Страница 208 из 265
Это огорчало, но со временем я обрел поистине слаженную систему, строго подчиняющуюся моим приказам и желаниям, исполняя любое мое слово.
С шелестом за мной сомкнулись лопасти дверей, запечатав обратный путь. Этот звук своим присутствием всегда усиливал ощущение, что один шаг перенес меня в другой мир, где не было места излишествам, красивости и тонкости. Этот мир пах химией и кровью, а серые стены, озаренные яркими светильниками, казались почти белыми и призрачными. Они так злобно и неудержимо контрастировали с тем, что витало на любой из планет за гранью входного люка, и потому невольно возникало желание отмахнуться и закрыться. Мне стоило великих трудов принимать факт, что я рвался всю свою жизнь к высокому и недостижимому, но в итоге сам построил обитель науки. И главное – она действительно блестяще помогала удерживать империю и совершенствовать ее. Жаль, что я никак не мог осознать такой значимости и ценности, ибо не было в этом правдивости и подлинности. Только жалкая попытка выстроить свой инородный мир на чужой территории.
Пустующими коридорами и темными спусками я добрался до левого крыла, но в лаборатории и примыкающие к ним вольеры заходить не стал, обогнув их обходными путями. Лишь раз на моем пути встретился урихш, считывающий информацию из мерцающей панели на платформе, но из-за стен до меня постоянно доносились различные, пробирающие до костей звуки. Они переливались шипением, хрустом, визгом и чавканьем, но порой переходили в стук, а затем и в надрывный, дикий крик. Плач. И только непроницаемое покрытие стен спасало о того, чтобы увидеть источники этих жутких воплей. Но меня они совсем не трогали.
Моей целью в то утро были не они, а самый тихий и молчаливый пленник, который ни разу не принес мне тревог и проблем, даже его содержание не могло сравниться с многочисленными суммами других. Впрочем, ожидания мои также не оправдались, обрушавшись в пучину презрения и безнадежности. Ро’оас оказалась практически бесполезной.
Даор ждал меня у сокрытых защитным полем дверей. Он был мрачен и задумчив, склонил голову только тогда, когда я приблизился к нему вплотную. Взглянул на меня, но почему-то смутился и принужденно заговорил, снимая защиту с входа и отпечатывая его.
- Один из ученых еще вечером заметил, что у пленницы участился пульс, но ничего критического. За рамки не выходило, потому он списал это на простое волнение. К рассвету состояние ухудшилось, видимых причин не было, потому ей вкололи успокоительное и оставили спать. Повторюсь, ничего специфического не было. Инъекция помогла, как раз наступило утро, и большинство служителей разошлись по своим пунктам. – Двери распахнулись, и я со слугой прошли вглубь сумеречного помещения. Раб продолжал. – Тревогу забил урихш, который по расписанию пришел к пленнице, чтобы ввести порцию составов. Но включить тревогу он не успел, аппаратура, что находилась в помещении, вырубилась.
- Урихш тоже?
- Да. Потому и произошло промедление. – Даор помог мне скинуть плащ и украшения, сменив их на серебристый халат. Сам после одел такой же. – Благо, что отсутствие помощника заметили быстро. Ансилльем пошел проверить и обнаружил… это.
Мы вошли в небольшую комнату с ярким освещением, но из-за почти полного отсутствия мебели и недопущения декора она казалась просторной и широкой. Стены здесь также были защищены не только своей предусмотренной толщиной и усилением, но и дополнительным полем, а также различными датчиками и сканерами. Но их практически нельзя было заметить. Лишь в правом углу обнаружился маленький, треугольный стол белого цвета на толстой подставке с выдвижными ящиками, закрытыми прочным стеклом. На этом столе так и лежали оставленные флаконы с разным содержимым, шприцы и спицы, а рядом неаккуратной и потухшей грудой свалился лишенный энергии урихш.
По центру противоположной от входа стены находилась прозрачная, опутанная проводами, кабелями и стальными опорами капсула. Эти темно-синие опоры придавали сооружению некоторую схожесть со старинными гробами, что по какой-то жуткой, слишком витиеватой и вульгарной моде устанавливались на ажурные ножки, а иногда украшались вставными светильниками. Вокруг были установлены несколько простых стендов с табличками, содержащими краткие, но емкие по информации сведения о состоянии пленницы.
