Страница 237 из 265
- Нет. Сейчас ты не нужен. Жди.
Мой голос прозвучал чужим тоном, новое же существо снова наклонило голову вбок, а я же взял прядь своих волос и протянул ему, не понимая, зачем это делаю, но зная, что так необходимо. Лик мгновенно упал на колени предо мной, разрезая когтями маску вертикально по центру. Схватился за волосы, покрываясь мелкой дрожью, будто вода от неверного ветра, и растаял черной жижей, что впиталась подобно воде Орттуса в меня.
Изменений я не почувствовал никаких, словно ничего и не произошло, не являлось ко мне создание из черноты и воплощенное ею. Ничего не было, только исчез, бесследно испарился мой подопытный, да пестрели на полу черные дыры неведомой бездны, искрясь неверными, будто обгрызенное стекло, краями. В некоторых местах кровь все же не обратилась отравой, а осталась собой, выделяясь горьким, немного кисловатым джемом на полу. Из-за толстых стен доносился вопль сирены и какой-то шум, но из-за своего странного состояния, транса, я знал, что опасности сейчас нет. Она только зрела на границе ближнего сектора, но уже собиралась убегать оттуда прочь. Пряталась, накапливая силы для получения хотя бы малейшего шанса, что мог бы одарить возможностью выжить. Браслет для связи на моей руке также издавал пронзительную трель, которая абсолютно не беспокоила.
Материальный мир вдруг оказался для меня самой непривлекательной пустышкой. Он вмиг потерял свою цену, лишившись бесполезных благ и никчемных проблем. В ту секунду я совсем не понимал, зачем трачу на него свое внимание. Он этого не заслуживал. Забавная история, раньше из-за него я так сильно переживал, а причин для этого чувства не нашлось. Я сам придумал себе все и по своему же желанию страдал. Как глупо. Сомневался, а нужно было давно избавиться, но…
На свету ярко вспыхнули острые края моих ногтей, отдаленно напоминая блеск звезд на ночном небе. Оно красивое. Я знал это. Помнил вечность любования им…
Я оправил свой длинный плащ, отведя его тяжелые полы назад, за себя, после чего опустился около одного из провалов, осматривая пристальным и немного злобным взглядом. Провел по границе кончиками пальцев, ощущая, насколько холодят плоть острые сколы. Ни один человек не перенес бы такого касания. Он мгновенно бы погиб только от самого намерения сделать такое бездумное движение.
И снова я испытал болезненное ощущение, что где-то уже это видел, потому и не возникло у меня удивления и непреодолимого любопытства. Такое действие представлялось ничем не интереснее момента, когда утрами, просыпаясь и поднимаясь из уютной постели, открываешь окна, распахивая плотные занавеси. Так было. Это случалось. Я видел, но просто забыл.
Аккуратно я опустил ладонь глубже в черную, пенящуюся бездну, ловя себя на том, что потоки холода слабо напоминают течение воды в буйной, горной реке. Жаль, что возникающий на коже иней мешал и портил это ощущение своей навязчивой колкостью.
Чернота не поглотила меня, не утянула в свои глубины и никак не изменилась, но словно стала податливой, гибкой, липкой, как глина, но оставалась эфемерной, почти призрачной. И тогда я резко повернул ладонь, наблюдая с больной усмешкой за тем, как окружающее меня пространство раздвоилось.
Две цветные копии возникли и проявились одновременно, и при движении руки они перемещались сами, оставляя определенный, но до какой-то степени невнятный след. Этот след напоминал вытягивающийся и сливающийся друг с другом спектр цветов, который изредка дергался и трансформировался в нечто, похожее на картинки калейдоскопа, цвета которого были яркими настолько, что для меня уже обращались черными. Возможно, что они просто вырождались, возвращаясь к своему исконному состоянию. Линии цветов и их оттенков постепенно рвались, проявляя меж собой выпускающую искры черноту. А от провалов резко поползли глубокие трещины, разрывающие и раскалывающие материю. Мелкие предметы взмыли вверх, расщепляясь и переставая быть, напоследок оставляя лишь черно-белые пучки пыли, что после оседали, чернея, превращаясь в пепел. Крупные держались дольше, но все равно приходили к такому же итогу.
