Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 265

Меня проводили по трапу наружу, старательно игнорируя, но торопясь. Некое воодушевление было видно даже в прикрытых масками лицах стражей, и потому они старательно, но все же желая поскорее расправиться с поручением, стремительно рвались вперед. Как жаль, что ангар, куда опустился звездный странник, плотно захлопнул свои двери-лепестки, отрезав от окружающего мира. Но даже здесь, в замкнутых стенах, пропитанных запахами топлива и стали, был ощутим аромат свежести и влаги. Как после дождя, когда земля насладилась водой, разбухла и насытилась, листва еще не отряхнулась в колыханиях ветра от мокрой пелены и тяжело звенела, да и сам воздух еще держал в себе мелкую изморось, сливающуюся в почти неразличимую серость.

В отдалении я заметил Сенэкса, спешащего к встречающей его группе. Он не оглядывался и не ждал, спокойно двигаясь в окружении целого отряда охраны и знаменосцев, кивнул, сбросив капюшон плаща, и подозвал к себе кого-то еще в бардовых накидках. Шествующие со мной рядом два стража перебросились парой фраз о долгожданном возвращении домой, и один из них накинул мне на плечи широкий плащ, веля укутаться и не показывать свое лицо, чтобы не привлекать излишнего внимания. Высший, окончив разговор, устало поднялся по узкой лестнице к другому транспорту, уже не звездному, а предназначенному для перемещений в атмосфере. Вместе со всей свитой, меня проводили следом. И как только все пассажиры оказались на своих местах, а транспорт взмыл ввысь и выскользнул через арку в холодные потоки дождя, оповещая о своем движении низким, но тихим, утробным гулом. Я был рад, что через огромные окна был виден новый мир, а размытие дождя его ничуть не портило. Серые, тяжелые, неповоротливые клубы туч быстро плыли по небу, скрывая за собой синеву и окрашиваясь временами всполохами молний густого пурпурного цвета. Это напоминало бурые, кровавые капли, что расплываются в воде, растворяясь в конце, но не вызывало никакого отталкивающего чувства, скорее завораживало. Мы летели высоко, но иногда за стеклом мелькали острые пики небоскребов, вонзающиеся своими телами в сумрачную гладь туч. Они темными монолитами поднимались от земли, показывая гордую стать их воздвигнувших. Но их стены были обтянуты силовыми полями, которые при вспышках молнии слегка окрашивались всеми цветами радуги, но тускло и лишь на секунду. Таким способом высокие сооружения здесь сохранялись от воздействий погоды, которая порою бывала весьма суровой. Ураганы и смерчи были привычны и никого не пугали. Многовековая наука научилась, используя потоки ветров, перенаправлять бушующую стихию вдаль, мимо обитаемых городов, но никто бы не поручился за сохранность чьей-либо жизни за границами силовых куполов. И все же мир этот был обитаем всюду. За свою долгую историю он пережил много катастроф и цивилизаций, приобретя на своей поверхности сотни мест с разными лицами, такие как высокотехнологичные твердыни, небольшие поселения, предназначенные для созданий свободных, но не имеющих ни богатств, ни власти. Были академии и храмы, подобные организациям осколков культа под руководством Стриктиос. А также огромные территории занимали каменные острова – склепы. Они играли роль культовых сооружений, символов поклонения и были местом проведения ритуалов си’иатов. За каменными изваяниями тщательно следили, сохраняя практически в первозданном виде их облик и восстанавливая много и много раз после разрушительных игр стихии. Почему их не окружили защитой, как города, оставалось загадкой. Возможно, это было одним из принципов ордена, который они изредка нарушали, проводя церемонии. Сиитшеты свято верили в неизбежность грядущего и целесообразность существования, хотя и всячески стремились к бессмертию и преодолению оков, что строят обстоятельства и собственные сомнения. Полет длился неожиданно долго, но приятно. Полосы дождя все чаще и чаще редели, обнажая зубья очередных зданий, которых с каждой минутой становилось все больше, пока, наконец, они не слились в один городской поток. Высокие, как и прежде, низкие, переплетенные мостиками и путями транспортников, обвешанные прозрачными капсулами лифтов и закрытые темными пластинами, они все были похожи друг на друга, и только небольшие светящиеся огни причудливых форм на вершинах отличали их между собой. Всюду мерцали фонари, яркие и звонкие, к удивлению, среди них практически не было реклам, а главная