонки. Только губу закусит и все. И жаловаться к матери не бегала. За это Биби ее даже слегка уважал в глубине души. Хотя виду и не показывал.

В общем все было бы хорошо, если бы мальчишка время от времени не возвращался к пагубной привычке воровать. Что поделаешь, он вырос на улице. И вот так сразу отучиться брать чужое не мог. Иногда он воровал что-то с кухни. Иногда прихватывал какую-то блестящую безделушку у девушек с целью обменять ее на что-нибудь полезное для себя у других бродяг. А иногда и к соседям забирался, что было ужаснее всего.

Жерар, безусловно, проводил с ним воспитательную работу, путем раздачи подзатыльников, трепания за уши и грозных окриков.

— У тебя появился шанс стать честным человеком, — рычал «Красавчик», щедро раздавая затрещины. — Так не будь дураком, используй его. Или ты хочешь, чтобы Мари из-за твоих фокусов прогнали?

— Нет, не хочу, — Биби безуспешно пытался вырваться из крепких рук.

— Ты ведь охранять мастерскую обещал. А вместо этого грабишь слабых и беззащитных девушек. Это подло. Ты понял? Узнаю еще раз об том — ноги твоей здесь больше не будет. Здесь воров не надо.

— Я понял, понял, — угрюмо кивал мальчишка, потирая затылок. В его слишком живом и деятельном мозгу начинала оформляться мысль о том, что подло обижать слабых, что он сильный и должен их оберегать. Педагогика Жерара, хотя и грубоватая, все-таки приносила свои плоды. Но еще сильнее действовали на мальчика грустные глаза Мари после криминальных инцидентов. Она не кричала, не упрекала, просто просила больше так не делать, хотя бы ради того, чтобы не быть неблагодарным по отношению к добрейшей мадам и девочкам. И постепенно Биби стал понимать разницу между белым и черным, правильным и неправильным. Словом, становился человеком. И даже потихоньку учился читать вместе с Сильви.

Что же касается третьего спутника Мари, Бернарда, то он предпочел продолжить свое опасное ремесло карманника-одиночки. Промышлял на ярмарках, больших площадях и в темных переулках. Хотя Жерар отговаривал его. Здесь царили свои законы, достаточно жестокие для пришлого. Но Бернард был молод, и в нем все еще жил неистребимый дух гасконского авантюризма. Оседлая жизнь казалась ему невыносимой.

Мари же все это время упорно трудилась и вскоре стала лучшей вышивальщицей в мастерской. Безграничная фантазия позволяла ей создавать изумительные по красоте композиции с переплетающимися диковинными цветами и растениями, редкими пестрыми птицами, воздушными мотыльками и стрекозами. Или сложнейшие орнаменты из гроздьев винограда, яблок, экзотических фруктов. Подушки и шторы, расшитые такими узорами изумляли заказчиков мадам Гасьон. Мари покрывала перчатки причудливыми арабесками из маков и незабудок. Расшивала сверкающим бисером пояса. Творила чудеса золотым шитьем. Но самым любимым ее приемом была вышивка шелком по шелку. Здесь Мари создавала целые картины. И куда только не уносила ее фантазия.

Лучшей и самой дорогой работой Мари, и это признавали все, был небольшой портрет Пьера, выполненный в той же любимой технике, шелком по шелку. Наверное, любовь, неугасимым огнем горевшая в ее сердце, помогла создать столь совершенную работу, в которой удалось передать и чуть лукавый прищур возлюбленного, и его мягкую полуулыбку, и роскошные кудри. Жерар, единственный кто знал Пьера в лицо, увидев портрет, ничего не сказал, только задумчиво покачал головой. Он был потрясен. А девушки все шептались, что Пьер похож на Принца из сказки. Каждый раз, проходя мимо, они невольно бросали взгляд на стену и потихоньку вздыхали: «Вот это любовь». Портрет повесили в лавке, по просьбе Мари. Она все надеялась, вдруг однажды явится человек, который узнает того, кто на портрете и расскажет, где сейчас ее любимый. Девушка украшала его в зависимости от времени года, то цветами, то гроздьями рябины, то осенними листьями. Так ей казалось, что она держит с ним какую-то невидимую связь, чувствует его присутствие. Пусть даже и где-то очень далеко.

Рукоделие Мари вошло в моду. Богатые дамы хотели иметь побольше вещей, расшитых ее рукой. И платили хорошие деньги. Мари стала старшей над вышивальщицами. И все работала, работала. Ирэн беспокоила ее бледность и не слишком здоровый вид. И она насильно выгоняла Мари гулять, дышать.

— Ты должна беречь себя, понимаешь? — убеждала Ирэн. — Беречь глаза. Ослепнешь, что делать будешь? Да и Пьер твой вернется, а вместо возлюбленной обнаружит бледный призрак.

Мари лишь грустно улыбнулась и тихонько пожала ей руку. Погружаясь в работу, создавая свои миры, полные покоя и гармонии, она забывала о тяжелой реальности и печаль отступала. Правда, ненадолго. Но достаточно для того, чтобы продолжать жить дальше. И ждать. Терпеливо ждать встречи с возлюбленным. Даже если эта встреча станет единственной в ее жизни.

Ирэн все понимала и тревожилась за душевное здоровье девушки. За короткое время хозяйка мастерской успела сильно привязаться к ней, такой трогательной и молчаливой, вечно погруженной в работу. А вскоре трагический случай связал обеих женщин еще крепче.