Страница 210 из 265
- Ты знаешь, что с тобой? Это просто смерть приверженца светлого ордена? – Не отступал я.
- Нет… кажется… – Пауза. – Не знаю…
- Ты истекаешь кровью. Пыталась убить себя? – Холодно вопрошал я снова.
- Убить? Нет… Как? – Она провела тыльной стороной ладони по губам, размазывая кровавые слюни еще сильнее. – Как это возможно? Ты и твои рабы держат меня на наркотиках. Еще совсем недавно я не была способна и мыслить. Как я могла пошевелиться?
- Именно. Но сейчас ты двигаешься, вопреки введенной тебе вечером дозе. Пусть утреннюю инъекцию пришлось пропустить, но и без нее ты не должна была... действовать. У тебя не может быть связанных мыслей, тем более сил для того, чтобы просто пошевелить пальцем. Но ты двигаешься, говоришь и даже находишь возможность избегать ответов и противостоять мне. А потому немедленно отвечай мне. Что здесь с тобой произошло?
- Отвечай на заданный тебе вопрос. – Грубо дополнил слуга.
- Хи…
- Говори! – Прокричал он.
- Тихо, Даор. Зачем же кричать на нашу ценную гостью.
- Импер-ратор! – Неожиданно заголосила Кхевва и уставилась на меня блеклыми глазами, в которых буквально плескалось безумие. – Я их слышала. Слы-ша-ла…
Я сделал один шаг к ней, но затем все же решил не приближаться. Она же ерзала и скользила в капсуле по своей же крови, скребла пальцами с обломанными ногтями по бортам и постоянно шипела. Раб, недовольно поглядывая на нее, подхватил тонкий шприц из набора со стола и набрал в него совершенно прозрачной жидкости из флакона. Взял один из торчащих сбоку камеры трубок, проткнул ее и приготовился ввести содержимое. Трубка эта шла по специальным прожилкам внутрь аппарата, а там уже надежно крепилась в руке ро’оас, уходя в вену.
Действия моего подчиненного еще больше развеселили ее, подтверждая, что влияние психотропных веществ на нее есть, но вопреки им жертва могла осознавать происходящее и даже совершать незамысловатые движения. Увечья она и вовсе не замечала.
- Слышала кого?
Тишина.
Кхевва замерла, даже не моргала, только смотрела в одну точку и сосредоточенно, тяжело дышала, отчего ее грудь размеренно то поднималась, то опускалась. В дыхание слышались и хрипы, и какие-то клокочущие звуки, но при этом возникало что-то еще. Будто вместе с ней дышал еще некто, но одновременно этот звук не напоминал дыхание. Какие-то странные щелканья, сдерживания, словно некто пробовал сам воздух на вкус.
- Кого ты слышала, дитя? – Строже и громче произнес я.
- Тех, что призвал ты. Ты!
Я хмыкнул и кивнул терпеливо ожидающему приказаний Даору головой, разрешая ввести состав. Он мгновенно нажал на шприц, и прозрачные капли заструились по трубке. Избранница Аросы резко вздрогнула всем телом, жалобно, с обидой простонала и уснула под воздействием вещества почти мгновенно. Только успела что-то прошептать, но смутно и невнятно.
Некоторое время я молча смотрел на разлившуюся бурую жижу, капающую со стенок кровь, тускнеющую святыню ордена Аросы и беспомощную девчонку, которой пророчили спасение мира от нового изверга-императора сиитшетов. В этой жуткой картине не было ничего противного и отталкивающего, только глухая, концентрирующаяся тоска по упущенному времени, которое уже никогда не вернется. Отчего-то мне хотелось сказать не «времени», а «миру». Возможно, так оно и было правильнее, но, увы, причиняло дополнительную боль.
Целая эпоха исчезала бесследно в водовороте безжалостных веков и войн. Она утягивала с собой жизни, судьбы, достижения, желания и верования. А я оставался, чтобы прочувствовать эту смену и понять, что ни к одному отрезку времени, какому-то периоду никогда не смогу себя отнести. Они другие, наполненные целями и эмоциями, подлинными жизнями, где стремились не к короне и тому, что за ней, а к свободе и пряному вину для ощущения крыльев. Но это все было не для меня. Не мое. Как будто я сам являлся чем-то лишним в любых декорациях реальности. Я не подходил ни к одному определению, ни к одной должности и роли. Все вместе, все разом и ничего вообще. Может быть, я был рожден слишком поздно, а мир успел утерять к этому времени искренность и красоту, настоящую важность. А возможно, что очень рано. Я был рожден до момента воплощения всего того, что как-то определяло человека и само понятие человечности.
