ИНХАМАНУМ. Книга Черная

-Имя мне… Инхаманум.

Грохот бури ударил в окно потоками ветра и ливня, разрушая стекло, раскалываясь и вонзаясь в пространство темноты.

-Инхаманум… Бесчеловечный.

Злая улыбка зазмеилась на бледном лице, и из меня вырвался смех. Дикий, очищающий, перерождающий смех. И где-то немыслимо далеко позади, всего лишь за спиной, стража и прислуга с возгласами ворвались в комнату, но быстро замерли, умолкнув и остолбенев при виде меня. Некоторые, согнувшись и выставив перед собой руки, с ужасом на лицах попятились обратно к выходу.

Последним среди дрожащей черни появился Сенэкс, но и он затих в паническом, тщательно скрытом безмолвии, опустил голову, взирая из-под надвинутого на лицо капюшона.

А я, повинуясь эмоциям, выкрикнул, срываясь на хрип:

-Инхаманум!

Комментарий к Глава 1. Глубина. Часть 10 Конец первой главы.

====== Глава 2. Песнопения. Часть 1. ======

Глава 2. ПЕСНОПЕНИЯ. Прошло несколько лет. Ритуалы, традиции и обычаи – неотъемлемая черта общества сиитшетов в целом и каждого си’иата по отдельности. Многие из них впечатляют и внушают уважение, и даже страх. Они, в общем-то, и созданы для того, чтобы создавать иллюзию, мнения и атмосферу, способную подавлять на корню любое инакомыслие, любые сомнения. И все же, по моему усмотрению, многие из них являлись и являются пародией, тонкой насмешкой над нами, над всем темным орденом. Таковым я и считаю непременное использование грима в образе си’иата с незапамятных времен. Да, некогда в древности многие культы и даже целые народы пользовались подобной системой – применяли рисунки на лицах и телах для способа различий каст и родов. Со временем эти узоры упрощались, становились более удобными и значимыми, необходимыми лишь малой горстке избранных. Но время неумолимо, а вместе с ним всегда и неразрывно идет развитие. И роль красок заняли клочки бумаги, а намного позже инфокарты. Но Орден Сиитшет очень рьяно и бережно хранил и лелеял свои даже самые мельчайшие привычки. Их ритуалы не обходились без подобного рода приготовлений, которые могли отнимать ни один час. Прошлое есть основы настоящего, но не всегда под сохранностью памяти скрывается великое рвение к первородности и неповторимости. Чаще это всего лишь маска или даже клеть для нежелательных тайн. Наверняка, в те древние и смутные времена одна престарелая леди си’иат выдумала скрывать некие свои уродства под слоем этой теперь ставшей «традиции» и приучила своих подчиненных к такому же. Желание сиитшет понятное и простое. Хрупкие, живые тела не всегда могут без последствий принимать и перенаправлять могущественный, темный дар. Тела лишь сосуд для душ и сил, они изнашиваются, стареют и разрушаются. Первые признаки гнили тьмы проявляются у приспешников ордена на десятилетия раньше, чем у простых смертных начинается старение. И пусть одаренные могут продлить свою жизнь на сотни и тысячи лет, сохранить свой облик в нетронутом виде практически невозможно. Отсюда их любовь к плащам, капюшонам и маскам. Поэтому не удивительно, что эту болезнь, пристрастие к гриму, подхватили почти все, мужчины и женщины, люди и нелюди. Это стало привычным и естественным атрибутом существования и создания общего образа. И до сих пор, не смотря на муки и потерю времени, все темные оправдываются необходимостью соблюдения обычаев, ибо их вера и принципы не позволяют отступиться даже в этих пунктах. Страх из-за возможности собственного падения не оставляет даже шанса на освобождение от бессмысленности. Став учеником Сенэкса, пусть лишь на бумагах, которые позволили остаться безродному в его свите, я, не задумываясь, отказался от всех затейливых и непотребных узоров, красок и украшений, оставив самое необходимое, что наименее раздражало. Благо, что от этого была пусть и малая, но все же выгода. Вещества, из которого изготавливали составляющие грима, обладали уникальными свойствами: защищали от разных неблаготворных излучений и некоторых видов токсинов. Многие использовали для защиты от подобных неприятностей маски и шлемы, но такие вещи порой бывали неуместны и даже недопустимы. Поэтому я, как и многие, занимающие высшие ступени в кастовой иерархии, вынужден был смириться с неприятной участью и терпеть процедуру, мечтая о скорейшем избавлении от облака белой пыли вокруг себя. Конечно, была и еще одна причина, по которой я не отказался от навязчивой традиции.

После Орттуса я так и не смог свыкнуться с переменами. Да, я имел возможность возвыситься, обрел имя и свободу, но каждый раз в зеркале находил чужое, непривычное до отвращения лицо.