Ухватив один из протекающих между пальцев потоков, я резко поднялся на ноги, выпрямляясь и едва удерживая равновесие на обрушающихся комьях моего корабля. Сквозь черноту пробивался свет далеких звезд, что выглядел неживым, показанным через затемненное, неровное стекло. Оно немного искажало, но и этого было достаточно, чтобы усомниться в жизненных способностях светящихся точек. Они стали видеться лживыми, только блестящими игрушками. Пыльными и очень старыми. И в местах, где этого света было больше, из помещения белеющими струями вытягивался воздух.
Задавать вопросы и искать на них ответы больше не было смысла. Почему-то я понял и осознал, что все сходится на мне, и вся загадка, самая страшная и великая тайна сокрыта внутри меня. Не разум, но душа должна была открыть предо мной все недоступное, пусть и жестоко убив.
- Я – Инхаманум.
Совсем тихо прошептал я, а затем сделал шаг в зияющий, осыпающийся под ногами провал, но не упал, не сорвался в пустоту и не взлетел, а обернулся и вышел с другой стороны, будто само пространство извернулось подо мной, выпуская в нечто, что связывало собой все, являясь одновременно всем. Первые секунды я все еще видел множащуюся вокруг лабораторную комнату, но уже без спектров, а в неверных тенях, где все оттенки казались серыми или с лиловыми вкраплениями. Снова набросился ужасный холод, затем почему-то донесся запах дождя на побережье океана.
А следом низвергнулся ярчайший белый свет.
На какой-то миг мне показалось, что то была вспышка от взрыва звезд, и я едва не выпустил из рук пульсирующего потока черноты. Но каким же удивлением окрасилось понимание того, что белое зарево оказалось чистым, мягким снегом.
Он покрыл собой все толстым и пушистым слоем, яркость которого больно резала из-за непривычки глаза, и потому приходилось сильно щуриться, чтобы видеть что-нибудь вокруг. К соленому примешивалось что-то непривычное, почти стерильное и едкое, но и оно дополнялось далекими нотами – вкраплениями курительных благовоний, что используют жрецы. Белые хлопья все продолжали валиться с небес, укрывая под своими полотнами мир столицы моей великой Империи. Свежий воздух был же естественен, ибо каким-то чудом я оказался на одном из открытых балконов моего дворца, а точнее на том, что примыкал к моим покоям, в которых томились пленниками сотни и сотни зеркал. Без меня среди них никто не зажигал свеч, оставляя их утопать в непроглядной, удушающей темноте, но среди них оказываться мне совсем не хотелось. Я не желал вспоминать жуткое сочетание цветов, что ознаменовали годы моих поисков, стремительно подходящих к концу, а, может быть, лишь к новому повороту. Жажда продлить момент продолжения отсчета секунд перед последним отрезком была непереносимой.
Я сделал пару шагов к краю балкона, испытывая легкое наслаждение от того, что мои ноги проваливались в снегу. Другие падающие белые клочья уже успели облепить плечи и волосы, но и еще выявили то, насколько сильно у меня испачканы руки в крови. Она застывшими и потемневшими, ставшими бурыми разводами стягивала белую кожу моих ладоней, но отвращения не вызывала. Контраст же светлого и темного читался всюду. Он отравлял и показывал вездесущую разность, но одновременно и схожесть. Как маска.
Сделав глубокий вдох, я прикрыл глаза, не думая ни о чем, лишь концентрируясь на ощущении размеренного биения моего сердца.
И в этот момент раздался взрыв.
Взрыв!
Справа на горизонте все небо заволокло тучами и дымом, моментально меняя белый на черный с россыпями горячих искр. Но они скоро погасли, не осталось и напоминания, только свежесть вдруг насытилась густым, зловонным запахом плесени и гнили. Раздались сирены, и всюду разлилась паническая суета. Смутно доносились крики. Истошные и дикие, знакомые всем живым с самых первых дней существования.
Удерживая поток черноты, другой рукой я активировал связь и велел эвакуироваться с Инеатума, не испытывая и легкого сожаления из-за происходящего. Умирающая столица собственного мира оказалась для меня совсем бесполезной и ненужной. Ее материальность доказала собственную пустоту и бессмысленность, а цена проявилась подлинной, ничем не отличимой от любой другой планеты или целого сектора.