Страница 56 из 265
Пройдя по пустым и безопасным коридорам, любой и каждый невольно расслабится и обретет опасную уверенность в стабильности своего положения, после такого уже не задумываешься о неожиданных и смертельных поворотах. И, конечно же, очень легко проходишь к цели. Падаешь в объятия смерти.
Я медленно двинулся по обратному пути, на ходу спрятав сосуд и прикрепив выключенный меч к поясу. Волосы брезгливо задрожали на плечах, будто стряхивая с себя липкую пыль и грязь. Я не помнил случая, кроме как на самом Орттусе, когда черные плети были настолько живыми и осмелевшими. Они не скрывались, не таились, двигались и слипались между собой, образуя странные намеки на формы. Они вздрагивали от криков черноты.
Поправляя маску на лице, я отрегулировал фильтры и активировал запасной светильник. Тонкий обод вспорхнул с моих рук и озарил лестничный проход белым светом, который избавил и без того тусклые цвета оттенков. Даже желтоватый налет превратился в серую муть.
Пыль медленно и словно бы нехотя оседала, оставляя в покое затхлый воздух. Я двигался вперед, обратно к кораблю, размышляя о том, насколько мои поиски и усилия были оправданы.
Алхимия, безусловно, являлась великой силой, но на нее требовалось колоссальное количество времени и энергии, ждать результатов порой бывало просто невыносимо и бессмысленно. У данного направления деятельности не было и нет мгновенного действия. Она, как плесень, расползается венками по плоти, накапливает свои яды и только спустя годы будет способна излиться кислотой, преобразованной в смертоносный удар. Очень тонкая, почти эфемерная и призрачная, она безоговорочно проигрывает быстротечности мира.
И все же, я был пленен ей. Я желал научиться ее секретам, обрести мощь и силу иного видения мира. Я хотел творить с ее помощью себе слуг подобных тем, что уже навсегда похоронены под глыбами храма. И я надеялся, что тайны, начертанные в рукописях и инфокарте, окажутся значимыми и полезными, не мнительно-смешными и указательными унижениями библиотек столицы. Эти поиски обязаны были оправдаться.
Снова потянулась вереница коридоров, лабораторий и комнат. Все оставалось недвижимым и равнодушным, как и прежде спокойно и по могильному висело безмолвие, нарушаемое только взрывами грома где-то на поверхности, да далекий звук капель звенел мелким вкраплением. Но я спешил, стремясь как можно скорее покинуть неприветливую луну. Почти бежал, чувствуя, как раны, нанесенные жуткими тварями, начинали кровоточить все обильнее.
====== Глава 2. Песнопения. Часть 6. ======
Какая забавная ситуация! Я так долго уговаривал себя в своей непобедимости, но брел по темным проходам, истекая кровью. Я избранным себя считал и забывал, что смертен, что тоже подвержен боли и страху. Я забывал, что тоже жил. И тратил, тратил свои годы, не замечая ничего вокруг себя, кроме отравляющей мечты об очищении и сотворении собственного мира. Я так хотел воздвигнуть на осколках мощи Высших свой… дом.
Мое дыхание стало тяжелым, шипящим, воздух с трудом прокатывался внутрь, вызывая жжение в горле. Фильтры уже не справлялись с опасными примесями и парами воздуха. И мне казалось, что слишком быстро они вышли из строя.
О, звезды! О, великие звезды, какая наивность... Какая наивность!
Я боялся вновь поверить в то, что могу быть не способен на что-либо. Я должен был быть осторожнее, намного осторожнее и внимательнее, я обязан был прислушиваться к безумному шепоту окружающих меня. И, возможно, не стоило идти по пути к завершению начатого мной. Но впереди ждало так много битв и сражений, столько крови и боли. И не было ни малейшего шанса отступить.
Я вел войну со всеми. Не только с темным орденом и его империей, я восстал против мира, против самого мироздания. Я воевал против людей всех вместе взятых, криками отвергая эту истину и срываясь на хрип, выл о том, что желал свободы и тишины. Я воевал с прошлым, настоящим и будущим, проигрывая по самому главному фронту – себе. И я знал, что рано или поздно, но одержу победу. Оглушительную и страшную, из которой выйду уже не собой. Я знал, но не верил, не хотел даже думать об этом. Я считал ложью даже горячую кровь, что струилась из рваных, отравляющих ран на собственном теле.
