Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 265

Впрочем, и ни один век после войны просачивались вести, что однажды защитники мира вернутся с окраин и освободят все системы от гнета темного культа, но мы с братом в это не верили. Нельзя было верить, оставалось лишь полагаться только на себя. Кроме слухов об избавлении, об этих великих спасителях, ничего не осталось. Разве что воспоминания, которые сиитшеты пытались всеми способами стереть.

Пройдя несколько кварталов, благо нам на пути больше не встретилось препятствий и опасностей, и это уже можно было назвать счастьем, мы добрались до окраины города. Здесь неровным кругом была проведена черта, отделяющая мерзкие, мертвые стены от искаженной природы.

Зеленел опасностью островок, где оставалась последняя возможность найти себе какую-нибудь пищу. Мой брат сильный и смелый, я верил, что он отыщет нам способ выжить. И разве можно было не надеяться?

Но мои мечтания прервались странной картиной – сотни людей и нелюдей толпились на границе, будто выжидая чего-то. Они искоса поглядывали друг на друга, сверкая больным блеском глаз и оружием в руках. Только ни один из них не смел сделать и маленького шага по зеленой, сочной траве, что мерцала в нескольких метрах от них. А нам нужно было пройти мимо всей разношерстной толпы, мимо тех, кто сидел на этой границе днями и ночами, надеясь на то, что какой-нибудь осмелевший зверь вырвется из болотистых теней и даст им шанс насытиться. Но, как правило, такого не бывало.

- Держись рядом и ничего не бойся. Не отходи от меня.

- А я не боюсь. – С гордостью ответил я, когда мы уже подошли вплотную к черте.

Из толпы послышались возмущенные возгласы, что мест больше нет, чтобы мы уходили, но Рурсус громко ответил, что мы пришли сюда не из-за призрачной надежды на чудо, а мы идем вглубь зарослей. Многие в толпе испугано вдохнули, волнами и щупальцами пополз тревожный ропот. Кто-то во весь голос крикнул: «Самоубийцы».

Каждый нерв напрягся в ожидании опасности и смерти, что непременно должна была выскочить именно сейчас из зеленых ветвей, вот-вот это должно было произойти, и нужно было бы сразу бежать. Я посильнее сжимал в ладонях край рукава брата, и также молча и сосредоточенно, внешне уверенно ступал за Ру.

Спустившись с высокого холма, солнце как раз светило нам в глаза и ослепляло, мы оказались на узком, открытом выступе близ бурных зарослей. Солнце, оно было такое яркое и чистое. Оказывается оно на самом деле совсем не золотое, как мне казалось по рассказам Ру. Оно белое и вовсе не теплое, совсем не грело или же это его тепло представало настолько холодным и лживым, кто знает. Мелкие капли тумана искрились в его лучах.

И я впервые в своей жизни увидел такую красоту: насыщенно-зеленые огромные листья слегка покачивались на ветру, и их было так много, как небоскребов в нашем городе, даже больше! Здесь так легко дышалось, здесь было так свободно и так светло, несмотря на сизые клубы тумана! Я, наверное, тогда что-то закричал от восторга, потому что брат велел мне вести себя тихо и не привлекать внимания диких животных, с которыми нам никогда не справиться. Я притих и дальше вел себя тише, только пристально и с интересом вглядывался в новый, совершенно неизведанный для меня мир.

Пробираться через заросли растений оказалось не так просто, как думалось, но все равно здесь было хорошо, хотя мне и мерещились страшные твари под каждым листом, я держался смело, изредка поглядывая на целеустремлённого Ру.

Брат шел впереди меня, держа найденный нож в правой руке, будто собираясь в следующий миг вонзить его в кого-то. Но ничего не происходило, а он так и двигался вперед, лишь иногда разрубая листья и лианы, чтобы можно было пройти дальше. Мне казалось, что бродили мы там очень долго, целую вечность, усталость навалилась свинцовой тяжестью, а от влажного тумана становилось сложно дышать, как вдруг впереди брат заметил юркую, темную тень.





Сказка? Сон?

Я не знал, как этот зверь назывался, и раньше такого не видел. Но существо было ростом в холке больше метра, огромные, сильные лапы кончались острыми, темными когтями, а клыки торчали из полуоткрытой пасти. Существо с шумом втягивало в себя воздух, фыркало, раскрывая огромный, усеянный зубами рот. А после обернулось. На хвосте у него был тонкий, сочащийся чем-то багровым, черный шип. Зверь чавкнул, занося длинный, увенчанный иглой хвост над собой, и сделал шаг в нашу сторону, проскреб лапами почву.

