Страница 5 из 265
Дальше мы шли молча. Высокие, резные камни давили, но больше не причиняли боли, и я даже успел подумать, что ничего не было, просто показалось.
Поднявшись по ступеням на помост, Ру решил, что лучше выйти на солнце с другой стороны Храма, там некоторое время должно было быть теплее, я же устало поплелся за ним, даже не смотря по сторонам. Идти пришлось долго, здание было действительно колоссальным, вырастающим из земли и не подпускающим к себе ничего, даже траву, будто выжигая ее еще до того, как хрупкие, зеленые ростки успевали пробраться из влажной почвы. Приглушенный листвой желтоватый, закатный свет, струящийся из узкой полоски на горизонте, слепил глаза.
Брат резко замер.
Мне уже представилось, что впереди сидит какой-нибудь ужасный зверь, подобный тому, что Ру удалось убить или даже хуже, но послышались далекие голоса.
Разговаривали трое: двое мужчин и женщина. Таких голосов я еще никогда не слышал, было в них что-то безжалостное, изысканное и великое, но при этом мертвое, будто лишенное эмоций. Эти голоса словно выжали, оставив лишь звук, пустой и холодный. При их говоре хотелось бежать прочь, как можно дальше, чтобы обладатели не заметили тех глупцов, что посмели приблизиться к их святыне. Рурсус же стоял, не шевелясь, будто окаменев. И все же тихо, осторожно подкравшись в тени высокой стены, я выглянул из-за угла, затаив дыхание.
Небольшой транспортный корабль стоял поодаль, его четкие, прямые, острые линии резко контрастировали на фоне светлого камня статуй и зелени, а черный цвет обшивки, казалось, поглощал лучи солнца, не отражая их, съедая собственные блики.
И совсем близко от нас стояли трое. Один из них был, несомненно, старше и держался более уверенно и даже по хищному лениво, он был сплошь закутан в длинную черную мантию с едва различимыми узорами, даже голову его почти не было видно из-под надвинутого капюшона. Кожа рук и видимого лица была морщинистой больного желтого оттенка, губы сложены во властную полу усмешку и покрыты черным неаккуратно, будто в спешке. Он гордо держал голову. Двое других были в одинаковых темно-фиолетовых плащах, которые красиво развивались на ветру, и в отличие от первого их лица были открыты. У женщины оказались слишком резкие черты лица, худые губы были сжаты с тонкую полоску, глаза сужены и блестели красным, черные волосы небрежно собраны в растрепанный пучок. Мужчина же был темнокожим, но при этом казался каким-то размытым, его не отличили бы в толпе, разве что глаза выделялись ярко желтыми и слегка светились, а нижние веки были размашисто подведены белыми линиями.
Они о чем-то говорили, даже рьяно спорили, но слов было нельзя разобрать, ветер уносил их прочь, заглушая и стирая. И все же нельзя было не заметить того, как мужчина в капюшоне с презрительной насмешкой обращался к своим двум путникам, которые отводили взгляд и что-то быстро говорили, изредка взмахивая руками.
- Ру, кто это? – не сдержался я, любопытство пересилило испуг, а вопрос сам тихо сорвался.
- Си’иаты.
Брат грозно шикнул и стал медленно отступать обратно, стараясь и меня задвинуть в тень, да так, чтобы не привлечь внимание пугающей троицы.
- Тчч. Нужно уходить. Живо.
- Зачем они здесь? Они нас убьют? – от испуга и недоумения вопросы полились рекой, сердце трепетало в груди, но отчего-то хотелось еще раз взглянуть на незнакомцев.
- Тихо, надо бежать. Ти-хо.
Рурсус развернулся, стиснув в руках тушу зверя, и на согнутых ногах двинулся вдоль стены.
Все также до нас доносились глухие отрывки фраз, и мысль о том, что нам удастся уйти незамеченными, ярко загорелась внутри, потому что как после всего нами пережитого сегодня могло не повезти. Но Храм, как и плиты, застилающие землю близ него были древними, покрытыми глубокими трещинами и рытвинами, а в некоторых местах и вовсе раскрошенными до каменных осколков и глыб.
Ступив на невысокие ступени, что вели к аллее колонн в сторону убежища зелени и теней, Ру споткнулся. Мертвое, тяжелое тело животного с шумом упало с его плеч на холодные выступы лестницы, потревожив замершие в покое и одиночестве камни. Те загрохотали безумно громким переливом звуков во влажной, предвечерней тишине.
