Страница 248 из 265
И снова я остался один, уже даже приготовился ожидать чего-либо, как новые лики возникли по левую руку от меня. Они держали перед собой забрызганные золотом маски и жестами звали к себе. Стоило мне приблизиться, как один из них опустился на колени около края и провел по черноте пальцами. Другой же мгновенно туда наступил, оказавшись в воде по щиколотку, затем сделал еще шаг, погрузившись глубже, и слился с ней. Тот лик, что нарушал покой черноты, склонившись к ней, неожиданно выронил маску, что стоило ему существования. Он обрушился градом капель на пол. Другие же добровольно откинули свои и также расплылись темными разводами. Лишь выброшенные белые личины глухо раскатились по сторонам.
Я со смирением и желанием избавиться от всего и вся опустился в воду в том месте, где мне указали. Там действительно была лестница – аккуратные ступени ловко уводили вниз. Но лишь я погрузился в черную жижу по колено, как сама чернота окрасилась сетью ломаных трещин. Эти неверные полосы рассекли собой целостность, обозначив ее золотистыми линиями. Послышался громкий, стеклянный треск, и осколки различных размеров и форм всплыли в воздух.
Теперь я мог отчетливо различить, что лестница выступала короткими, но вполне приемлемыми для движения по ним, выступами из стены, что уводили до самого дна водоема. Оказалось, что пруд тянулся не настолько глубоко, как я думал, всего в пару сотен метров, но и этого было достаточно, чтобы поразить воображение. По стенам шли давно созданные фрески, которые совсем утратили яркость и цветность, а во многих местах лучились черными царапинами, нанесенными кем-то будто в порывах ярости и отчаяния. То, что именно показывали изображения, мне разобрать не удалось, но общее впечатление создавалось мрачным и напряженным. Эта пестрота давила и угнетала, словно вырывала из привычного состояния страха и желания выжить. Это что-то не несло в себе отпечатка человеческой руки и больше всего напоминало момент изменения окружающего мира, когда я прибегал к могуществу черноты и переходил из одного места в другое лишь по желанию.
Спуск занял, наверное, много времени, но я совершенно не почувствовал и не испытал его тяжесть на себе. Может быть, он был последним в моей жизни моментом какого-либо отдыха, последней секундой состояния ожидания. Я его принял почти с радостью, пусть и омраченной страхом. Это было искренне.
Пол оказался глянцево-черным. Отдаленно он тоже напоминал зеркало, если бы не одна деталь, что скрадывала собой это сходство.
Стены разлома вовсе не были ровными, и если та, что находилась ближе всего к месту моего падения, была прямой и почти гладкой, то противоположная в самом низу имела огромную ступень, занимающую почти все пространство дна, оставляя лишь узкую, относительно всего, полосу, близ лестницы.
Эта ступень возвышалась на четыре метра от пола и была полностью покрыта огромным, до ряби в глазах четким зеркалом. И только по краям имела тускло-золотую вязь узора из надломов и сколов, слабо искрящихся в сумраке.
Я приблизился к огромному зеркалу, присматриваясь к своему отражению, которое почему-то оставалось неясным, мутным и смытым, как пятна краски, залитые водой. С опаской дотронулся до ледяной глади, отчего моя ладонь тут же покрылась инеем, и мне пришлось ее отдернуть. Но по отражающей поверхности прошлись круги волн, окончательно смывая мой силуэт, а затем и все остальное.
Черный провал.
Он медленно стал изгибаться и вытягиваться нитями и иглами, спицами и пальцами. Все сильнее и больше, заполняя каждый ровный участок, но за всей этой вибрацией я смог заметить, как мне думалось, оставшуюся на поверхности, армию ликов. Все они были в масках, но те крошились на них, ссыпались мелкими кусочками, и отнюдь не усеивали пространство внизу. Они врезались в толщу стекла, в хрупкий барьер и заставляли искажаться, рушиться его. Но тот упрямо и изо всех сил сопротивлялся, эластично выдавливался и гнулся, словно пытаясь отвечать моему желанию и неприятию происходящего.
Это я отталкивал наступление жуткой минуты. И стоило это понять, как по диагонали, от угла до угла прокатилась кровью полоса, и грань лопнула.
Я не успел даже закрыться рукой.
Комментарий к Глава 4. Ди.ираиш. Часть 9. Все долго ждали ответ на вопрос: “Кто же такой Инхаманум?”.
В следующей части он будет дан.
====== Глава 4. Ди.ираиш. Часть 10. ЗАБЫТЬЕ. ======
Комментарий к Глава 4. Ди.ираиш. Часть 10. ЗАБЫТЬЕ. Я обещала добавить трек, под который будет легче читать эту часть книги. Но подумав, решила, что нужно добавить еще некоторые подходящие.
1) Final Fantasy VII – Off The Edge Of Despair;
2) Audiomachine – Cybernated (Orchestral);
3) Sub Pub Music – Falling Stars.
ЗАБЫТЬЕ.
……………………………………………………………………………………………………………………………………Чернота.
Чернота!
Эта не та сила, которая помогла достигнуть мне трона и всего, что я имел. Это просто темнота. Та самая, первородная и исконная, о которой не осталось памяти и преданий ни у одного существа. Лишь только страх перед ночью, списываемый на эпохи первобытного существования, когда огонь отпугивал врагов и хищников, но те таились за чертой света. Но нет… Напоминал нечто, что гораздо страшнее.
Чернота…
Ей не было конца и края, она была… и все. И кроме ее не было ничего.
Чернота.
Пелена.
Все очерчено тьмой. Тьма, тьма, тьма. Нет ничего, и ничего, абсолютно ничего не было. Никогда не было. Ни единой секунды, ни единого мига. Ничего. Ни времени, ни потока, ни течения. Им негде быть, ибо все неделимо. Но ничего нет.
Ничего.
Чернота.
Я не осознавал себя. Я не чувствовал своего тела. Его, наверное, тоже не было, иначе, как могло быть что-то в Ничто.
Что я?
Что я такое? Я не существую... не существовал?.. А в чем разница? Два похожих слова, но они значили что-то различное. Но как может быть разность в том, чего нет. Оно же похоже, оно же одно. Оно есть, а может, нет. Что значит это «нет»? И что значит «да»?
Чернота-а…
Чернота!
Небытие.
Меня нет, как и нет моего голоса. Или не было. Существовало ли… но что значит «быть»? Были ли мои мысли?
Нет.
Не-ет…
Ничего нет.
Я разорван. Я испепелен. Я уничтожен.
Когда же наступил конец? Кем я был? Был ли?
А конец…
Что это?
Конец… Что-то прекратилось. Перестало быть. Но как оно могло быть, если нет ничего? И не было. Но я думаю. Я думаю об этом. Дает ли мне это повод и возможность применить на себя, кем бы я не являлся, это «быть»?
Являлся…
Значит, уже есть или был. Я есть. Существую.
Я был и есть. И буду всегда.
Я есть.
Я – это быть.
Быть сейчас. А прежде? Раньше? Хотя бы одну фразу раньше? Это же уже не сейчас? Это было…
Было раньше – это значит «до сейчас».
Я был и есть, и буду дальше.
Я вечен.
Я.
Движение…
Дви-же-ние-е…
Было, есть и будет.
Хотя бы мои мысли.
Я думал о том, что ничего нет раньше. Нет, давно. А сейчас я уже знаю, что… что.
Что есть я. Был и есть. И буду.
Но я…
Что я?
Чернота.
Если меня в ней нет, это значит, что я – это чернота.
Я чернота.
Я вечен. Я бесконечен. Я это понял, а еще понял, что хочу понимать дальше. Я всесилен.
Я!
Дальше…
Как может быть дальше в бесконечности? Но я – она, значит, кроме меня никого нет.
Только я.
Я здесь. Я всюду. Я был… и буду.
Я!
Я бесконечен…
Но если течение, само время, которое является отрывками мыслей, делится ими на части и сменяет одна другую от себе подобной, постепенно уходит в то, что было, приближая то, что будет, но остается на том, что есть, движется…
Это части.
Но я не часть. Я все и вся. А если сделать часть себя? Это уже не я… почти не я.
Часть.
Но я бесконечен…
Нужна конечность…
Тогда будет часть.
Это часть появится в одном отрезке времени, чтобы в нем и быть, чтобы быть отдельной от меня, но быть мною, когда-то. И чтобы потом перестать быть. Тогда можно будет сделать другую конечность, чтобы та тоже была, чтобы потом перестала.