Тоже заметил нас, охотников с одним ножом.

Протяжно и хрипло завыл, изгибаясь, и с бешеным взглядом ринулся к нам.

Брат оттолкнул меня, а сам бросился на голодного и разъяренного противника. К моему удивлению схватка быстро закончилась, я даже не успел ничего сделать или сказать. Только что темная, кровожадная тень прыгнула на брата, он даже метнуться в сторону не успел, лишь закрыл меня собой, когда туша хищника придавила его к сырой траве.

Я замер и тихо позвал Ру, боясь сдвинуться хотя бы на шаг. Было так тихо, сердце бешено колотилось в груди, когда раздался сдавленный стон, а Рурсус с трудом сдвинул с себя пораженного зверя. Его нож аккуратно торчал из кровоточащего горла существа, а кровь струилась густая и темная, еще совсем теплая, заливая своим алым цветом сочную зелень на земле. Брат приглушенно выругался, тяжело поднимаясь на ноги и осматривая сверху мертвое животное. Сам он также был измазан кровью, а тогда я ни разобрал, что он был ранен, просто не мог представить, что с ним могло случиться нечто плохое, несмотря на все.

Слишком много страха пережил, и все вокруг казалось странным сном, думалось, что еще минута, и я проснусь в своей постели, под худым покрывалом, а за окном будут мерцать тусклые вывески среди отравленного тумана и пара. А здесь и сейчас я мог просто порадоваться тому, что наконец-то смогу утолить свой голод, полюбоваться на настоящие растения и совсем чуть-чуть помечтать. Может от пищи и Ру стало бы лучше, хорошо, если бы он перестал кашлять.

Я уже успел представить, что тут, под сенью древ, разгорится костер, выпуская сизые струи дыма, но к моему небольшому разочарованию, брат предложил дойти до древнего Храма. До него оставалось совсем немного: острая, треугольная крыша уже мелькала среди переплетений ветвей и высокой травы. Я согласился, с восторгом смотря снизу вверх на родного брата Ру.

И мы пошли, хотя теперь это было сложнее – нужно было тащить тушу зверя с собой. А Рурсусу становилось все хуже, он постоянно кашлял, задыхаясь и жадно хватая губами влажный, насыщенный испарениями воздух, и этот шум привлекал животных. Их возгласы, которые с разных сторон звучали то странным шепотом, то визгом и уханьем, а иногда и клокочущим треском, пугали нас. И лишь когда небо, не сокрытое столпами башен и зданий, стало покрываться сумрачной пеленой, ознаменовав приближение вечера, мы вышли к Храму.

В лучах заходящего солнца он был просто огромным, непоколебимым и величественным символом власти и силы тех, кто в далекие, уже почти забытые времена воздвиг эту пирамиду среди буйного леса. Темно-зеленые заросли создавали вокруг него плотный круг, будто обволакивая и отмеряя черту, за которую лучше не стоило ступать, чтобы не нарушать покой тех, кому было посвящено монолитное сооружение или же тех, кто погребен в нем. Статуи и колонны, не тронутые плесенью, гордо возвышались пред входом в Храм и тянулись к далекому небосводу. Они, как шипы, подчеркивали опасность и чуждость этого места. Все вместе сливалось в строгую картину необъяснимого темного изящества, понятную лишь посвященным, но пугающую для остальных. И все же открывшийся взору пейзаж захватывал и очаровывал собой, приоткрывая что-то тайное и непознанное. От вида этого чужого мира по коже ползли мурашки, а дыхание невольно сбивалось с ритма и дрожало.

Меня охватила непонятная тревога, казалось, что мы здесь не одни, хотя рядом никого не было видно, что статуи вот-вот двинутся и оживут. Их пустые глазницы пронзали нас своими невидящими взглядами. Колонны покрывались тонкими тенями и, казалось, вибрировали, шептались. Только брат не остановился, наверное, страшно было лишь мне, а он знал, что нет в безжизненном камне пугающего и невозможного. Когда я наступил на каменное покрытие близ храма, меня словно пронзило волной тока, я взвизгнул и хотел было вновь отступить в уже ставшую привычной сеть листвы и лиан. Брат сначала испугался, резко обернулся, но узнав причину моего поведения, стал возмущаться, посчитав ее глупой, какой-то бессмысленной выдумкой. Мне же совершенно не хотелось приближаться к надменным стенам зловещей пирамиды, только понять и услышать меня Ру не захотел.