Страница 258 из 265
Первое, что я ощутил, поднявшись, был пронизывающий насквозь холод и режущий, как скальпель, шум капели, источника которого мне никак не удавалось обнаружить. Предо мной открылось большое пространство, окруженное монолитами, обелисками и колоннами, уходящими вверх и утопающими в черноте. Все одинаково темные, почти не отличимые от самой черноты, но покрытые надписями. Я не сразу понял, что те золотистые отблески, которые я видел ранее, исходили именно от рун и инкрустаций. Но полнились они тем, что золото наподобие чернот Орттуса проникало в углубления по специальным выемкам, а затем, наполняя пустоты, вытекало и скатывалось густыми, тяжелыми, застывающими на ветру каплями по поверхности, осыпаясь у подножия черными крошками и образуя небольшие барханы.
В центре кругового монолитного комплекса стоял постамент, который больше всего напоминал основу для саркофага, однако, тоскливо пустующий. На нем даже успел накопиться иней, но вокруг пространство казалось брошенным и потерянным, словно бы нетронутым от первого момента своего существования.
Тишина.
Я приблизился к странной каменной глыбе, стороны который были изысканно вырезаны и украшены черной вязью сплавов, пятнами в которых тонули все оттенки и цвета. Провел ладонью по холодящему пальцы материалу, смахивая иней, но не замечая ни одной надписи, что могли бы таиться под белым слоем. Ничего не происходило. Ждало.
Снова осмотревшись, я тяжело вздохнул, догадываясь, что именно мое решение будет началом следующей реальности. Но как же было тяжело опираться на призрачные и едва ли осязаемые предположения, которые я не мог не только осмыслить и разобраться в них, но даже прочувствовать полностью. Я все еще терялся в двойственности и сомнениях, обретая лишь моменты ясности. Никак не удавалось увидеть полную картину мира и свое место в нем, хотя, казалось бы, что пару мгновений назад я мог все. Я мог все! Я считал себя истоком, полагал, что я есть все. Но как я, человеческое подобие, мог им быть?
Немыслимо.
И все же…
Я обошел постамент по кругу и почти не удивился, обнаружив позади него одиноко покоящуюся на каменных ступенях корону. Черную, с острыми зубьями и едва различимыми узорами. Она казалась забытой, явившейся из непредставимой древности, но все равно моей.
Корона Многоликого Императора.
Но снова ложь.
Корона бога, что облек себя в образ властителя, чтобы сохранить один маленький и жестокий мир, умирающий от беспечных рук собственного творца. Корона бога, попытавшегося стать человеком, чтобы понять смертный мир, ибо Он так желал все уничтожить, увидев во всем воплощенном болезнь и отраву. Отсюда и яд, отсюда и боль, ибо Творец Всего в воплощенном теле оказался раной мироздания.
Как жаль, что для воплощения и познания необходимо было забыть себя. Человек не мог принять в себя всю сущность, только намек, только каплю крови, которой вполне хватило, чтобы убить Йатароасши, создать новый мир и разбудить в смертных душах тот порыв чувственности, показывающий при первых шагах жизни великое и недостижимое. Основу.
- Йатароасши отчасти был прав. – Прошептал я в Пустоту. – Ничто – это такое же имя тому, чему не смогли дать названия и боги. Они сами сомневались в существовании. Их эгоизм позволил им озарить себя званием и величием первоосновы, но, увы и ах, страх отнять не смог. Конечность способна только подражать, пусть это подражание и является чарующим действием и его итогом. Ничто – тоже имя, но я уже назвал себя. И пусть мой мир будет именоваться также, ибо несет он в себе основы меня и мое отражение. Я готов принять все, отказаться от сладости смертного существования и больше никогда не увидеть ласковости жизни и мира так, как прежде. Но мир… он еще должен быть. Пока Я так хочу.
Я осторожно поднял свою корону, стряхнул с нее налет и некоторое время подержал в руках, рассматривая, будто видел ее впервые. А затем привычным движением надел на голову, замирая под ее тяжестью. Лики в волосах зашипели и проявились, поползли в стороны, но только легкой мыслью я вернул их в состояние покоя. Они замолчали и смирились, лишь как некогда раньше бросили у моих ног белые маски с лицами, искаженными болью.
