Страница 185 из 265
Я еще успел заметить, как замерли в движении стражи и даже ро’оас, или же это я низвергнулся в иное время настолько быстро, что невозможно было уловить весь момент. Силуэты людей лишились красок, стали похожи на скульптуры изо льда, которые совсем скоро должны были растаять. А потом снова мигнул свет, приобретая все больше и больше оттенки золотого.
Провалы окон, объятые огнем, ровно по своим контурам треснули и выпали, выдвинулись вперед, образовывая нечто среднее между балконами и мостами. Комната удлинилась, вытянулась, трансформируясь в широкий коридор, завешанный множеством флагов и знамен. В нем также ютились по стенам в выемках самые обычные факелы и чаши с пламенем, что все вместе очень хорошо освещали пространство. Удивительно, что запаха дыма не чувствовалось, хотя помещение и было слегка заполнено сизым туманом.
Стояла гулкая тишина, шорох одежд в ней звучал очень явственно и звонко, будто бьющийся друг о друга хрусталь или, что более похоже, капающая вода. Моя капель. Впереди, вокруг, позади меня шествовали люди. Такие же, как я видел некоторое время назад, что падали предо мной на колени и резали собственные тела. Но сейчас они не обращали на меня ни малейшего внимания, а может быть, и действительно не видели. Может быть, я для них оставался прозрачен и нереален, и это меня вполне устраивало.
Я прошел вместе со всеми по опустившимся окнам, которые ими никогда и не были. Постепенно каменные оковы стен сменились открывшимся небом, залитым медными звездами, но еще больше в него взметались искры костров. Здесь толпа была намного многочисленнее. Даже не так, люди находились всюду. Они выходили из таких же храмов или других зданий, стояли на балконах, выглядывали в окна, спускались в подземные ходы и выбирались из них.
Признаться, в этом было что-то очень красивое и захватывающее. Я бы с удовольствием понаблюдал за таким действием со стороны, задумываясь о поразительном сходстве происходящего с вечной эволюцией и перемещением жизни. Оно напоминало мне нечто очень знакомое, но почему-то забытое, словно из самых первых детских воспоминаний или даже такого же детского сна. И это что-то мне подсказывало, что не только ради созерцания древних сиитшетов я возник здесь по чьей-то незримой воле.
Затем картинка дернулась, словно некто провел по отражению зеркала ладонью, и по его глади пробежали круги. Такое же высокое ночное небо заволоклось редкими, но брызжущими скупым дождем тучами. Они плыли очень низко и тяжело, временами вспыхивая молниями и громыхая тоскливыми вздохами. Улицы уже не были забиты людьми, тот масштабный ритуал, на который в прошлом видении собирались си’иаты, давно прошел или только должен был состояться в неопределенном будущем. Оказывается, мне не было и нет смысла задумываться том, как события делятся на прошедшие и только намеревающиеся произойти когда-то. В этом совершенно нет никакого смысла, ибо все они имеют одинаковую степень влияния на меня.
Гром раздался прямо над моей головой, отчего проходящий мимо сиитшет с рыжеволосым подростком неловко повел плечом, но шага не замедлил. Мальчишка же задрал голову и уставился на небо, замер. Его наставник сразу взъярился, но по недоумевающим глазам своего подопечного тоже взглянул вверх. И даже не стал упрекать его за недостойное поведение – юный си’иат без тени стеснения указывал вытянутой рукой куда-то в сторону туч. Другие редкие прохожие тоже начали останавливаться, стал разноситься вопросительный ропот и растерянный, непонимающий гам.
Острыми и яркими полосами темноту ночного небосвода рассекли брызги света от пролетающих звездных кораблей. Эти полосы были такими яркими только в то первое время, когда окрыленные свободой и желанием познания люди и нелюди рвались вперед, в космические дали. Тогда техника еще была далекой от совершенства, и каждое путешествие представляло собой в большей мере борьбу за выживание, чем какую-либо экспедицию. Огромное число – больше половины искателей и странников не возвращались, погибнув в ледяных и безвоздушных пучинах, сгорая в стальных клетках, которыми так дорожили. И только тогда подобные росчерки вызывали ассоциацию с настоящим чудом.