И еще в тот миг созерцания приближающейся гибели ро’оас я до болезненной осознанности ощутил, что в этот раз на моей стороне не будет ни слуг, ни армии и флота, ни даже черноты. Они остались за чертой и гранью, в рамках привычного и нормального мира.
Я один.
Всецело и абсолютно один.
Безоружный, слабый и живой.
Против неизведанного, необъятного и непредставимого.
Стоит ли говорить о том, какой ужас охватил меня от этого чудовищного понимания? Я не мог дышать, в глазах темнело, а от обреченности опускались руки. Но на плечи давила окровавленная цепь, в громе звеньев которой я отчетливо и ясно слышал лишь одно – «император». Не титул, не должность, но символ. Отступить или спасовать я не имел ни права, ни шанса. Это было бы хуже любой смерти. И только от мысли об этом мне становилось противно от себя самого, хотя именно это желание, в котором выражался главный инстинкт любого живого существа, оставлял за мной последний намек на человечность. Желание жить…
А страх – всего лишь одна из черт боли. И как же были правы первые сиитшеты, когда воздвигли на свои знамена понятие о Ди’ираиш. Боль первооснова, но кроме нее нет ничего. Боль, боль, боль. И мне не досталось после всех моих недолгих лет ничего, только она.
Боль.
В стальных и каменных стенах, под черными потолками, среди узорных колонн, за стеклом витражных и самых обычных, даже тусклых и потрескавшихся окон, в сантиметре над гладким и от того скользким мраморным полом, за тяжелой шторой, на шелковой простыне, в блике на короне, на собственных когтях…
Я чувствовал лишь ее, видел в себе, в других, в живом и мертвом лишь ее.
Боль.
Куда бы ни устремлялся мой безумно мечущийся взор, везде и всюду до отупения, до сумасшествия, до предсмертной судороги и еще больше после нее… она. Она! И пустота…
О, звезды… О молчаливые, о беспощадные звезды!
Никто и никто не мог ощутить то, что я чувствовал. Никто не мог помочь мне и указать путь.
- Даор. – Раб, откинув шприц обратно на столик, обернулся ко мне. – Прикажи, чтобы здесь все привели в порядок, а к ней приставили на круглосуточное наблюдение лекаря и кого-нибудь из ученых. Пусть неотрывно смотрят за Кхеввой и следят за ее состоянием, и если будут какие-то изменения, то сразу сообщают мне. Она нужна нам живой, во что бы то не стало. Потерять ее будет для Империи очень болезненной утратой. Она – наше преимущество.
- Будет сделано, Император. Я за всем прослежу, не беспокойтесь. Также озвучу этот приказ Лу. Полагаю, под надзором кого-нибудь из гвардии стражей подчиненные исполнят свою работу аккуратнее и тщательнее.
- Хорошо, сообщи командору.
Я кивнул и уже направился к выходу, когда на браслете раба просигналил огонек о новом полученном сообщении, и потому слуга торопливо обратился ко мне, подойдя на пару шагов.
- Корабль готов к отлету. Прикажете собирать свиту?
Я на мгновение задумался, чувствуя, как у меня похолодели пальцы на руках. Сняв за входным люком лабораторный плащ, я плотнее закутался в свою мантию, но от этого лучше не стало. Даор как-то подозрительно и обеспокоенно смотрел на меня, и все же спросить напрямую пока ни о чем не решался.
Его сомнения и медлительность в то время были как никогда вовремя. Они давали мне лишние секунды, чтобы немного успокоиться и обдумать происходящее. То было не тратой времени, но очередной попыткой разобраться. Как жаль, что долгое противостояние Сенэксу или Аросы научили меня концентрироваться на доказанных фактах. Разумеется, это было затейливым и хитрым приемом подсознания отрешиться и заслониться о того иного, что следовало за мной с самых первых шагов. Хотелось скрыться, но необходимо было вновь и вновь выбирать. А я уже вкусил нечто другое. То, что непременно приписывают всем людям, что ищут в своей жизни способы и варианты менее сильного сопротивления. Это неотъемлемая часть, выражающаяся не только в страхе и лжи, но и в самом существовании, в его культуре.