Страница 1 из 265
====== Предисловие. ======
Кап! Дзынь дон! Кап! Дзынь дон!
Снизу вверх упала капля, замерев на небесах!
Кап! Дзынь дон! Кап! Дзынь дон! Кап!
Светит ярко, непредвзято, колыхает мир в своих лучах.
Кап! Дзынь дон! Кап! Дзынь дон!
Безымянность в мире не порок, кто был раб, а станет Бог.
Кап! Дзынь дон! Кап! Дзынь дон!
Станет мир весь на коленях перед си’иатом из рабов.
Кап! Дзынь дон! Кап! Дзынь дон!
И на вечность всю оставит под своей ногой всех тех, кто был «Бог»!
Кап! Дзынь дон! Кап! Дзынь дон! Дзынь!
Дзынь! Дзынь. Дзынь… дзынь…
Сизое солнце неспешно и даже лениво прогревало душный, каменистый мир, где нашли себе последнее пристанище тысячи кораблей и душ во времена Вечной войны. Они, наверное, и по сей день лежат там пыльными, истрескавшимися скелетами, напоминая о кровавой бойне, что громыхала в этой системе многие тысячелетия назад. И лишь уродливые, помраченные темной магией алхимиков, дикие, озлобленные от голода звери обитают в этой всеми забытой могиле. Их полуночные песни воплями разносятся над долинами, будто жгучий крик безысходности, молящий о пощаде, но так и не находящий малейшего отклика.
Только и они неумолимо изо дня в день затихают, когда коричневато-серое небо сплошь затягивается черными с багровым оттенком грозовыми тучами.
Где-то вдалеке уже сверкнула вспышка острой молнии, и оглушающе грянул гром. И потянуло оттуда такой же душной и желтоватой, как все здесь, прохладой. На долгий миг затихает все, нет ни мучительного ветра, ни единого шороха, как будто время само замерло и чего-то ждет. Еще мгновение. Световой взрыв. Растрескивающийся удар! И хлынул дождь… Ледяной, обжигающий кислотный дождь. Будто перетекающая смерть решила посетить эту забытую пустошь. Его тяжелые охристые капли с шумом падали на сухую, испещренную разломами землю.
И через минуту уже все покрыто жидким слоем коварного яда. Он движется медленно, но неумолимо, проникает всюду. Горе тому, кто не успел спрятать свое изуродованное тело, – из-за обилия жутких капель от него останется лишь отвратительная жижа. А дождь так и не прекратится. Он не будет оплакивать растворенных им жертв, он усилит свои потоки, как будто мстя своим обидчикам, что многие века назад нещадно мучили этот, прежде живущий, мир. Пройдет час, другой, уже ночь спускается, утягивая каждую крупицу с собой, в вязкую темноту.
А с неба все будет лить. И, кажется, это все уже никогда не прекратится, как вдруг смертельный шум уступает свое место напряженной тишине.
Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Но мир не проснулся. В кромешной тьме нет ни звука. Никто не спешит покидать свои безопасные убежища.
На горизонте тонким кровавым росчерком забрезжил рассвет… Уверенными, резкими когтями лучи далекого солнца срывали последние клочья туч, но, как и прежде, стояла давящая тишина. Может дождь добрался и до немногочисленных нор существующих здесь монстров?
Тишина, тишина.
Она всюду. Безмолвствовало все. И только солнце восстало, поднялось из-за черты, озарив ошпаренный отравой камень. Все начало накаляться. От остатков кораблей, от руин и камней, от всего струилась дымка. А безумные потоки былого ненастья начали таять под жаром сизого солнца. И все заволокло смертоносным, желтым туманом. Наступила мгла. Ядовитая, беспощадная, всеобъемлющая мгла. Она стала расползаться всюду, еще миг и она доберется до остатков живого в этом мире. Но, встрепенувшись, ожил ветер, размеренно набирая свою силу. Он резко устремился вдаль, увлекая за собой жестокие напоминания о дожде. И все пробудилось. Жизнь, забитая и уродливая стала выбираться из щелей.
Пища и завывая, этот мирок заявлял, что он еще жив. Он существует!
И закипела борьба. Голод гнал прочь мелких, слабых, но не беспомощных творений больного разума, за ними следовали другие, а за ними и еще, и еще. К любому из вечеров обратно возвращались далеко не все.