Я до безумно болезненной судороги и стона, разрывающего в мелкие клочки горло, жаждал править миром. Я скорее собственноручно вырвал бы из своей груди еще бьющееся сердце, нежели вернулся в рабы и склонил голову как раньше.
Никогда! Ни за что!
Я уничтожу этот мир вместе с самим собой, если кто-то найдет силу, способную остановить или замедлить меня.
Боль лишь усиливала черноту и опьяняла сотнями хоров, и я, одурманенный мыслями и желанием действовать, не заметил, как преодолел весь обратный путь и вышел на широкую и богато украшенную лестницу с ответвлениями в разные стороны. Респиратор уже начал слегка шипеть, фильтры испустили последний жалобный стон и отказали. Пришлось сбросить бесполезную маску, и в ощущения сразу же ворвался горький и обжигающий запах дождя. Он был странным, мерзким и будто смешанным из нескольких оттенков одновременно. Заполнил собой легкие, разнесся рябью и жаром по венам, вызывая дрожь и кашель. Хотелось закрыться от него, сделать большой глоток свежего морского аромата, увы, нет...
Отравлял.
Но после нескольких секунд отвратительное состояние улетучилось, наступила сладковатая эйфория, стало все равно. Ядовитые испарения притупляли боль, сводили ее почти что на нет. Я не слышал звука потоков воды и ливня. И это могло означать лишь одно – дождь кончился, и потому в тот миг из своих укрытий вылезали бесчисленные и голодные до бешенства хищники. Голодные и злые, жаждущие напиться сладостной крови вдоволь.
Свернув на парадную лестницу, я готовился сразить любого, кто осмелился бы помешать добраться до моего корабля.
Но по стенам скользнул юркий луч света, опаливший меня своей приторной насыщенностью. Желтый, он казался совсем теплым и чужим. Совершенно лишним в жестоком мире Медросса, обдающим его поверхность своим огненным ядом до волдырей и ожогов.
И я онемел он гремящего вопроса, что молнией возник в моей голове: «кто?!».
Еще одни искатели древностей? Очередные наемники или же выжившие си’иаты-алхимики? А может быть, Владыка Сенэкс все же решил избавиться от своего нерадивого ученика, пока тот был ослаблен после поисков и сражений?
И все таки Высший не мог узнать мое местонахождение, но даже если бы каким-то образом он раскрыл это, то на путешествие сюда от столицы ушло бы несколько дней. Алхимиков же я не чувствовал, ни один голос не отозвался и не потянулся к боли, а среди общества безумцев она непременно бы властвовала в полной силе.
В своем слуге я не сомневался и был полностью уверен, что он в точности следует моим указаниям, потому вариант оставался только один.
Охотники за сокровищами неспешно шли за новой порцией наживы и сплетен.
Уже раздались резкие и громкие хлопки выстрелов, за которыми последовали скулящие вопли зверя и глухой удар. Затем смех. Первая жертва башни испустила дух от меткого пучка энергии, чем весьма позабавила бесстрашных странников. Они весело и возбужденно обсуждали свое путешествие, радовались удаче, которая привела их в древний мир. Не менее десятка искателей. Их голоса доносились размыто и смутно, но, без сомнений, все ближе и ближе.
Я поспешно отключил фонарь, чтобы не выдать свое присутствие светом, и активировал связь на браслете, но тот мелькнул густо-алым и замер, угас. Ратхич был вне сети, и это весьма беспокоило. Конечно, слуга не стал бы вмешиваться в сражение, постарался бы уйти и укрыть корабль, но все равно отсутствие контакта настораживало и внушало тревогу.
Наемники не те люди, которые позволили бы сохранить кому-либо жизнь на планете с наживой, которую они планировали присвоить только себе.
Я чувствовал, как силы покидали меня, они будто вытекали с каплями крови, уходили с бешеным пульсом прочь, оставляя только слабость и жалость. Ирония – сиитшет почти терял сознание от укусов и царапин. Самым разумным было затаиться на время, дать пройти банде своим путем, а затем тихо выбраться и отыскать киборга со своим транспортом.