Страница 216 из 265
Нет, ее кровь была моей кровью, она сияла в моих глазах, покрывала кожу порчей и вырисовывалась ликами в полосах волос. Но она смеялась! Надрывно и истерично. Смеялась надо мной, как над беспомощным и глупым ребенком, который не смог постоять за себя и защититься от нее, от простых влияний и безжалостной игры. А я призывал ее, не умолкая. Я звал ее, молил о помощи и поддержке, но в ответ получал бездействие и равнодушие когтистых ликов.
Ловушка сомкнулась, и все это было лишь жестокой платой. Моей ценой за свободу и корону, которая, возможно, и не должна была принадлежать мне. Сиитшеты не по прихоти самолюбия и эгоизма рвались на Орттус, отдавая свои жизни бесчисленными гроздьями. Они искали дар! Тот самый дар, который по какому-то безумному стечению обстоятельств обрушился на меня. Они жаждали его, грезили о нем, полагая, что он станет главной причиной и стимулом подчинения всего мира. Они думали, что в таком случае темный, великий орден си’иатов станет непобедимым и вечным. Самым всевластным и всесильным. Наивные люди. А может быть, и нет. Кто знает, могло оказаться так, что и Сенэксу была открыта запретная тайна о том, как контролировать этот убийственный дар. Наверное, он знал и то, как им пользоваться без ущерба для себя. Знал…
Но нет. Эти мысли были такой же ложью. Самообманом и самобичеванием. А я лишь искал способ и шанс приписать себя, намертво привязать к воплощенному миру, к которому я так привык. Мне понравилось жить в нем, в какой-то мере даже устраивали все законы, но я снова был вынужден шагать за грань. За страшную, непредставимую, существующую вне времени и пространства Грань, уготованную почему-то именно для меня.
Все так смешно. Смертельная ирония. Раб стал Императором, потеряв себя.
Провал лестницы, что уводила треугольной спиралью вниз, зиял бездонной пропастью, а рядом с ним стояли мрачные и тихие жрецы. Они бдительно наблюдали за тем, чтобы с проема не снимали защитное поле, слегка переливающееся в свете скудных фонарей. Но ни у кого не возникало и мысли совершить такой необдуманный и опасный поступок. Все на Сакраосе боялись спускаться в подземелья, на нижние ярусы. Весть об их отраве быстро разнеслась среди послушников, но все они хотели жить.
Отрава…
Глупые дети. Они еще не успели избавиться от налета правления Высших. Они видели во всем объяснимость науки, простоту схем и формул, хотя и были теми, кто именовал себя Голосами Творца. Глупцы пытались осмыслить и найти лекарство, но разве можно избавиться от яда того, что не является материей? Это выше, это необъяснимее, это недостижимее. А слабые дети кололи своих учителей лекарствами, сканировали и записывали данные, но не могли и предположить, что все они со всей своей многотысячелетней наукой, великой цивилизацией ничто! Ничто против воли того, кто убил создателя вселенной! Ничто, против божества, что они сами призвали!
Жрецы недоумевающе взглянули на меня и даже попытались запротестовать, но их мнение и помощь мне были совершенно не нужны. Я сам отключил поле и бросился на крутые ступени длинной лестницы, что все сильнее погружалась во мрак и темноту. И каждый мой шаг отражался не шумом и шорохом, а звонкой капелью воды, что грозно струилась по стенам.
Я даже не заметил, как преодолел все лестничные пролеты, а потом выскочил на ленту моста, что перекинулась через пропасть. Она и все пространство вокруг было объято густыми клубами сизого тумана, который редко вспыхивал мелкими взрывами белого цвета. Эти всполохи мигали резко, а затем расплывались чередой волн, напоминающих сердцебиение. Сложно было не оступиться в жуткой завесе эфира, но в те минуты у меня даже не возникало мысли о том, что такое вообще было возможно.
Дальше еще один невысокий спуск, на котором до меня донесся далекий оклик Даора. Почему-то он представился мне одной из вспышек тумана, но и это не замедлило меня. Нужно было как можно быстрее увидеть изменившуюся воду, искрящиеся стены. Я был обязан убедиться, что они не были такими же, как на стеклянном Орттусе. Но уже следующий резкий шаг вверг меня в большее отчаяние, что острыми иглами вонзилось в душу, сковало меня, буквально швырнуло в бездну обреченности.