Смертельная, убивающая своим напряжением тишь опустилась на плечи, выдавливая из легких воздух. Мы выдали себя. Ни слова, ни звука не слышалось больше. Только жуткий лес вокруг нас едва трепетал в неощутимых порывах невидимого ветра. Лес, где таились безжалостные хищники, впереди, а позади мертвые стены, за которыми не скрыться, и те, кто пишут законы и правила уже после того, как лишили кого-то жизни. И они непременно найдут, как красиво и целесообразно раскрасить кровь на своих руках.
Я слышал и помнил слова о них, они так полнились ядом страха и смирения. Си’иаты. Сиитшеты. Они и есть закон, они почти боги, а возможно и…
Рурсус оставил тушу добычи, вскочил с земли, подхватив меня на руки, и бросился бежать к зарослям. В чащу, быстрее, хватая губами, вмиг ставший горячим воздух, в сень лиан, чтобы укрыться в их тени, спастись, нет, всего лишь оставить за собой призрачный шанс, равный чуду, на спасение. Я вцепился в плечи брата, с ужасом смотря на жуткие монолитные стены, что, казалось, совсем не удалялись от нас, а нависали сверху, как зубастая пасть, готовая вот-вот захлопнуться, поглотив. И из-за угла, из последних лучей уходящего дня, в тумане, будто ожившие призраки из ночных кошмаров выступили три фигуры. Они словно летели над землей, так легко и плавно, неизменно приближаясь и не желая отпускать невольных свидетелей их разговора.
Кажется, я закричал. А Ру уже почти спустился к последним ступеням, за которыми тянулась легкая вязь жалкой травы на земле. Только брат резко и надрывно закричал, так как никогда.
Невидимая рука сдавила его тело и дернула обратно, роняя на твердый камень. Рурсус вновь вскрикнул и захрипел, жалко шипя от боли. Я же испуганно и потрясено приподнялся на руках, сползая с брата, и увидел их. Они возвышались над нами с лживыми снисходительными улыбками на лицах. Глаза их безумно пылали, внушая абсолютную безнадежность, а в руках сияли гипнотическим багровым светом осколочные мечи.
- Какая неожиданность, у нас незваные гости. – Противно и мерзко пророкотала женщина сухим голосом, при этом хищно скалясь. – Смелые. Рискнули сунуться в эту чащу. – Она, насмехаясь, поцокала языком. – И выжили!
Ее клокочущий смех раскатился в вечернем полумраке и неожиданно резко стих по властному взмаху руки мужчины в плаще, на лице которого не было ни единой эмоции, только глухая, мертвая маска. И два провала глаз.
В это время Рурсус неожиданно подскочил на ноги, выхватывая из-за пояса малозначимый и такой ничтожный нож. Испуганным, осипшим от боли голосом зашипел, попытался воскликнуть:
- Не трогайте нас! Мы просто искали себе еду. – Обезумевший взгляд мазнул по мне и вновь устремился на темных. – Не причиняйте ему вред, он не виноват, это я…это все я…
Я искренне не понимал, за что молил пощады мой брат, мы ничего не сделали, мы всего лишь прошли здесь. А он упал перед ними на колени, выронив нож из ослабших и дрожащих ладоней, тот с лязгом упал на камни. Ру слабыми руками обхватил голову, все также просил о снисхождении, заходясь в приступах кашля, которые сотрясали его тело, и в обреченных, отчаянных слезах. Его голос дрожал и хрипел, то утихая до едва различимого скрипа, то взлетая до тонкого визга.
Я хотел подползти к нему, вцепится в родные руки, закрыться от страшного, необъяснимого присутствия тех, кого оскорбило наше нахождение здесь. Но мертвая хватка сдавила меня, выжимая бесценный воздух из маленьких легких, а затем с силой швырнула вниз на холодный камень. Сквозь пульсирующую темноту и жар, разрывающий тело, не чувствуя ничего, кроме тупой боли, я различил, что ближе к нам подошел главный из этой троицы, странно держа руки на весу, разводя худые, костлявые пальцы в стороны, сверкая надломанными, будто съеденными ногтями. Женщина же снова прошипела: