Страница 255 из 265
Корона Императора легла на меня прежде, чем я стал обладать поистине своим оружием».
Безмолвие. И только белая маска на лике, что затаился около меня.
«Золотые искры угасающего костра – это все, что осталось от древнего города, что бесславно пал по воле молодого Императора, приказавшего уничтожить всех, кто был причастен к измене. Всех, кто пожелал возвращения Аросы.
Я слышал крики, они так медленно угасали и затихали, растворяясь в общем гремящем шуме войны. Я видел смерть, я был и есть ее причина. Не сожалел.
Кто-то окликнул. Совсем близко раздался мощный взрыв, меня осыпало пылью, а потом настиг сухой жар. С отвращением я смазал грязь с лица.
А потом тишина.
Чернота и пустота.
Не осталось и этой горящей планеты. Ничего не осталось. Даже пыли. Даже шума. Только я и чернота.
Я этого хотел».
Боль!
И-и-и-и…
«Конечность.
Подражание.
Чувства?
Я их не способен понять, но для решения необходимо узнать и разобраться, все прочувствовать самому…
От кого они пошли? Кто их породил.
Я знаю, но не хочу принимать. Я не верю, что нет отличий. Я не верю».
Через неистовую боль я упрямо втянул в себя жгучий воздух.
Каждую клетку тела будто пронзили маленькие, острые спицы, исчезли и снова пронзили. Раскаленный металл растекся по венам, но те оказались порваны, и он вылился в плоть, сжигая ее и обращая пеплом.
Больно.
Тьма.
Мрак.
Чернота.
Почему-то на один краткий и неверный миг мне показалось, что все вокруг – это междомирье. Наверное, очень хотелось быть где-то, отталкиваться от чего-то и на что-то полагаться, но нет. Нет. Как может быть оно, если нет мира? Если нет вообще ничего? Я уничтожил. Я стер. Дав возможность быть, ее и отнял.
Жестоко.
Страшно.
Сам.
Я чувствовал, как дрожало вокруг немыслимое, нереальное пространство, прогибаясь под меня, раскалываясь на всполохи искр и молний. Они кружили, извивались под несуществующую песнь, сливаясь в колоссальный, непредставимый водоворот, что отчаянно, голодно скалясь зеркальными клыками, затягивал меня в свое бездонное нутро. Росчерки яркого света все отчетливее сплетались в потоки нечто, чему я никак не мог дать имени. Они низко парили, не поддаваясь чудовищной силе, что уносила меня в пучину тьмы. Словно тысячи маленьких разрядов электричества вспороли мою кожу, обожгли и вкололи новые иглы. И я впервые настолько ясно и оглушительно до безумия и агонии желания собственного конца ощутил присутствие необъятного, многоликого разума, окружающего и пронизывающего не только меня, но и все. И это все – не миры, не планеты и не живые существа, а константы основы. Это больше, чем пространство, это больше, чем время, это больше чем бытие и небытие. Это… за гранью разума. Это за гранью того мира, что достался не людям, но их богам.
Безмолвный и не имеющий равных себе. Не имеющий ничего, кроме себя.
Чернота ожила.
Не ликами, не духами, что извлекались из ее силуэта.
Она дрогнула сама и на одно ничтожно малое мгновение приобрела облик исполинского многорукого существа, который тут же рассыпался миллиардами тел, а когти бесчисленного множества их рук скользили по мне. Оно многогранностью и вечностью нависло надо мной, заглянуло черными безднами в глаза, вызывая отвратительное и болезненное чувство смены себя, своей личности, повторяющуюся каждую секунду. И двойственность стала мною, моей чертой, режущей веки.
Нечто вывернуло мне руки и завело их за спину, вынуждая остро ощетиниться вколотые в меня осколки зеркал. Я дернулся и забился в смертельной хватке, закричал, захрипел, но голос обреченно превратился в визг. Ужас обступил со всех сторон, отсекая не возможность, но само желание на освобождение, на избавление от мук черноты. Я понимал, что мне не сбежать.
Я был отдан для казни. Я был сломлен.
Я…
Инхаманум, тот, кто посчитал себя избранным.
Инхаманум…
Двойственность и многоличие.
Двойственность и многоличие.
