ИНХАМАНУМ. Книга Черная

- Ты.

- Я. – Подтвердил и даже слегка усмехнулся я, приближаясь. – Ты знала, что я приду. По крайней мере, предполагала это. Не могла… Нет, не мог не догадываться, что этот момент когда-нибудь настанет. Или будешь отрицать?

– Да. Я предполагал или предполагала, не важно. Но ты еще не можешь соперничать. Ты… странный. Ты не понимаешь. – Она сцепила руки перед собой. – Что-то не так. Ты ведешь себя как человек обычно, но временами… Ты исполняешь чужую волю. Ты простая марионетка, которая не имеет права думать и решать. Безвольная кукла, даже просто болванка, что следует строгой цели, не выходя за рамки дозволенного. Разве что позволяешь себе излишне много думать и брать на себя. Но кто знает, возможно, что так ты устроен. Своеобразное подражание существованию твоей воли. Какая жалость, что ее на самом деле нет.

- Возможно, даже более того, ты права. Но это наша война, не их. – Я кивнул в сторону жмущихся к стенам жалких лачуг зрителей. Их лица выражали недоумение, глаза детей искрились слезами, но никто не бежал прочь. Наблюдали, ожидая решения. – Не нужно впутывать смертных, это глупо. Особенно в отношении тебя.

- Аросы такие же люди. Мы тоже хотим жить, хотя бы немного, пусть также как и они. Хотим быть. Это не много. Это истина. Ибо мир этот принадлежит нам. Мы его цари. Мы даем ему нить развития и дальнейшего бытия, но мерзкие, эгоцентричные и озлобленные сиитшеты исковеркали нашу истину. Вы опорочили, очернили наше знамя! Оскорбленные дети. Неразумные, пустые. Утратившие способность зваться людьми!

- Ты уже не человек. Ты сам пожрал свою носительницу, чтобы вернуться. – Я не знал, откуда брались мои слова, которые срывались с губ без малейшей заминки. Казалось, что двигаюсь, говорю и думаю вовсе не я, а кто-то другой, но не отличимый от меня. – У тебя не осталось сил, чтобы поддержать хотя бы свое воплощенное тело. Как это низко и смешно. Ты поглотил последнюю душу своего приспешника, чтобы проявиться здесь и сейчас. Последний сосуд разбился из-за твоего выбора, но ты продолжаешь все оправдывать своей недостижимостью. Думаешь, ты велик? Думаешь, ты несешь в ладонях правду? Ложь! Ложь и фальшь в каждом твоем слове и действии!

- Может быть, я взял пример с тебя. – Игривым и томным голоском пропела «Кхевва», делая пару шагов ко мне. При этом на ее губах возникла тонкая пленка мерцающего, будто жемчужного цвета, налета. Существо его быстро слизнуло и изогнуло уголки губ в коварной ухмылке. – Может быть, я всего лишь учусь. Такой маленький хитрый шаг совсем не позорный в отношении моей цели. Я хочу дать жизнь, вернуть ее из цепких лап того, кто когда-то меня убил. Я забираю то, что по праву принадлежит мне.

- Ложь! Ты всего лишь боишься забытья. Ты не можешь принять свою гибель. Воспользовался моей слабостью, чтобы воскреснуть и попытаться свергнуть, но опоздал. Вселенная уже не ощущает тебя. Ты и сам видишь, что ни одно твое слово не возымело эффекта. Они стали глухи и наивны. Они не трогают души… даже их. У тебя нет сил! У тебя нет права!

- Не пра-авда. – Фраза прозвучало звучно и длинно. – Я жив, а значит, право имею на силу. Я верну Аросы. Я буду. И будет мой мир, где не останется места твоим чернотам! О тебе забудут! Ты вернешься в свое безвременье! Ты потеряешь себя! Исчезнешь!

- Нет. Довольно тешить себя своими же грезами! Тебе больше нет места в воплощении! Тебе нет линии в бесконечном стечении событий и эпох. Тебя нет!

- Я дарую свет! И не позволю тебе повторить твое деяние! Я уничтожу тебя и все твои следы, что уже успели исказить мой мир! Тебе не хватит сил! У тебя недостаточно умений! Ты простой человек, оскверненный и пронзенный черной отравой! Не тебе решать!

- Уже не сможешь. – Отрезал я, не испытывая ненависти, но понимая, что ловлю в себе нечто, так похожее на сострадание. Оно возникло легко и быстро исчезло, сменившись почти привычным ощущением мелочности и бесполезности всего, что окружало меня. Тот, кто стоял предо мной являлся такой же ничтожностью, как любая другая вещь. Он выродился в неудачный мазок краски на огромном холсте, почти незаметный, но все же меняющий настроение и смысл всего полотна.

- Смогу. Ты же не помнишь. Ты очень слаб. – Ро’оас остановилась около меня и заглянула снизу вверх в мои глаза своими бездонными провалами ядовитого света. – Ты ничего не понимаешь, но каким-то образом ухитряешься разгадывать тайны. Может быть, и правда всего лишь маленький, милый и теплый вестник? М? Пожалуйста. Большего не нужно. Признай, и я очищу тебя. Я покажу тебе иное сияние. Ты забудешь про Отешра. Ты успокоишься.

Рука девушки потянулась к моему лицу с однозначным намерением погладить по щеке, но я перехватил ее ладонь и оттолкнул, по прежнему не испытывая и малой капли злости. Лишь неприязнь и разочарование, причину которых я никак не мог понять, а задумываться серьезнее о них не решался, боясь отрезать от себя тонкую нить черноты, что руководила мной в тот момент. Странное это было ощущение. Я не мог поверить самому себе, но четко осознавал отсутствие ярости и гнева по отношению к Кхевве. Я желал ее уничтожить, удавить все ее старания по изменению мира, но вопреки всему этому продолжал относиться как к пустоте. И даже не так, она оказалась для меня такой же глиной, как все. Ее можно было смять, чтобы после выковать на черном, отравленном огне нечто новое, нужное и подходящее моему замыслу.

- Нет.

- Жаль. Ты силен, силен настолько, что способен был жить без мира. – Задумчиво протянул некто женским голосом, и в этой фразе проявилась даже глубокая и тревожная тоска. – Я не думал, что такое возможно. Мы же отдаем все силы на это, все силы, до последней капли и крохи. И это связывает, надевает оковы. Если гибнет мир, то пропадаем и мы. Еще никто не оставался быть. И вот ты… Вместе мы бы смогли создать великое. Небывалое!

- Нет. – Снова грозно и сухо ответил я. – Нет, Йатароасши. Такого не будет. Ты должен умереть. Так я решил и не изменю своего решения. Ни одно слово твое не повлияет на мой выбор.

Кхевва нахмурилась и недоверчиво взглянула на меня, а затем отступила на шаг, скрещивая на груди руки, будто этим движением могла заслониться от всего происходящего. Свет в ее глазах усилился, а волосы всколыхнулись от потоков несуществующего ветра.

- Мое имя. Ты… ты не мог его найти. Я не называл…не называла его ни одному смертному. Никогда! Откуда?!

- Я вспомнил, как оно звучало в черноте.

- Ох… – Тяжело вздохнула девушка, опуская руки и хмурясь. Казалось, что еще немного и она разрыдается, но вместо этого она звонко и надрывно рассмеялась. – Как жаль, как грустно и тоскливо. Как обреченно! Мы и, правда, уже стоим не на уровне их.

- Люди здесь не причем. Они виноваты. Им грозит казнь. Мироздание нуждается в очищении, но не сейчас. И я также буду думать об этом позже, намного позже, чтобы успеть утратить то, что дало мне тело. Я полагал, что эмоции облегчат мой выбор и понимание, но… Они не нужны. Они мешают. И это моя ошибка. И я все более склоняюсь к уничтожению. Ты это называла безумием, хотя и знала истоки. Но сейчас есть ты.

- Истоки? – Аросы недоуменно вскинула бровь. – О чем ты? Кажется, уже я ничего не понимаю. А может быть, местные мифы так исказили твое видение? Ты устал и тебе все надоело. Ты хочешь простого освобождения. Может быть, я даже понимаю тебя, может быть! Заключить себя в смертные рамки… я и не думал, что это настолько тяжело. Отвлекает все, даже дыхание, но ты зачем-то пошел на это. Ах, да… совсем не помнишь. Тогда тем более, как я могу доверить тебе целый мир? Ты даже не человек!

- Я его не прошу. Я его отнимаю, убивая тебя и все, что ты успел сотворить.

- Но я еще жив, а значит, жив мой мир. Я буду биться, ибо он принадлежит мне по праву. И мне обязан принадлежать впредь, чтобы исполнять и создавать желанное мною. Ты лишний, но я жив. Я жив! И никто не посмеет изменить это! Не позволю!

- Ненадолго. – Предрек я.

- А ты? – С прищуром спросила девушка.

Я не ответил, только хмыкнул и с яростью взглянул в светлые провалы глаз Йатароасши, которая, казалась, едва сдерживалась и не показывала свое подлинное лицо. Но ее тело независимо от желания и воли начинало светиться все отчетливее. Светлые волосы ловили невидимые потоки нереального ветра и вились вокруг лица, иногда даже поднимались вертикально вверх. Постепенно это влияние перешло и на объемные одежды, что большими, но легкими лепестками тканей заструились вокруг.