Обычно уникальная тюремная капсула была похожа на заполненный синеватой водой стеклянный сосуд, но в тот миг предстала пред нами кошмарным сном, воплотившимся в реальность фактурными мазками краски с преобладающим в них алым оттенком.
Всю поверхность отделяющейся едва заметной линией стыка крышки занимали растертые, смытые, смазанные разводы крови. Кое-где она уже успела засохнуть и стать темнее, превратиться в корку. Но самым странным мне показалось то, что к этому кровавому полотну примешивались золотистые, а точнее солнечные прожилки. Не сразу удалось понять, что и белесые пятна на самом деле оказались теми выцветшими примесями.
- Ученые побоялись открывать без Вашего дозволения. – Тихо сказал Даор.
- Почему отключилась техника?
- Причин не обнаружили. Я попросил проверить еще раз, пока жду результата. Сообщить стражам? Полагаю, что будет разумным поднять тревогу. Хотя бы на этом уровне. – Раб что-то очень быстро набирал на возникшей над его браслетом светящейся, голографической таблице. – Не известно, что могло спровоцировать такой эффект.
- Не нужно, Даор. Ничего, что могло бы нам навредить, здесь нет.
- Вы уверены? – Уточнил он. – Все же это опасно.
- Уверен. Ты не думал, что это могла быть реакция ро’оаса на то, что произошло на Сакраосе? Прошло немного времени. Возможно, что случилось это даже в один час. Мы же не знаем, каковы были первые симптомы, более того, они могли быть различны, но имели в себе одну причину. Резонанс сил, темных и непостижимых нами, вполне способен создать нечто подобное. Я знаю, что не вирус, не болезнь, не что-то из ряда доступных всем смертным знаний, спровоцировало такое изменение. Это другое. То, с чем мы все сталкиваемся, но не можем подобрать единственно верного имени.
- Связано… – Задумчиво и настороженно изрек слуга, а затем просил. – Мне открыть камеру? Или вызвать урихшей?
Я прислушался к черноте, что как назло для меня оставалась тихой и почти недвижимой. Она витала где-то поблизости, обнимала меня своими когтистыми ладонями, но постоянно и истерично смеялась. Смеялась над моей слабостью, но не пыталась этим оскорбить. Скорее всего, так проявлялось ее высокомерное и эгоистичное снисхождение. Она полностью понимала мое состояние, почти возводившиеся в абсолют дикости страх и недоверие, что неизбежно возникали по отношению к моей собственной силе. Понимала. И почти не осуждала, но громко заявляла, что совсем скоро я буду вынужден решиться и сорваться в бездну. Она уже прокричала мне, что отсчет секунд начался, у меня оставалось времени на последний глоток воздуха. А следом вот-вот должен был обрушиться смертоносный, режущий ядовитыми молниями удар.
Моя расплата за громкую победу и достижения венценосной высоты…
Но еще прошлым вечером я страдал от затишья. Я мучился и сходил с ума, всей душой желая наступления момента нового оборота жизни. Лелеял надежды на нахождение ответов, на составление полной картины мира, где не осталось бы ни одного чистого лоскута, но хотелось, чтобы все это не затронуло и не изменило меня.
И меня услышали.
Все, как и раньше ухнуло в калейдоскоп перемен. Надо мной словно сомкнулись непреодолимые, гранитные, тотальные стены, но если бы они просто сошлись вместе... но нет. Нет. Они преобразились и украсились шипами, лезвиями, ликами, кинжалами, копьями и мечами, щедро облитыми и смазанными кислотами и токсинами. А затем раздробились на причудливые, будто выдернутые из сна душевнобольного художника, кубы и призмы, что собой в один неуловимый миг образовали на пустом плацдарме ужасающий своей жестокостью лабиринт. И этот лабиринт постоянно находился в движении, гоня меня вперед и полностью отсекая дорогу обратно. Меня будто подвесили над объятой пожаром пропастью. Я глотал гарь до тошноты, кожу мне жгли раскаленные искры, но при этом не возникало и мысли о том, чтобы перерезать леску, держащую мое измученное и израненное тело. Ибо недостижимы оказались берега, а падать вниз, в пучину было слишком страшно и мучительно.