Страха и паники среди немногочисленной толпы, что отринула по каким-то причинам необходимый сон, не было. А удивление, робко скользившее в их взглядах, оказалось вызвано прибытием иных, а не самим наблюдением за спускающимся транспортом. Я подумал, что сиитшеты и на самом деле намного опередили развитие большинства, если не всех, цивилизаций. Они всего лишь не спешили и не рвались в неизведанное, понимая, что все главные секреты находятся здесь, в собственных руках. И в чем-то были правы…
Родившись в мире некоего Творца, они, как и все дети, задали один из самых опасных вопросов, что возводит любое мыслящее существо на бесконечную тропу открытий, которые вовсе не обязаны нести нечто хорошее и стоящее.
«Откуда мы появились?».
Но разве творцы когда-нибудь отвечают? Речь страшнее отравленного лезвия.
Минули века. И тот вопрос грохотал в надрывных криках, вычерчивался на шершавой бумаге не разноцветными, но до сумасшествия темными чернилами, выскребался ногтями на стенах тюрем, обагрялся кровью, но в ответ оставалась грохочущая тишина. Тогда один кошмарный вопрос сменился еще более ужасным.
«Зачем ты нас создал?».
Творец не ответил.
Были войны и смерти, как и в любом другом мире. Отличий нет, есть лишь внешняя оболочка, а за ней все одно. И об этом даже не стоит говорить, слова, что произнесены вслух, не способны отразить и малую каплю трагедии и страха, что властвовали из-за коротких вопросов, оставшихся без ответов на всю Вечность.
Но последний вопрос будущих сиитшетов, самый смертоносный, уже не звучал вслух. Никто и никогда не выкрикивал его в недостижимое ранее небо. Уже не верили в возможность снисхождения и милости, уже считали себя изгоями, ненужными и отвергнутыми. И вопрос этот больше не мог заключаться в трех или четырех скупых и коротких словах.
«Если ты создал нас, таких жалких, что жалеешь потратить и каплю своей вечности на снисхождение и ответ, то это означает лишь одно – ты сделал это, чтобы не задохнуться самому от невообразимого нами, смертными, одиночества. Того одиночества, что заключается в подлинной пустоте. Ты воплощал в нас то, что сам хранишь в себе, то, что сам имеешь. И ты молчишь, ибо и сам не знаешь ответов, но никогда не опускаешься до признания собственной слабости. Кто же в таком случае создал тебя?».
Молодая цивилизация захлебывалась жаждой знаний, но убийственный вопрос возник слишком рано, когда вера в собственное совершенство еще не смела зародиться. И это маленькое отличие навсегда отсекло Китемраан от всех миров. Они рискнули, отринули все и кинулись с обрыва в черную бездну, ища то, что никогда не могло подтвердиться. Они выбрали самообман, но Нечто их поддержало.
Вызвали сами или же всего лишь нечаянно привлекли внимание иного, но так в мир одного высшего существа пришло другое.
Миф и легенда, о которой я размышлял очень долго, раскрывалась настоящими событиями предо мной. Не знаю, верил ли я в увиденное, что могло оказаться мимолетным бредом, но принимал и чувствовал. Наблюдал за тем, как в прошлом с небес спускались странники.
Си’иаты и ро’оасы – они были похожи, но не мыслями. И встреча обратилась бегством тех, кто считал себя намного выше и совершеннее, они же преодолели огромное расстояние и прибыли на усыпанную песками планету. Светлые считали себя благодетелями, красиво и мило улыбаясь, пытались растолковывать несведущим свои истины, науку и идеи. И они смеялись над огненными всполохами факелов, оставляющими глубо въедающиеся черные следы на стенах.
И, конечно же, произошел спор.
О, как жаль, что я лишь мельком и то смутно и неясно имел возможность увидеть Великое Разногласие, когда старый, худой жрец молниеносно выхватил рукоять осколочного меча, сочтенную гостями простым украшением. Он активировал ее и разрезал «совершенное» оружие Аросы. Сколько ярости и гнева было в тех, кто нес в ладонях «свет и добродетель». Но и силы, дарованные их священным идолом, не помогли. Сиитшеты выстояли и изгнали недостойных из своего особого мира.