Страница 35 из 265
- Зачем Вы здесь? Решили снова сменить моего хозяина? Или отправить на лабораторный стол, как заразную, бесполезную крысу? Неужели прогулка раба по белому миру Орттуса так заинтересовала властителя мира сего. У него не осталось более важных дел, вселенная давно прогнулась под безжалостной ногой, и теперь можно не утомлять себя скучной рутиной, а позабавить себя новой, небывалой игрушкой?
Щурясь, я следил за глазами си’иата. На его лице горела зловещая полуулыбка. Снисходительная и даже выказывающая жалость. И мои слова не могли испортить добродушного и расслабленного настроения Владыки, потому что как может безродный мальчишка повлиять на что-либо. Он же ничто, пустое место, которое по каким-то неимоверно глупым стечениям обстоятельств выжил и даже приобрел страшную, еще небывалую силу, возможно, даже родственную могуществу сиитшетов. А у меня внутри уже привычной волной разливался гнев. Горький и обжигающий. Глаза загорались и обращались огненными всполохами, а порча неожиданно зашевелилась, поползла по коже, будто и не была ее частью вовсе. Меня не страшила власть и сила того, кто вызвал эту ярость. Я был фактически ослеплен жаждой мести. Я ненавидел так ярко и самозабвенно, что был готов рвать горячую плоть руками, лишь бы мой враг корчился и визжал от дикой, предсмертной боли. Сенэкс же смеялся.
- Хозяина? Конечно, свободы ты не заслужил, слишком темные у тебя корни, хотя оставлять в рабах тоже не выход. Мой мир еще не готов к столь необычным слугам. Но палач у тебя один. Всего один. Впрочем, как и у каждого. А хозяин… С господином же легче, правда? Есть на кого скинуть всю вину, есть, кого выставить в роли вещателя приказов. Намного проще, не правда ли? – Он усмехнулся. – Ты пойдешь со мной.
Кивнув и оправив рукава мантии, Сенэкс гордо вышел прочь, подав знак следовать за ним, но снова не ответил на вопросы, хотя чего можно было ожидать от существа, который всю свою жизнь провел в почитании и обожествлении. Когда обладаешь миром, в твоих руках сосредотачиваются миллионы путей, они сплетаются в неразборчивую вязь, подвластную только тебе. И от того, насколько ловко ты будешь орудовать этим даром, будет зависеть то, как и как долго ты будешь жить. И чем удачнее будет каждый из выборов, тем непобедимее и неуязвимее ты будешь себя чувствовать. Уже не будешь снисходить до ответов и эмоций. Я последовал за Высшим, ловя на себе любопытные, но настороженные взгляды. В коридоре нас встретили множество отрядов стражи, как местной, подчиняющейся главе академии, так и Владыки си’иата. Последние с гордостью несли на груди его герб. Среди этих воинов, живых и машин, была и Стриктиос, она озлоблено и негодующе сверлила взглядом знаменосцев Повелителя, но бросить подобный взгляд на него самого не решалась. А после того, как Сенэкс пообещал прислать ей помощника, так как сама она не могла более держать всю академию под контролем, то женщина и вовсе скрылась в толпе. Путь до корабля оказался тусклым и не запоминающимся. Никто не проронил ни слова.
Корабль, на который меня вели, был в точности, как и тот, что доставил меня сюда несколько лет назад. Даже каюта оказалась подобной прежней, хотя я был уверен, что этот звездный странник был совершенно новым, недавно созданным.
И я тоже был другим. Никто не запирал дверь комнаты и не выставлял охрану, тем самым показывая, что ни одно существо здесь не испытывало страха ко мне, что я не являюсь чем-то необычным. А возможно так оно и было? Я всего лишь оказался очередной выскочкой, сумевший по воле случая добраться до сахарного куска, и даже не впиться в него клыками, а лишь слабо заявить о своем существовании рядом. И все! Конечно, такие мысли волновали и тревожили, но без сомнений все теряло свой непередаваемый вкус. Это огорчало. Издали станция «Орттус» не казалась столь огромной, какой была изнутри. Вокруг нее сновали сотни мелких точек – кораблей, они вились, будто насекомые у яркой лампы, лишь еще больше подчеркивая, что это нечто инородное в пустынном и гордом мире маленькой системы вселенной. А колкие искры звезд уже не так холодно смеялись над мелкой пылью, что так отчаянно скреблась, выживая. После замкнутости моей комнаты на станции многоцветие космоса приятно успокаивало душу, будто что-то донельзя родное и близкое, снова разворачивался путь. А я почему-то был рад, искоса взглядывая на свое отражение в стеклянной глади, оно мне улыбалось в ответ, как будто предвкушало и ждало что-то очень важное. Я высоко поднимал голову, а отражение, смеясь, обнажало в улыбке зубы, отворачивалось от меня, но стоило лишь моргнуть, как наваждение развеивалось, и только внимательные, кровавые глаза смотрели на меня. Мои глаза. В этот раз Сенэкс не вызывал меня к себе, наверное, забава указывать рабам на их место наскучила и больше не радовала. Признаться, я и не желал говорить с кем-либо, слишком привык за время, проведенное в заключении, быть наедине с собой, в полном одиночестве.