Жестокое, не знающее жалости и милости к кому-либо. Оно принадлежало другому, запредельному миру, где все иначе, где правит тьма и одиночество. Жуткий, безумно дикий контраст черного и белого, с каплями кипящей крови вместо глаз. Я был олицетворением катастрофы, вестником гибели, желающим скрыться в темноте, но при свете дня остающимся инородным созданием, которого опасались, но не боялись. Слухи о том, что самому Высшему не удалось справиться со способностями своего ученика, направить его силу в контролируемое русло, а дух в подчинение, уже давно разлетелись шепотом и осторожными, но все же смеющимися репликами. Неприятно, но в большей степени это было опасно для Владыки, а не для меня. Он не смог раскрыть меня, не смог считать, как текст из книги, потому и не понял, не получил ни малейшего шанса разобраться. А я лишь не пожелал открывать ему свои чувства и мысли, закрылся, как и всегда. Закрылся и понял, что, каким бы великим и опасным не был мой дар, он, к счастью или печали, не был похожим на одаренность си’иатов. Они обладали пластичным и тонким видением, возможностью точечно и очень метко влиять на живых и неживых. Порой их воздействие было невозможно различить или даже почувствовать, что оно было. Основанное на игре эмоций, оно не било разрушительным потоком, так как у меня, а осторожно, будто опасаясь, проникало внутрь искомого предмета и либо принуждало живое существо к чему-то, либо двигало неживое. Я научился подделывать внешний эффект этого мощного влияния, некоторые результаты, но всегда чувствовал, как черная мощь вырывается из меня и въедается, вгрызается в материю, искажая ее, выпивая силы и ломая стержень основ. Мой дар забирал из бушующей энергии реальности больше, чем отдавал. Это пугало. И постепенно Сенэкс перестал тратить свое время на необучаемого приемника. И я был даже рад этому, не нужно было скрываться и строить из себя благодарного и желающего познать чужие, больные законы и порядки. Я, наконец-то, мог заняться поисками ответов. Дни, месяцы, годы проводились в исследовании книг и старинных манускриптов. Я странствовал по множеству планет сиитшетов, искал заброшенные и забытые архивы, потерпевшие крушение корабли, искал записки и дневники ученых, путешественников и философов ордена. И ничего. Ни единой крупицы информации. Все оставалось глухо и пусто, будто никто и никогда не сталкивался с тайнами стеклянного Орттуса. Никто не интересовался или же нашел ответы, но стер, боясь того, что кто-то позже узнает и достигнет… чего? Я почти отчаялся, и наивная вера си’иатов, их постоянные экспедиции на поверхность белого мира уже просто смешили. Они же ничего не знали! Они привыкли к одному единственному маршруту, заложенному еще многие века назад, запомнили похожие ловушки и методы защиты, пусть и пытались пройти на шаг дальше, но все же не проходили. И довольствовались этим. Ни один сиитшет не рискнул оставить своих уютных и роскошных обителей, чтобы добиться хотя бы искорки новых знаний. Только власть. Слепая, однобокая и неверная. Больше ничего не интересовало приверженцев культа. Власть и богатство. Им не было дела до того огромного, неразгаданного мира, что окружал их, окрашиваясь миллионами, миллиардами тайн. Орден Сиитшет оказался обычным и жалким сборищем алчных, упившихся кровью и золотом ничтожеств. Не было в них ни капли того возвышенного, что мнилось всем, наблюдающим со стороны. И я в который раз видел это. Видел и ужасался глупости их существования. Я не понимал, почему при таком обилии красивых и громких слов, в основе нет абсолютно ничего. Все предстало лишь простой и обыкновенной ложью. Я не смел искать среди них поддержки, я не находил смысла и важности их бытия, я не узрел необходимости их правления как для общества, так и для всей вселенной. Поработители, не щадящие и не преобразующие. Звери. Постепенно я приходил к убеждению, что рано или поздно голодные, но пресыщенные излишками хищники пожрут самих себя, но тогда не останется ничего. Нужно было изменять сейчас. Потеряв надежду найти разгадки о себе и о культовой планете, я все более вникал в политику и мелкие, но все сильнее разгорающиеся стычки между подчиненными Четырех Высших. Мира не было. Везде и всюду висела тяжелая тревога, готовящаяся взорваться по первому щелчку пальцев. Когда четыре си’иата объединились, чтобы победить Аросы, они нуждались друг в друге и своих военных силах, но по прошествии стольких лет со дня победы и уничтожения главенствующих жрецов противостоящего культа, с чьей-то легкой руки называемого светлым, самопровозглашенные Высшие начали мешать друг другу. Да, они все еще страшились остаться без обоюдной поддержки, но каждый в тайне мечтал занять единственный трон, сосредоточить в своих руках всю власть над всей вселенной. В ту пору же в объединении секторов верховную и самую значимую роль занимал Сенэкс. Он был сильнее и во многом хитрее своих «союзников», но его силы иссякали, а замены не было. При овладении возможностями не бесконечного, но очень долгого продления своей жизни, уже никто не помышлял о том, чтобы оставить после себя наследника по крови или же мыслям. Каждый желал вечности, и потому орден изживал сам себя. Нужно было лишь помочь. Белую пыль смахнули в волос, а я, ожидая счастливого момента избавления от невыносимых обрядов, невольно рассматривал свои длинные, острые, как бритва, ногти. Они ничуть не изменились за прошедшие годы и вчера очень хорошо мне послужили. Перед глазами возникла яркая, насыщенная оттенками и резкостью картина из прошлого: бездонная черная бездна в окружении стеклянных краев, из которой я испуганно и яростно пытался выбраться, разрезая руки в кровь и царапая скользкие выступы обрыва этими ногтями. Это было так давно, словно в момент рождения или смерти, но до сих пор воспоминания оставались отчетливыми, полными деталей и эмоций, как будто это произошло сутки или же всего час назад. Голос слуги о том, что его работа закончена, донесся до меня как будто издалека, глухо и тихо. Раб смиренно склонил голову и бесшумно удалился. Я же помассировал виски, пытаясь отогнать наваждение и чувствуя приближение долгожданного гостя. От этого даже ухмылка заскользила на моих черных губах. Мой учитель, мой мастер, господин и хозяин Владыка Сенэкс, соизволил посетить своего нерадивого ученика, решил одарить его своим щедрым вниманием и в очередной раз напомнить себе и мне о блистательном фиаско в обучении. Конечно же, нет. Причина столь раннего визита мне была прекрасно известна, и я ждал венценосного гостя, но ему об этом было знать совершенно не обязательно. Пусть он и Высший, правитель четверти мира, но он далеко не всемогущий.