Последняя ступень спуска оказалась невероятно скользкой, и усугублялось это тем, что тонким слоем ее покрывала недвижимая, будто могильная вода. Я едва смог удержать равновесие и не упасть, но по инерции соскользнул в нетронутый покой жижи, оказываясь в ней по щиколотку.
Звонкий плеск ударился о стены и рассыпался множащимся и постепенно угасающим эхом.
Было темно так, как то бывает только в замкнутых пространствах, погребенных под многими тоннами породы, куда никогда за всю историю не проникал настоящий солнечный свет. Воздух же был к удивлению свежим и прохладным, никак не сочетающимся с той духотой, что царствовала в храме наверху. Я пожалел, что в своем эмоциональном порыве не захватил с собой даже самый маленький светильник. Он бы смог высветить все изменения, что настигли ранее нетронутые чертоги сиитшетов.
Впрочем, я и без этой помощи понимал, что именно свершилось с водой и камнем Сакраоса.
Такое уже было. Давно. И не раз.
Лавина жуткой болезни, искажения в далеком прошлом уже прокатывалась по секторам мира. Она завладела обширными территориями и осквернила многие планеты, а впоследствии и убила вместе со всеми жителями и их следами существования. И самым забавным было то, что я в юности изучал все записи в хрониках об этом, я грезил познать тайную суть и обратить в свою пользу. Я же считал, что Орттус даровал мне всемогущество, но теперь…
Я видел начало гибели мира и твердо знал, что Сакраос будет только началом.
Воды почернели, небеса в любую минуту могли обагриться смогом, который должен был сомкнуться в непроницаемую пелену. Секунды оставались в моих руках, но я не обладал ничем, что могло бы помочь, что могло изменить.
Секунды…
Миг…
Гибель жрецов ознаменовала бы кончину всего Ордена Сиитшет, а вместе с ним и Императора, провозглашенного богом. Империя в одно мгновение оказалась подвешенной на тонкой, рвущейся леске, а внизу острыми клинками поднимались грани зеркал, что должны были добить умирающий мир со всеми его детьми и их мечтами. Не смерть власти, но гибель цивилизации ожидала всех в самом ближайшем будущем.
И этого я ждал?
Такого витка судьбы, что принес бы мне избавление от покоя?
Приглушенным всплеском зыбкая, малая волна коснулась моих ног, а следом в глаза ударил яркий, жалящий свет, вынуждая сильно зажмуриться и даже закрыть лицо рукой. Спешный и быстрый шум шагов выдал, что мои верные слуги наконец-то догнали меня, но осмелились спуститься вниз лишь двое. Даор и Лу. Жрецы остались на верхних этажах, сгорая от жуткого страха, что их убивал заживо и не хуже раскаленного осколочного меча.
Я оглянулся, не разбирая торопливых слов раба, который, кажется, не умолкал ни на секунду. Безэмоционально приподнял ладонь, молча приказывая не приближаться, и только теперь более внимательно и пристально вгляделся в затопленную чернотой залу.
И все же катастрофическое окружение оказалось не таким, как я предполагал.
Воды были черны, как беззвездная ночь, но не утратили свою ласковую полупрозрачность. Камень обратился стеклом, мутным, неровным, еще содержащим в себе фактуру былых стен. И тускло белел он лишь у самого пола, уходя светлеющим потоком материи в жидкость. Флаги и знамена, что когда-то обилием алого цвета пестрели под потолком, обратились пожухлыми листами, покрытыми змеями плесени. Подобная участь настигла и осветительные чаши. Золото стало черным, а огонь сменился на застывшие кристаллы зеркал. В дальнем конце залы вытянутой полосой гас в тумане арочный проем. Из него редкими волнами прибывала вода, иногда она вспенивалась и хрустально булькала, словно скрывая в себе нечто живое и ужасное, но от того еще более голодное. И оно хотело скорее выбраться из надоевшего плена.
Даор сделал очередную попытку приблизиться, но был остановлен могучей рукой командора, что ловко успел схватить его за шиворот приталенного кителя. Тот только гневно зарычал и совершил попытку вновь, что-то грозно и недовольно выкрикнув. Слов я не разобрал, лишь устало присел на ступеньку, не обращая внимания на намокающие одежды, и, наверное, впервые обратил внимание на четкое свое отражение в водной глади.