Страница 54 из 265
Место стыка подсвечивалось тремя светильниками неяркого фиолетового цвета, и потому казалось, что посередине помещения витает насыщенный цветом круг, в котором и находится самое ценное башни. Он привлекал взгляд, завладевал всем вниманием и будто бы гипнотизировал. Неяркое, чуть подрагивающее мерцание завораживало и притягивало к себе. Под странными чарами света удачливый, но наивный и самоуверенный искатель непременно бы попался в простую и действенную ловушку – шагнул бы вперед. Тогда бы сработала система лазеров, которые мгновенно изрезали глупца на жженые клочки. И кто-то попадался в эти сети, черные отметины на стенах и полу явно и откровенно заявляли об этом.
Но самое страшное и внушительное замерло вокруг постамента.
Под длинными нитями пыли и под густым налетом застыли, замерли в движениях прерванного ритуального танца скелеты существ мутированных, искаженных ужасной наукой – алхимией. Их мертвая, сухая кожа застыла на металлических костях, облепив их странными, уродскими наростами и наплывами. Клыкастые пасти онемели в безмолвии, ссохлись и приобрели желтоватый оттенок наледи. На полу подле некоторых фигур лежали отломанные временем конечности, челюсти и хвосты.
Я присмотрелся к этим стражам внимательнее, металл вместо костей, это их останки были в грудах павших в коридорах, что привели меня сюда. Высокие, превосходящие меня в росте раза в два, и совсем мелкие, не более десяти сантиметров от пола жуткие твари, мертвые еще при жизни своих создателей. Куклы на электрических импульсах, их делали по образу и подобию живущих на Медроссе животных, даже использовали настоящую органику. И все равно творения оставались странным подобием машин. Они питались энергией, копили ее, но за столько времени растеряли, испили последние крохи и навечно замерли – статуи склепа. Не осталось искр жизни в грозных изваяниях, все ухнуло в пустоту и забытье.
Не стоило нарушать покой мертвых.
Я провел пальцами по скуле рядом стоящего монстра. Налет осыпался вместе с обрывками кожи или того, что ее заменяло. Спаянные куски сплавов, на внешний вид, разделялись на пару-тройку видов, отличающихся меж собой цветом и едва заметными вкраплениями. Каждый имел номер и маленькое клеймо – эмблему. Металлическая кость крепилась к другой, подобной, странным механизмом из мелких шестеренок и полусфер. Даже по прошествии стольких веков они еще блестели мутноватой слизью. Проведя когтем по четкой линии царапины на плечевом суставе, я ощутил едва уловимую рябь, исходящую от существа. Остатки энергии, вложенной старательными творцами в свое детище?
С глухим, но громким звоном конечность отсоединилась, отломилась от туловища и рухнула на пол, подняв в воздух пыль и буроватую плесень. Из ее искусственных вен вытекла темная жидкость и расползлась зловонным пятном. Все оставалось недвижимым и тихим.
Крики молчали. Совсем. Ни единого звука и всплеска эмоций, как будто весь мир был лишь рисунком на скале, а не реальностью. Ничего не происходило, ничто не тянуло на себя и не выбивалось из серой массы окружения и декораций.
- Ратхич?
- Глухо, хозяин. Ничего не фиксирую.
Слуга озвучил что-то еще, но его слова утонули в вихре обрушившихся помех. Странно, что грохочущая на поверхности буря и тонны камня над головой не мешали связи до этого момента, и лишь в этот миг по неизвестной причине оборвались контакты. Но связи более не было, на моем браслете алой точкой мерцал огонек отсутствия всех сигналов.
Глухо и пусто.
Вокруг словно сомкнулись мрачные и непроницаемые стены, отрезавшие меня от всех раздражителей и событий. Я оказался в центре враждебного мира безоружным, ибо клинок в руках был лишь насмешкой, пафосом для отвода глаз. Со всех сторон все затянуло чернотой, будто я вновь с головой окунулся в бездонную пучину разлома Орттуса. И только впереди мерцали блики на стекле тревожным, ядовитым лиловым светом.
Я, стараясь ничего больше не задеть, осторожно и медленно прошел сквозь ряды мертвых стражей. Поднялся по широким и скользким ступеням, что вели к необычному центру тайника.
