Страница 6 из 265
- Какие жалкие существа… Наставник, позвольте мне их испепелить? Они бесполезны, а свидетели нам не нужны. Поползут слухи.
На ее лице омерзительно зазмеилась нахальная, злобная усмешка предвкушения будущей крови. Хищник, ничем не отличимый от того, что некоторое время ранее пал от руки Ру, только сильнее и опаснее в сто крат. Такому зверю не туманит взор голод, он жаждет власти и могущества. Он разумен и от того лишен души.
Она сделала шаг ко мне, занеся обжигающий клинок для удара, и при этом широко улыбаясь. Я задергался в невидимых путах, но не смог даже произнести слова, не то, что сдвинуться. Вопль брата волной пронесся в остывающем лесу. И он, все также, не поднимаясь с колен, в обреченной попытке бросился на мою обидчицу, хватая ту за тяжелые полы плаща, но был отброшен в сторону сорвавшимися с пальцев старика разрядами ослепительной белой энергии, лишь отдаленно напоминающей молнии. В хлопке утонул вскрик Ру, а в воздухе расцвел запах озона и обгорелой плоти. Было трудно дышать, а от этого запаха тошнота подступила к горлу. Кажется, я до хрипа звал брата, но тьма сгущалась все сильнее, затягивая в свое вязкое и бездонное нутро. Откуда-то издалека доносился смех женщины и тихий голос мужчины.
Переплетение событий и обычная потребность в утолении голода в один миг изменила всю мою жизнь. Тогда я еще надеялся, что все можно вернуть, что все будет как прежде. Просто по легкому щелчку пальцев все образуется, мы с Рурсусом вернемся в наш привычный дом, где не будет этой проклятой, отравленной кем-то зелени, странных и жутких в своей безжалостности людей, древнего храма и жгучего страха. Как наивен я был! Мальчишка четырех лет, я верил в свет и добро, я даже не мог предположить, что все рухнет в бездонную пропасть, из которой я не выберусь собой. В тот момент решалась наша дальнейшая судьба. И я благодарю все силы, что нас оставили в живых. Благодарю и ненавижу.
Ненавижу.
Комментарий к Глава 1. Часть 1. ГЛУБИНА. Шаг за шагом от рождения...
Мы взрослеем и думаем, что первые годы стираются из памяти, но именно от них зависит вся наша последующая жизнь...
====== Глава 1. Глубина. Часть 2. ======
В маленькой, надежной и прочной каюте, куда нас запихнули, было очень холодно. Даже темные, глухие стены легкая изморозь покрывала своей белесой пеленой, а при дыхании виднелся густой пар. Меня сильно знобило и трясло, я не чувствовал пальцев ни на руках, ни на ногах, а все тело, каждая мышца ныла от немыслимой боли, что я пережил совсем недавно. И от этого было так обидно и горько, что руки сами собой сжимались в кулаки, пусть и заметно дрожали. Абсолютное непонимание происходящего терзало юную, невинную душу.
Сколько времени мы провели в замкнутой, сплошной клетке, я не знал, даже не смог бы предположить, но Ру становилось хуже.
Очнувшись здесь, я обнаружил брата в противоположном углу. На его коже яркими, бурыми отметинами выделялись порезы и кровавые подтеки, а тихое дыхание сильно окрашивалось сипением. Он все еще не приходил в себя, только изредка вздрагивал, сдавленно вскрикивая, будто в бреду. Его лихорадило.
Осознание того, что мы находимся на корабле, пришло неожиданно, ударив по слабым надеждам острым, зазубренным ножом. Мы на корабле и куда-то летим – я понял это по едва различимому шуму работающих двигателей и легкой ряби, отдававшейся от стен и пола. Было слишком тихо, от этого становилось еще страшнее, но сбежать было невозможно, да и некуда. Перед глазами мерцали вспышками картинки всего того, что произошло. Безумно, до боли в зубах хотелось домой, и я едва сдерживался, чтобы не впасть в отчаяние. Я не мог, не имел права себе этого позволить, потому что брату было плохо, и я один должен был быть сильным. А вокруг столько зла...
Мысль об этом просто убивала, а вера и представление обо всем, что должно и есть вокруг, так безжалостно и грубо взорвались и осели на маленькие, тощие руки черным, несмываемым пеплом. Мне просто не верилось в происходящее. Нет, я никогда не думал, что мы с братом жили лучше всех, и нам все было доступно, но детская гранитная и нерушимая убежденность в собственной защищенности гордо и уверенно цвела внутри, чем скрашивала наше существование. А после единственного мига, когда мы случайно оказались в ненужное время и в ненужном месте, все это рассыпалось прахом. И стало невозможным собрать осколки. И не вернуть ничего.