функция, что они несли в себе – ориентир. Роскошь и изысканность были во всем, но отнюдь не вычурностью созданные. Простота и качество, окрашенные в одной стилистике, воплощали непередаваемую гармонию темноты. Таковой и была столица соединенной вселенной сиитшетов. Она объединяла в себе множество эпох, выдавая странное сочетание прошлого, настоящего и будущего, подчеркивая свою значимость обилием гербов и знамен. Немного волнительно было оказаться в самом центре мира, но более интересовала причина такой чести. Снова цепкие путы си’иатов сплетались в свои сети, дабы порадовать и позабавить могучих мира сего такой диковинкой, как я, рабом, прыгнувшим выше своей головы. Я же расценивал это «путешествие» как возможность познать тиранов и их предпочтения. Их скрываемый самолюбием страх был вкуснее любого другого. Я прикоснулся рукой к холодному стеклу, и вибрация неприятно отозвалась в ладони. Тем временем корабль начал снижение, и через несколько минут я снова оказался под мелким, почти неощутимым дождем. Зданий оказалось не так много, как это виделось с высоты полета. Они не жались друг к другу непреодолимой стеной, а скорее терялись в размашистых ветвях растений, которые как будто укрывали оазис тайного города. При вспышках молний удавалось разглядеть резные узоры, покрытые дождевой влагой. Витиеватые, запутанные рисунки были всюду: и на гордых стенах домов, на высоких статуях, в которых смутно угадывались очертания человеческих фигур, на обелисках, что были здесь в особенно большом количестве и пестрели своим разнообразием, даже на бугристой коре деревьев. При более пристальном взгляде становилось понятно, что этого орнамента добивались не специально. Мелкие трещины, как капилляры, пронизывали собой каждую деталь, и если на рукотворных сооружениях их затирали специальным раствором, еще более выявляющим необычный декор, то деревья красовались первозданными шрамами. Я рискнул осмотреть все это через пелену черноты, которая так податливо и желанно отзывалась мне. И все, абсолютно все вокруг откликнулось мне подобной, сжатой в себе силой. Силой истинной. Каждая частичка живого, уже мертвого или же никогда не бывшего живым было пронизано ею, питалось и преображалось под воздействием этой великой и темной энергии. Я чувствовал это ясно как никогда. И если прежде я считал, что чернота является всего лишь неким воплощенным даром, то теперь возникли сомнения. Чернота… она словно та тьма, что властвовала и царит поныне между звездами. Она непостижима… Хотел бы я действительно знать, что легло мне в руки и как с этим существовать. И снова, снова это неудержимое желание знать. Знать, что обозначает слово, знать, что находится за горизонтом и дальше, знать, кто ты, в чем смысл рождения и что есть смерть и что за ней. Знать, знать, знать. Все возможное и невозможное, даже если это не может понять собственный, скудный разум. Знать! Даже ценой своей жизни, своего покоя. Знать. О, сколько бы гибели можно было избежать без этого всеобъемлющего желания знать! Сколько не было бы боли. Боли… Сладкой и пряной, вспенивающей кровь. Самое простое желание, исходящее из познания окружающего мира для возведения вокруг себя безопасной среды жизни, привело мир к обрыву и столкнуло в бездну. Само или по чьей-то злой воле? Злой и беспощадной? Голодной и дикой? Или же самой разумной и всепонимающей?.. Меня провели следом за Первым Высшим в невысокое по местным меркам, но величественное, внушающее благоговейный трепет здание, и только по обилию гербов и знамен с символикой, что струились с высоких потолков, я догадался, что извилистый путь вывел меня во дворец Высшего.

Красиво. Очень красиво. Роскошь и шарм переплетались с величием и возвышенностью. Не было льстивой навязчивости своего высокого положения и мнимого пафоса, наоборот совершенно отсутствовала вычурность. Ничто не пестрило лживым, многомерным двуличием золота и драгоценных камней, их заменяли поистине великолепные произведения искусства: картины, статуи, мебель, оружие, все. Но в однотонных цветах они не казались каким-то нагромождением, скорее создавали эффект минимализма. На стенах также, как и вовне, читались ломаные узоры, и вокруг простирался недвижимый и легкий полумрак. А нависшую своей тяжестью тишину нарушали только наши шаги. Воздух был прохладным и наполненным едва ощутимым запахом благовоний. Не сладкий, напоминающий горьковатый аромат жженой травы, но смешанный с вездесущим здесь привкусом дождя.