Страница 190 из 265
В черноту.
Я понял это не сразу, потому что считал, что чернота всего лишь некая сила, обычный дар, награда за какой-то подвиг от Орттуса. Простая способность из разновидностей возможностей ро’оасов и си’иатов. Но я ошибся. Очень страшно ошибся. Неисправимо.
И для принятия своего выбора мне потребовались миллиарды лет.
Этапы жизни – какая мелочь, ибо все выходит из предыдущего и складывается в последующее.
Этим можно было объяснить и очень смазанное, будто разбеленное водой столкновение с Аросы. Эта война не была ужасающей, как многие века до этого. Противостояния двух культов отгремели и рассыпались кровью задолго до моего рождения. При моем правлении они облачились последней предсмертной судорогой, что ознаменовала начало нового. Но я не могу назвать сражения со светлыми и даже пленение их избранной на данном этапе моего воплощенного существования самым важным. Скорее декорации и фон, неровный, размытый, слившийся в неразборчивый цвет, но только дополняющий мои мучения. И еще я бы назвал это время тишиной. Так обычно бывает, когда перед ужасной, надвигающейся бурей стихают ветры и шум волн становится полностью незаметным.
Такими и были те годы. Мрачными, тусклыми и очень человеческими. Человеческими до такой меры и степени, что я сам отдалился от того, чем должен был дорожить, ибо ради этого я и жил. Но нет. Я вернулся почти в прежнее состояние, хотя и не понимал этого, не мог вспомнить и соотнести. Я же не знал, кто я. Полагаю, что именно этот факт и сыграл со мной и мирозданием злую шутку. Впрочем, именно она продлила…
Не важно.
Я бы хотел поставить линию завершения очередного этапа материального пути после еще одного события, которое для мира и Империи было совсем незаметно и неважно. Для меня же оно стало полным отсечением прошлого.
Чертой.
После возвращения с Китемраана я несколько месяцев не покидал Инеатум III. Череда мелких забот после войны обрушились на меня лавиной, и даже жрецы не смели отвлекать своего владыку ритуалами и обрядами. Я буквально чувствовал в мире и всем окружении странное онемение и затишье. Неприятнее всего было понимать то, что я все чаще и чаще его связывал с тем, что видел в Обители. Не запустение, не разруха и не прощание, но ассоциация с застоявшимся изображением звучала все ярче и убедительнее. Стоило мне закрыть глаза, как лики мгновенно, но по очереди начинали выкрикивать какие-то фразы, а может быть и слова, что вместе сливались в единую речь или песнь. Разобрать их мне никак не удавалось, но больше темное могущество не проявлялось. Будто его цель на время замедлилась, потому требовалось ожидание. Я догадывался, что все зависело от меня, но что именно необходимо было сделать, как и прежде не понимал.
Радовало и лелеяло душу то, что все снова занимало свои места. Даже плененная Кхевва утратила часть своих сил и мало чем отличалась от обычного ро’оаса, потому я был уверен в том, что ее побег невозможен. После возвращения я, разумеется, беседовал с ней, точнее пытался вести диалог, но он не удавался. И виной тому был не страх и отчаяние. Нет, девушка скорее просто не могла вынести утраты своей силы. Она страдала, мучилась, но я не был тому причиной, хотя и наблюдал за тем, как с каждой ее слезой кровь бога или что-то из мистических даров Аросы покидало ее тело и дух.
На удивление абсолютно искренним оказался Даор. Предатель и весьма необычный человек, который порой действовал вопреки здравому смыслу, упрямо добивался доверия, всячески доказывал свою полезность и важность среди других рабов. Часто он брал на себя больше работы, отдавал на ее выполнение все силы, отвергая отдых и приемы пищи, но ни разу не подвел. Такая самоотверженность смешанная с тщательной, буквально дотошной и болезненной тонкостью и верностью исполнения обязанностей очень льстила. Юноша и в правду стал… необходим. На него можно было положиться с большей уверенностью, чем на других слуг.