Приглушенно из-за двери послышался медленный лязг металлической, тяжелой поступи. Звук неотвратимо приближался, шаркая по полу, будто царапая его. И было в этом что-то немыслимо давящее, как будто прокол иглы твоей вены в момент казни. Мысль о том, что его издают си’иатские урихши возникла сама собой.
Урихши – это порождение запретной науки и техники, но созданные именно последователями темного ордена, а потому эти роботы отличались особым нравом и установками. Они жестоки по своей программе, всегда четко исполняют любой приказ своих хозяев, и как любые машины обладают качественностью исполнения и долгим сроком служения, но в отличие ото всех, урихши имели и имеют некоторые пункты, которые напрямую подчиняются законам и кодексам сиитшетов. И еще для одного урихша может быть лишь один владелец, после гибели которого, машину уничтожают. Владелец же имел право обладать неограниченным количеством таких творений, их число могло сокращаться лишь из-за доступных средств.
Наверняка, именно неживые убийцы по велению своих господ притащили нас в эту ледяную камеру, ставшую тюрьмой. Они, сиитшеты, не стали бы те существа с планеты, лишенные даже понятий о сострадании и милости, мазать руки о нас, а урихши у них, несомненно, были. Конечно, находясь без сознания, я не мог видеть и потому помнить момент, когда нас затолкнули в эту клеть, но тогда, вслушиваясь в пульсирующий, размеренно вклинивающийся в зыбкую тишь гул, я был уверен, что нас идут убивать. Держать столь ничтожных пленников, в общем-то, не было никакого смысла. Мы же являлись всего лишь выходцами с исключенной планеты, где проживали только те, кому не нашлось места в строгой кастовой иерархии мира после Вечной войны. Мы те, про кого старались не вспоминать. Мы были всего ли назойливым, никчемным пеплом, нет, даже пылью.
Что-то тихо щелкнуло, переключаясь, и дверь с шумом отъехала в сторону. На пороге стоял низкий, будто сплюснутый могучим и жестоким прессом урихш, его темно-серый с синими полосами корпус местами был помят, да и сам он весь выглядел несколько потрепанным. На левом подобие ноги даже поблескивала металлическая заплатка, привинченная большими резцами.
За техническим творением явно не следили, но от этого оно не казалось менее страшным и пугающим. Этому мешали пластины на плечах, что закрывали лучевое оружие, и нескрываемые ножи и шипы на манипуляторах, что заменяли ему руки. Впрочем, они не помешали ему втолкнуть к нам в камеру небольшую парящую над полом в десятках сантиметров и при этом надрывно гудящую панель. Внутри нее что-то находилось, и это громко звякнуло при движении. А урихш, не проронив ни звука, равнодушно исчез, дверь же намертво закрылась, стряхнув с себя тонкий слой инея на пол.
Я с удивлением и даже непониманием смотрел на оставленную искусственным слугой платформу. При уверенности, что тебя вот-вот убьют, увидеть перед собой вновь закрытую дверь и не обнаружить на себе смертельных ран, было очень удивительно и даже более пугающе.
Крадучись по стене, я дополз до Ру и принялся его тормошить, звать. Он дернулся, простонал и, с трудом разлепляя слипшиеся веки, открыл глаза, скользя по мне невидящим, мутным взглядом. Казалось, что он вовсе не слышал меня, как вдруг закричал, заскользил по гладкому, оледенелому полу и также неожиданно замер, вертя головой.
- Где… где мы?
Я попытался ему объяснить, чувствовал, как жалко виснут в замерзшем воздухе мои слова, а брату хватило лишь напоминания о встрече близ древнего храма. Рурсус сразу сник, затих, его плечи и голова опустились, словно под невыносимой тяжестью. Он вцепился в свои волосы, сдавленно, зло и ядовито принялся выговаривать проклятия одно за другим, поминая и дом, и голод, и зверя с оставленной им перед смертью раной, которая по прошествии времени невыносимо жгла и болела. Когда я хотел дотронуться до него, как-то успокоить, он прикрикнул на меня и ударил по руке, распаляясь в ругательствах еще сильнее. С ужасом я заметил бурый след на полу. Рана кровоточила.