Заблудившийся в своих сетях Творец. Забавно. Смешно.
Тяжело.
Я выпрямился и гордо поднял голову, смотря на все из-под полуопущенных век и не обращая внимания на то, как другие черные призраки возложили на мои плечи императорскую парадную мантию алого цвета, застегнули у шеи брошь.
- Имя мне Инхаманум!
Лестница, ведущая сюда, обрушилась и осыпалась вниз осколками ступеней, оглашая тишину грохотом и шумом. Ровно за кругом монолитов, не прекращаясь, стали вспыхивать молнии, и звенеть гром. Я поднялся к постаменту, оставляя последние багровые капли прошлого на белых выступах, лег на жесткий камень, позволяя ликам расправить мои волосы. Теперь они черными плетями струились вниз, иногда искрясь и переливаясь алым.
На миг я снова крепко, до боли, зажмурился, а потом обнаружил, что вокруг меня возникли черные призраки. Они заполнили собой все пространство, нависли из туч черноты, облепили и выбрались из колонн и обелисков, выползли из толщ площади, вытянулись из постамента и вышли из волос. Но ни на одном из них не было масок, а все они оказались моими точными копиями. Они были мной. Воплощением какой-то моей части, отражения моего духа, моих чувств, желаний и мнений. Настроения. Все они были мною, также как и я был ими. Разницы практически не существовало. И именно это многоличие я успевал заметить при жизни в отражении зеркала, но сейчас оно больше не пугало и не казалось чем-то интересным.
Под устремленными на меня взглядами, в озарении губ, сомкнутых в полуулыбках, я понял все. Я все вспомнил и отверг человеческие, лживые годы, оставив их лишь как свод определенных ощущений и эмоций, позволяющих понять деяние сотворенных мною конечностей.
- Инхаманум. – Хором.
Все замерло и онемело. Звуки растянулись по всем временам, давая возможность тем, кто умеет видеть, разобрать в агонии жизни приближающийся конец, но время когда он должен наступить выбирал я сам. В порыве снисхождения и милости я позволил себе и своим ликам даровать мирозданию шанс доказать свою необходимость не для меня, но для себя самих. Страшная кара, ужасная участь, но Я никогда не говорил, что являюсь воплощением добродетели. Обо мне не знали. Меня считали невозможным, списывая заслугу и благо своего бытия на слабых творцов, божеств, что малоотличимы от своих творений.
Я растворялся в потоке, в самом себе, смиряясь с болью своего воплощения.
Полет или же падение? Все равно. Все едино. Все – Я. Чернота заструилась потоками вокруг, и миллиарды голосов, дрожа и перекрикивая друг друга, зашептали на всевозможных языках свои дикие, искажающие песнопения. Секунды или века, для меня это не имело значения. Все это – Я. Я вечен. Кроме меня никогда и ничего не было.
Бесчисленное множество вариантов будущего проявились передо мной. Все как один, все похожи, но различны, все – я. И все заканчивались однажды по взмаху моей руки. Было достаточно в любой момент того, что с трудом хотелось назвать мыслью, чтобы изменить один или все, а может быть, даже стереть любой, оставив быть другие.
Все уничтожить!
Потом!
И написать самому новое. Раз за разом, пока есть желание. В этом мое проклятие.
И так будет.
Ди’ираиш – основа, что неизбежна. И она идет от меня вопреки желаниям конечностей.
И ничего более! Да будет так! Я желаю!
Но я знаю, что никогда во всей вечности не забуду сияние Отешра.
Монолиты раскололись и осыпались в черноту, утягивая за собой все окружение, смешивая его с песком и ликами, раздавливая и перерождая в одну бушующую стихию, в Меня.
Инхаманум. Я улыбнулся, воплощенный человеческим телом, раздвоился на армию ликов, а следом обратился таким же черным пеплом. Материальность – одна из моих игрушек.
Как странно, что эта игра оказалось болезненной для меня.