Двойственность и многоличие!
И-и-и-и-и-и…
- Имя мне – Инхаманум. Имя мне – Инхаманум. Имя мне – Инхаманум.
Как заклинание, как молитву я шептал собственное имя, осознавая, что кроме него у меня не осталось абсолютно ничего. Только звучание одного слова, только эмоции, что им пробуждались. Эмоции, которых не должно было быть, которых не было, когда я жил, но теперь… Они обрушились на меня одновременно, захлестнули и свели с ума, заставляя рыдать от накала и смеха над самим собой. Я не мог контролировать их поток также как и то, что не мог вычленить из них хотя бы что-то отдельное и подходящее для понимания.
Я сорвался.
А пространство звенело раскатистым, победоносным смехом, что почему-то был так невыносимо похож на мой. Я все понимал без слов, не разумом, не душой, но на грани ощущений. И это убивало, отсекало меня от мира, который я привык считать своим. Решил, что он стал для меня домом.
Раскаты молний накаляли окружение до невыносимого жара, от него высыхала и трескалась кожа, покрываясь коростами и язвами. Но боли я не чувствовал, ибо и все иные эмоции оказались ею, потому не было смысла делать разграничение между ними. Властно и беспощадно непобедимая сила стеклянными клинками устремила мое беспомощное тело в грани черноты, вжимая в темную, крошащуюся ядовитыми занозами мглу.
Я же смеялся, беззвучно крича свое имя.
Нечто…
Меня поставили на колени, едва не раздробив суставы, но проткнув насквозь лезвиями зеркал ступни. Затем вынудили отклониться назад, при этом разрушая кости рук, разрывая мышцы и хватая за горло, потянули за волосы. Заглянули невидимым взором в распахнутые от агонии боли глаза и запрокинули мою голову.
Я расслышал треск плоти и костей, который звучал все громче и отчетливее. Кожа лопалась от изуверской пытки, обнажая окрашенное кровью мясо. Ловким движением черной кисти лика неопределенный, немыслимый разум схватил меня за подбородок, вынуждая открыть рот. Другие лики острыми, как ножи пальцами, прокололи мои глаза, а после выдернули их, оставляя меня выть от мучений. Но моего отчаянного крика и ждали, чтобы следом вырвать челюсть, раздробить оставшимися частично целыми кости, превращая меня в жуткое, мерзкое ничто, смешивая с пеплом, с сажей черноты.
Я чувствовал лишь Его присутствие – Великое Нечто или Ничто… Разницы нет, она не существует в отношении смертных и их создателей. Исток один.
Первородное в своем могуществе и безжалостное в своей власти.
Неопределенное, вечное и бесконечное.
Непознаваемое.
Черные, острые, как бритва, лески волос пересекались меж собой, становясь вязкими и склизкими. Иногда они вспыхивали теплом, иногда холодом, но всегда не таким, какой я знал и помнил. Всегда… Вечно.
Я понимал, что происходило, не подбирая слов.
Бился в живых оковах, но все попытки вырваться оказывались жалкими и бессмысленными.
Заигрался, поверил в свою непобедимость и пал.
Я так и остался маленьким рабом, что не смог разглядеть злого, высшего умысла в своем неожиданном и разрушительном даре.
Меня поймали до безумия легко, смеясь над детской, человеческой наивностью и глупостью, а после я даже не смог кричать.
Гибкие черные плети замирали над мои лицом, танцевали в насмешливом хороводе, сплетались в дикий узор, что вибрировал всеми возможностями быть и не быть. Меня окружали потоки времени, которые оказались совсем не привлекательными и не таинственными. Всего лишь инструментом и материалом. А цвета угасали, становясь единым черным, привычным черным. Я не видел, но знал это.
И тогда вязкая жижа приобрела некое человеческое очертание. Оно стало гладить меня по расцарапанной, изувеченной щеке ядовитыми, ледяными пальцами, будто сочувствовало и потому утешало. Замирало на мгновение и мучительно медленно, впитывала мою боль, отнимало ее, вырывая вместе что-то еще. Что-то очень необходимое и нужное.
Но милость длилась до смешного малый отрезок времени, который для меня показался бесконечным от нескончаемой боли и не наступления смерти.