Поначалу он и его старательность очень раздражали других подчиненных. Даже Лу и его стражи это заметили, что стало поводом для суровых шуток воинов. В конце концов, такое поведение нового раба вылилось в скандал, что было неприемлемым и небывалым. Ни при моем правлении, ни в будни учения у Сенэкса я не наблюдал такой вражды между представителями низшей касты.
Я поддержал Даора, и спустя некоторое время с его помощью работа и служение помощников стали более эффективны и дисциплинированы. Мальчик поплатился за это статусом изгоя среди своих собратьев по общественному слою, но его все же боялись. И главное, что такое положение дел бывшего приверженца светлого культа нисколько не смущало и не тревожило. Наоборот, он с еще большим рвением искал возможность и случай доказать свою верность и быть полезным своему Императору.
И лишь одна маленькая деталь в моем новом и спокойном мире являлась недопустимой, но избавляться от нее я не спешил. Я ждал момента, когда смогу посетить давно покинутое и старательно забытое место.
Тот день начался сильным ливнем и холодом, что пробирался сквозь каменные стены дворца, огромные окна и остужал кожу. Но высокое, светлеющее в утренних лучах небо не оказалось полностью укрыто за непроницаемой стеной туч, извергающих из себя непрерывные потоки разгневанной воды. Оно пестрело разрывами и пробивающимися сквозь них лоскутами света. Блеклое солнце лениво, словно не желая одаривать теплом, выползало из-за туманного горизонта длинными щупальцами, а город вдали уже гремел жизнью и суетой.
В ту ушедшую в прошлое ночь я совсем не спал, сквозь черноту наблюдая за приготовлениями к одной необходимой для меня беседе. Этот приказ еще несколько дней назад я лично и тайно отдавал Фад’елиму, который со всем своим старанием исполнял поручение, но, увы и ах, позже обязан был умереть, чтобы никто в моей великой Империи не имел и малого шанса узнать один маленький секрет божества. Убить агента я решил сам, не доверяя кому-либо столь ответственное задание. Была мысль приказать это Даору, но я не стал обнадеживать раба своим расположением больше меры. Все же он вызывал у меня некоторое отвращение.
Дворец наполнялся утренним шумом, когда я проходил нижними ярусами по направлению к своему кораблю. Урихша, что должен был подготовить мой звездный транспорт, я оповестил заранее, потому к моему прибытию космический странник должен был быть готов полностью. Осведомлять стражей о своем плане и отбытии я не желал. Лу отправился бы со мной или послал бы другого из своих подопечных, а это меня обременяло, отнимало сладкое состояние полного одиночества. Но главное – я бы не смог тогда вспомнить все, что пытался забыть.
Проходя по огромному, накрытому куполообразным навесом балкону, что развернулся гладкой плоскостью без всяких ограждений над каменным берегом, я замер и посмотрел вдаль. Ледяной, искрящийся изумрудами волн океан тонул в зыбкой пелене. Неспешный, пробирающий холодом ветер лениво всколыхнул полы моей черной мантии. Она была непривычно простой и дешевой для меня. Я даже подумал, что любая из моих повседневных одежд, в отличие от этой вещи, в неверных и мигающих лучах света окрасилась бы всполохами бликов на золотой отделке. Но там, куда я собирался лететь, выдавать себя мне не следовало, более того это являлось бы глупым и опасным. Я должен был создавать вид обычного, бедного мужчины, никак не связанного с сиитшетами.
Как же все изменилось…
- Повелитель.
Звонкий голос Даора резко и почти болезненно выдернул меня из размышлений. Я обернулся, замечая, как раб выходил из приоткрытой стеклянной двери и непонимающе смотрел на меня. Наверное, он гадал о том, что Император делал в столь ранний час на нижних ярусах, когда дела империи молили о его внимании. Но преданный слуга вслух свои вопросы не высказал, только очень вежливо поклонился, а затем вновь поднял свои глубокие, темные глаза на меня. На его щеке белел плотный пластырь, что по центру приобрел слегка буровато-малиновый оттенок или же мне это привиделось. Воспоминание о том, как я изуродовал Виштакаэри, яркой, свежей картинкой витало предо мной.