Фиолетовый ореол слепил глаза, но руки без затруднений смогли открыть и сдвинуть купол стекла в сторону. Удивительно, но он был совершенно чистым и прозрачным, на нем не было никаких сколов и царапин, только кайма предупреждающих надписей по самому краю.
Свитки покоились на мягкой ткани. Теплые на ощупь, они были намного тяжелее, чем я предполагал. Отклонив меч за себя, я спрятал их в полах плаща, надежно прикрепив к поясу вместе с инфокартой.
Фиолетовый свет померк. Пространство погрузилось в сплошной, колючий сумрак, нарушаемый лишь багровой подсветкой у основания лезвия моего меча, да сиянием парящего фонаря, который оказался на удивление тусклым. Ничто не шевелилось, никто не нарушал густую и вязкую тишину. Даже чернота оставалась по-прежнему безмолвной и неприветливой, отторгала меня.
Три светильника постамента сменили направление излучения света, свели его в одну точку и ударили ярким, режущим лучом, который пронзил темноту и врезался в вершину пирамиды, свисающей с потолка. Поток раздробился по мелким узорам, которые состояли из камня, но имели зеркальные сколы и углы. В эфемерно-расплывчатом сиянии проявились черты маленького, вытянутого, с овальным дном флакона, подвешенного на тонкой цепочке внутри пирамиды. Из мутного стекла, он был плотно запечатан пробкой и обмотан на несколько слоев посередине грубой кожаной лентой. Вокруг выступа на горлышке пролегал тонкий золотой ободок, исчерченный странными символами, среди которых я смог разобрать только год. 743. Если вести начало летоисчисления от воцарения Высших на их престолы, то моя странная находка пробыла в заключение менее трех веков, что было фактически невозможно.
В ярком белом свете сосуд казался темным и притягательным. Я протянул к нему руку, просунув ее между резных узоров в пирамиде. Флакон качнулся в сторону от меня, замер, нарушая все известные законы науки, а после секундного замешательства с силой врезался в мою ладонь, прилипнув к коже льдом.
В голове оглушительным хором взорвались криками голоса. Они обрушились всей своей громадой, выбив воздух из легких и пережав горло. Взревели, взбесились, сорвались, разбивая благодатную тишь эхом перезвона и яда звука. Емкость в руке была ледяной на ощупь, но сухой, без малейшей испарины на стекле. Она жгла своим холодом и пульсировала в такт ударам моего сердца. И голоса вели к ней.
Я замер, сжимая неожиданную находку и пытаясь справиться с диссонансом пения в голове. Тело сковало болью, по конечностям разлилась мелкая судорога, сменившаяся слабостью и ноющими, раскаленными льдом иглами, которые пронзили насквозь каждую вену, стянули их, связали узлом. Я не слышал, как в темноте, нарушая тонкую тишину, со всех сторон послышался едва ли ощутимый шорох от движения металлических деталей.
Не было чувства опасности, не было острого желания бежать из западни, только боль, только адская, непереносимая боль, смешанная с чувством возвращения в давние тиски, которые уже сминали твое тело до сухой, бесполезной пыли. Не сдвинуться, не вдохнуть, только сдавленно и отчаянно выть от раздирающей тело и разум пытки.
Холод и острые ножи, раскрошившиеся осколками в горячей, еще живой плоти.
Шорох, глухой металлический шепот все нарастал. Он уже пробивался сквозь пелену черноты, словно озаряя собой темноту пространства. Взвивался и звенел. До единого щелчка, который оборвал наваждение и выкинул воспаленный разум в жестокость реальности. Я видел сквозь марево ослабевшей муки, как у всех «мертвых» загорались алые проколы механических глаз. Медленно, набирая силу, он от мелкой точки тускло-бурого переходил до ослепительно алого, кровавого цвета.
И повинуясь вечному, беззвучному приказу, кровожадные блюстители храма алхимиков Медросса V двинулась на меня.
Они сорвались с места, гремя лживыми костями и оголяя от складок сухой, трескавшейся от движений кожи клыки и пасти. Изуверские, искаженные больным разумом монстры были действенным и безжалостным оружием, продолжающим исполнять волю создателей вопреки всему. Их длинные когти и зубы истекали ядом, их взгляды ослепляли и приковывали к себе, будто гипнотизируя, а голоса, ревущие, клокочущие, хрипящие, стальные и звонкие до боли, оглушали и рвали слух.