Одиночество дарует непередаваемый покой, и он слишком ценный, чтобы делиться им и сокращать его время жизни.
На столе в моей каюте оставляли поднос с искусно сделанными чашками и блюдцами, наполненными разной едой. Настоящей, без капли привкуса и запаха чего-то химического, каждая порция такого по меркам раба или слуги являлась бесценным состоянием. Из интереса, не от голода, я попробовал лишь одно. Вкусно, но не так сладостно, как страх других. Она не насыщала и не заглушала чувство моей жажды. Как бы ни прекрасен был корабль, никто бы не позволил безродному его осмотреть, а полет оказался весьма долгим. Он растянулся не на одни сутки, и безделье уже сводило с ума. Рискнуть опробовать свои способности я поначалу не решался, не мог я разбивать в прах столь дорогие и красивые вещи. Но позже я откинул сомнения и погрузился в черноту, охватывая и прощупывая мыслью все вокруг. Я слышал разумы подчиненных Владыки, тихие перешептывания парочки других сиитшетов, а позже нашел и его самого. Он практически не спал, и я наблюдал за его деятельностью. Да, мне еще не удавалось с точностью различать все, но я чувствовал напряжение работы, попытки найти ответы на интересующие его вопросы, скупую радость достигнутых целей. Но при всем этом я не мог выделить ни одного четкого слова си’иата. Будто непроницаемая стена была воздвигнута вокруг него. Она охраняла и стерегла от непрошеных вмешательств, скрывала тайное, выставляя на показ лишь бесцветное нечто. А я пытался и пытался прочесть его, слыша в ответ только смех, иногда довершаемый едва разборчивый голос: «Молодец, Найденный, но недостаточно, я вижу тебя». Значило ли это, что дар, данный мне Орттусом, был сродни способностям сиитшетов, если да, то делала ли эта способность меня достойным иметь имя и встать на ступень выше? Избавиться от гнетущих последствий моей касты? Неужели, захлебнувшись черной водой, я стал сродни си’иатам? Во мне пролился их дар, и я имел возможность перевести необузданные силы в контролируемый поток энергии, которым они так ловко орудовали, меняя мир под себя? Не об этом ли я тайно мечтал все время, считая, что в секретных и непонятных поступках темного ордена скрывается то главное, что дает свободу и счастье. То самое безмятежное счастье, что бывает только в раннем детстве, когда весь мир кажется сверкающей игрушкой с привкусом сахара и джема. Легкодоступной забавой, которую нужно только захотеть получить, и она сама ляжет в твои руки. Неужели удушающая чернота и была этой блестящей пудрой блаженства? Но в это не верилось. И как бы я не старался привыкнуть, найти выгоды для самого себя, какие-то положительные моменты, скребущееся внутри беспокойство все сильнее и настойчивее вылезало на поверхность. Появлялось, подталкивая к пониманию, что каким бы великим не был этот дар, схожий с сиитшетским или же нет, он был опасным для меня в двойне. Он был и есть обман, не показывающий, что он такое на самом деле. И Сенэкс, и Стриктиос непременно бы избавились от меня, если бы знали как. Чем бы я не стал, угрозой для них оставался все равно. Никто не верил в простоту созданий Орттуса. Столько вопросов, но не было на них ответов. Несколькими годами ранее я бы был увлечен поиском решений, тогда все вокруг еще не было таким диким и необъяснимым. Вера во всеобщее понимание всего еще была во мне, а после всего случившегося я бы с удовольствием променял безумную неизвестность на понятность и сухость начертанных грифелем формул и уравнений. Раньше, так немыслимо давно, в другой жизни и в другой вселенной, так, что все это казалось или же и вовсе было сном, в маленьком, грязном и ветхом доме, с родным и единственно близким человеком я был действительно счастлив, осмеливаясь мечтать и грезить о великих чудесах в объятиях неизвестного мне могущества темного мира. Как странно и непривычно больно было от того, что я уже совсем не помнил тех стен и запаха дома. Я даже не смог бы рассказать, что там стояло, в какие цвета окрашивалась улица за окном от неоновых вывесок. И образ брата стал мутным пятном, с легкостью позволяющим мне броситься в пропасть. И все же от этого становилось легче. Можно было начать жить иначе, не опираться на кем-то установленные правила и страдания ушедших лет. Новая внешность вполне позволила не узнавать в себе беспомощного ребенка. Возможно было жить. Глухая чернота космоса переменилась глубоким синим сиянием. Маленький, но гордый корабль Высшего скользнул к орбите планеты. И после посадки нахлынула суета.