Страница 30 из 265
Не спеша и осторожно, озираясь по сторонам, я побрел к своей цели.
Вокруг стояла незыблемая тишина. Не было ни ветра, ни шума, а солнце зло прижигало кожу. Оно расплавило весь холод планеты, но я замерзал и сильнее кутался в плащ. Даже и не заметил, как добрался до огромной, черной пасти разлома, над которым когда-то был разрушен мост, и погибли многие члены отряда сиитшетов. И, о чудо, полупрозрачная нить моста была цела и невредима. Она, как и прежде, тянулась ярко-белым штрихом над спокойной чернотой воды. Никто и ничто не помешало мне перейти на другой берег. Почему я не умер тогда на этом самом месте… Почему не разбился о толщу жижи… Почему я прошел до конца? Мне стоило бы сгинуть над зевом бездны, чтобы не видеть, как развеваются на ветру черные волосы, переплетаясь плетями и укрывая в себе неясные тени, чтобы не помнить запах горячей крови, выпущенной из податливой вены моими когтями, чтобы не знать, как рассыпаются мелким крошевом звезды по желанию изощренной воли. Я был бы совершенно спокоен и мертв. Не чувствовал бы внутри пропасть холода и не слышал звенящее шипение чего-то стремительно приближающегося. Почему? Или хотя бы та беспощадная тварь когтями разорвала бы меня в клочья, доказав независимость белого мира, но нет. Нет. Она лишь загнала меня в черноту, столкнула с обрыва, дождалась воскрешения и после сбежала в туман. Почему? Что все это было? Чья жестокая игра? Си’иатов? Но они же сами падали мертвыми телами, ища ответы на загадки Орттуса. Проклятая вода, проклятый храм, проклятый мир. Мы все запутались в сетях главного кукловода. За что безымянному рабу, который должен был просидеть всю свою жалкую жизнь на какой-нибудь забытой планете безызвестной и ничтожной мошкой, пришлось существовать дальше? Забавная история, только смеяться невозможно. Сиитшеты, вознесшие себя до богов, считающие себя ровней силам, что держат мир в ладонях, но при всем этом отрицающие их существование, потянули за собой слугу, разлучили с единственно родным человеком, кинули в пучину однообразной жестокости и позже бросили умирать в сумасшедшем, диком мире, рожденным кистью безумца. Это их игра?! Они правят этой кистью, уплачивая высочайшую цену? Или же являются марионетками, почти массовкой? Во всем этом не было смысла, а лишь простое, до боли понятное чувство скуки.
Как часто я размышлял, как много строил предположений и догадок, но всегда мог оценивать ситуацию без запутывающей бури эмоций. В тот момент мои чувства взметнулись клешнями гнева, обиды и ярости на всех, поднимая из памяти каждую мелочь, усиливаясь все больше. Они напугали меня, но не своим присутствием, а тем, что справиться с ними, удавить их на корню не получилось. Они вились и пылали против моего желания, вызывая изнутри нечто темное, жадное до подобных красок настроения. Но ужаснее всего было то, что атмосфера вокруг меня накалилась и чуть ли не искрилась молниями. Мир словно ответил, отозвался на мои переживания и преобразился, искажая себя. Он задрожал, прошелся мелкой рябью по густой воде, но моя злость не унималась, а лишь более разрасталась, показывая новые силы и требуя своего насыщения и свободы.
Кончился приступ неожиданно и слишком резко, оставив после себя гнетущую пустоту и безмолвие. Голоса молчали. Двери лифта были распахнуты настежь, рядом же никого не оказалось. Ни единого следа. Странно все же, что в чертогах стекла металл ржавел и обрастал зеленоватой наледью. Буро-зеленый – единственный цвет, встречающийся в противоположности монохромного контраста. Багровый и насыщенно алый не в счет. Они созданы лишь для подчеркивания уже существующей, истинно верной гармонии сочетаний. Было интересно возможно ли запустить лифт отсюда, с поверхности, без распоряжения со станции. Может быть, для этого требовались необходимые коды, которых, разумеется, у меня не было. Я обошел несколько раз вокруг цилиндра Иглы. Ничего, никаких кнопок, рычагов, голограмм и тому подобного. И лишь почти потеряв надежду, представив во всех оттенках невозможность покинуть бесцветный мир, я заметил едва различимую панель на внутренней стороне стены. Как смешно было понять, что кабина лифта здесь, ожидает возвращения чудом спасшихся учеников Стриктиос. Я дотронулся до панели управления, что из-за ногтей оказалось несколько сложно и неудобно, она активировалась и засветилась легким голубым оттенком, что-то щелкнуло, и двери с шелестом захлопнулись, запечатались. Послышался тихий свист, и началось долгое движение вверх. А я устало опустился на пол, обхватив колени руками. О, как же холодно было... Что меня ждало там, среди великих и ужасных, боящихся до паники изменчивости и нового? Казнь и смерть? Теперь я был на них не согласен. Я слишком многое видел, и больше совсем не хотелось жить, я мечтал только о том, чтобы расправить крылья и больше никогда не сомневаться. Я жаждал свободы. У меня не осталось ни капли терпения и смирения, больше не было необходимости слушаться и прогибаться под чужие заветы.