А порывающийся вперед ветер зазывал вместе с собой страшный туман все дальше, постепенно рассевая его, испаряя, чтобы вновь наполнить тучи, и чтобы снова был дождь…
Но вот была сорвана последняя пелена из долины в высокогорьях, открывая любопытному взору картину отчаяния и боли с треском павших звезд. В скалистых желтых ледниках нашел свой последний приют древний, но некогда величайший крейсер непобедимой армии гордого захватчика. Его острые, прежде четкие и изящные линии были расколоты и разорваны, сияющий блеск померк и покрылся многовековым слоем желтой пыли, а краска и позолота съедена царствующим здесь дождем.
Корабль пал на планету во время неравного боя, врезался острым ножом в камень, образовав себе темный склеп. И долго полыхали пожары, и долго сыпался металл с неба. Но прошло незамедлительно время, и уже многие тысячи лет в искореженных коридорах и каютах не живут, но существуют ужасные звери жестокого мира.
Никто так и не посетил это место, никто и не вспомнил о нем, даже расхитители и ищущие наживы не рискнули явиться сюда. Все не тронуто и забыто, все бездыханно. Огни погасли, стекла потемнели, цвета иссякли, остановились часы, но все также, все также искрятся зеркала, а темный занавес главной каюты шелестит под мановением незаметного движения воздуха. И пусть при падении со стола рассыпались рукописи, они еще ждут и верят, что окажутся в руках своего единственного хозяина, а фужер, что закатился за темную дверь, еще желает ощутить терпкость пряного вина. Черные роскошные плащи жаждут плеча их обладателя, а кроваво-багровый кристалл, запыленный и забытый, еще мечтает о своем месте на изящной рукоятке боевого осколочного меча.
Если выйти отсюда и свернуть на право, пройти по длинному коридору, подняться на этаж выше, при этом не попавшись разъяренному зверю в зубы, можно дойти до мостика управления.
Как раньше было здесь величественно, какие судьбы здесь вершились, какие коварные и масштабные планы воплощались в жизнь!
Вот же они, пульты управления, только дотянись рукой и коснись, но они уже бездействуют, их не пробудить к жизни. А как раньше они жили… Теперь же изъедены, расплавлены, а за ними сразу камень, и лишь осколки стекла на полу. И всюду так на корабле, цвела здесь жизнь, потом разбилась и рассыпалась зеркальным крошевом.
Но сокрыт внутри секрет от посторонних глаз.
Скала есть склеп для корабля, корабль – склеп могилы. Пройдя планету, кислотный дождь, желтеющий туман, исследуя корабль до основания, возможно найти вход. Впотьмах, в твердом камне прорезан он. Обходят стороной его беспощадные звери, и тьма здесь гуще, чем в дождливую ночь. Здесь холодно, и лед трещит. И врата в гробницу намертво закрыты. От пола до небес, кажется, растут они, пестрят надписями забытых языков, хранят былое величие и тьму. Разруха перед ними, древность, отчаяние, боль. За ними коридор, там дверь, за ней еще. Полумрак царит, танцуют тени. Лабиринт ходов, ловушки через шаг, и сдавленный воздух не лезет в горло. Тяжко и тошно.
Здесь все гремит убранством, роскошью и властью, но не вычурно, искусно. Высокие стены прячут в полутьме потолки, а сами они одеты во фрески. Петлять в коридорах, выходя из залов в иные пути, искать можно годами. Здесь нет голодных тварей, здесь только мертвое спит. И лишь дорогу зная заранее или имея сумасшедшую удачу, можно прийти в главную залу.
Широкий коридор озаряет янтарный, мертвенный свет, два стража – статуи у входа: внутрь войдешь, они не пустят обратно. Секреты и тайны, они всюду, главное выжить среди них. Если толкнуть огромные двери, они откроются, тяжело скрипя, и выпуская облако пыли. И пред взором явится огромное пространство, и не видно будет ему конца. Грубый, затхлый сероватый туман, он не принесет в себе гибели, но безжизненную грусть. Он здесь все покрывает: изящные статуи, расписные колонны, обелиски, фрески, арки, – все. Здесь гробовая тишина стоит и давит. Здесь влажно, и слышно звонкое: «Кап! Дзынь дон! Кап!». Как приговор.