Я и не заметил от усталости и облегчения, как быстро пролетело время, а лифт уже прибыл на станцию, отправил оповещение и приветственно раскрыл двери.
Меня встречал отряд урихшей и несколько воинов си’иатов. Если технические творения равнодушно направляли на меня свое оружие, готовясь в любой миг расстрелять, то живые люди были мертвенно бледны и с испугом, ясно читающимся на их лицах, смотрели на меня. Мечи в их ладонях неопределенно замерли в нерешительности. Я же поднял руки, не сводя глаз с них, и ждал единственную, кто мог догадаться и понять. Конечно, как узнать в существе, пришедшем с одной из самых таинственных и опасных планет мира и обладающем волосами цвета черной жижи Орттуса, жалкого раба. Я скорее напоминал им монстров из россказней и слухов, но, все же, видя, что я не нападаю и по-человечески демонстрирую свою покорность, они проводили меня в тюремную камеру. Заперли, оставив одного. Даже активировали силовое поле ради своей безопасности. Мне же было все равно, я замерзал. Ожидание длилось долго и муторно. Не было слышно ни голосов, ни шагов, вообще ничего. Только мерно и раздражающе гудела одна из ламп под потолком. Сейчас, где-то в лабиринтах комнат и залов перешептывались си’иаты, гадая и не понимая, что происходит. С Орттуса никогда и никто не возвращался без леди сиитшет. Хотелось бы знать, сколько прошло времени с ее прибытия и вернулась ли она вообще. Если она постоянно водила своих приспешников вниз, то это вовсе не означало, что однажды не наступил бы такой день, когда и она сама не смогла бы выбраться из стеклянных тисков. Я, наверное, заснул на узком, твердом выступе в стене, заменяющем постель, потому не услышал приближение стражей. Только шум открывающейся двери разбудил меня, вырвав из сладкой темноты. Леди Стриктиос вошла одна, за ней мгновенно опустили барьер. Ее взгляд цепко устремился на меня, а губы сжались в узкую полоску. С первого ее шага, я понял, что она сторонится меня, как будто боится, она даже не отошла от стены, наоборот прижалась спиной к ней, но для вида скрестив руки на груди. Молчала, размеренно постукивая пальцами по своему плечу. Ее голос неожиданно хрипло нарушил тишину, вопрошая о том, кто я, а я не смог сдержать улыбки.
- Вы не узнали меня? – Она с удивлением уставилась мне в глаза, пригляделась. Но понимание не пришло, она боялась, не зная, как ей поступать. Желание убить, уничтожив проблему, все яснее горело в ней. – Не узнаете? Вы же сами повели меня с собой. Хотели избавиться?
Сиитшет отпрянула, опустив руки и выпрямившись. Нахмурилась, все также внимательно и строго изучая меня. И выдохнула, словно бы решая, что опасности нет. Или она такая, с которой можно справиться и в одиночку, не затрачивая драгоценные силы.
- Раб?.. – Стриктиос присела на стул напротив меня. Облизнула сухие губы, отвела глаза и хмыкнула. – Неожиданно, признаю. После прохождения четырех месяцев с Ортттуса еще никто не возвращался. Даже великие си’иаты, которым ни мои ученики, ни я не ровня. Как ты выжил, раб? Что с тобой было? Кто тебе помог? И не нужно говорить, что все сам. Я не поверю. Ты лишен дара, у тебя не было даже самого простого ножа. Как ты не умер от голода и жажды? – Она неопределенно махнула рукой в мою сторону. – И что с тобой произошло?