ИНХАМАНУМ. Книга Черная

Жрецов воспитывали так же, как и воинов, отнимая младенцев у родителей и воспитывая при жесткой, ритуальной дисциплине в чертогах различных храмов на планетах, отданных жрецам по всем секторам. Потому было очень легко во время различных торжеств и церемоний повстречать юных послушников, но увидеть их ночью, склоняющимися над замершей водной гладью и выкрикивающими лишь одно слово, будто пытаясь докричаться до кого-то, было весьма неожиданно и странно.

Это интриговало, но, увы, от их молитвы ничего не происходило. Дети и сами были огорчены до слез и разочарованы, но упрямо продолжали твердить одно и то же, будто сложное и недоступное кому-либо еще заклинание. Судьба оставалась к ним равнодушной и жестокой. Завершения незатейливого представления я дожидаться в ту ночь не стал. И единственное, что оставил для себя в памяти, так это то слово, что прозвенело в густых тоннах звездных сумерек.

Осшерхе.

Уже став императором, я искал расшифровку этого слова или фразы. К сожалению, по всеобщему мнению о древнейшем языке, расчленить и заметить в потоке звуков отдельное слово или целую фразу было весьма затруднительно. Они шли равномерным потоком, будто пение, слившееся в один ряд. Что-то вроде разграничений предложений отсутствовало вовсе. Поэтому не было ничего сверхъестественного в том, что я не смог найти искомое. И все же я всей душой и недоверчивым разумом знал, что зыбкое и труднопроизносимое «осшерхе» значило ни что иное, как «восстань» или же «воскресни».

Являлось ли мое собственное имя частичкой этого древнего наследия?

Я не знал, но смутно этого хотел, понимая, что такой неоднозначный поворот событий еще сильнее бы сдавил в моих худых руках тяжесть необъяснимого, но обязательно должного стать доступным. Хотя бы для меня.

Корабль покорно следовал по заданному курсу.

А я в очередной раз проводил время в одиночестве, перелистывая собственные записи, что ранее, перед гущей сражений оставил для дальнейшего изучения. Признаться, вчитаться в них я не мог. Чувство напряжения и ожидания болезненно давили на меня, не позволяя вникнуть в суть написанного. Поэтому я был даже рад звонкой трели, что оповещала о входящем вызове. Не раздумывая, я активировал связь и приподнял левую бровь от легкой неожиданности, которую вызвало сообщение о том, что мой новый раб, Даор, умоляет о встрече. Упоминалось также и то, что он хотел бы дополнить свой рассказ, что был вынужден прервать до срока, дабы исполнить приказ своего Повелителя.

Я разрешил еще неофициально утвержденному на роль слуги в моей свите рабу войти в мрачные покои, вслед чему сразу же послышался шум открывающихся дверей. Но к презренному гостю я не обернулся, продолжая со скучающим видом смотреть в потертые листы бумаги.

- Император…

Тихий голос предателя донесся до меня из-за спины, но я не отреагировал, чем явно смутил юношу. Он снова затих, пока не решился напомнить о своем присутствии еще раз, но более уверенно, чем дал намек на то, что мальчишка не настолько потерян, как я думал.

- Владыка, я пришел сообщить еще об одной детали, которую ваши войска вряд ли смогли найти в базах данных Аросы, потому что туда ее, скорее всего, не заносили. Это не следовало знать никому, кроме главенствующих ро’оасов, но так, как я являлся сыном Нааршуса, то смог случайно услышать об этом. Полагаю, что это очень важно.

Я обернулся, демонстрируя некое нежелание наблюдать это безнадежное существо в своей каюте, но так ничего и не произнес.

В первые секунды, когда я взглянул на Даора, я его не узнал. Точнее его внешний вид мало чем походил на то жалкое создание, которое я увидел в тюремной камере.

Он стоял, выпрямившись, держа руки строго за спиной и гордо приподняв голову, при этом пухлые губы были сжаты в узкую полоску, отчего складывалось впечатление, что раб старше, чем казалось по началу.

После событий и пыток слугу привели в порядок, позволили вымыться, подстричь волосы и выдали чистую одежду. Потому каштановые локоны стали еще более густыми и волнистыми, над бровью возник маленький пластырь, что слегка покраснел от напитавшей его крови, а темно-серое облачение, состоящее из приталенной туники, брюк и высоких сапог обхватили изнуренное войной и пытками тело. Вид у раба стал приличным и даже более того – достойным. Такое существо было приятно видеть в числе собственной свиты, особенно, когда манеры также оставались на нужном уровне.

И что-то мне подсказывало, что с этим проблем не будет, по крайней мере, при всеобщем обозрении.

- И что же ты хочешь дополнить в своем рассказе? Мне казалось, что твоя пылкая речь была весьма звучной и эффектной.

- Это так, но… – Даор опустил глаза и тихо вздохнул. – Но я слишком сконцентрировался на том, что чувствовал. Эмоции отвлекли меня от необходимых в тот момент фактов. Они бы, наверное, несколько изменили ход действий. Точнее поторопили бы. На своем разочаровании я зациклился, потому забыл упомянуть о более насущных вещах. Обещаю, что больше такого не повторится. – Быстро добавил он.

- Хорошо, допустим. Я одарю тебя своей милостью и сделаю вид, что этого промедления не было. И ты успел сообщить все, как полагается, до того момента, когда я тебя причислю к своим слугам. – Сухо и с угрозой проговорил я.

- Благодарю Вас! – Улыбка просияла на бледном лице, но ее тут же усилием воли задавили.

– Я хотел сообщить о том, что мой отец был не последним ро’оасом.

- Ты хочешь сказать, что на Китемраан был отправлен корабль с вашими последователями, которые теперь оповещены о гибели основных сил? – Я привстал со своего кресла и зло зашипел. – То есть сейчас вполне возможно, что по вселенной разносится ваша болезнь?!

- Не совсем так, Император! Все не так страшно, прошу, выслушайте меня!

- Говори же! Быстрее!

- Все силы были собраны близ Н16/1h и уничтожены Вами, но на Китемраан по своему усмотрению отправилась одна послушница. Она ослушалась прямого указа моего отца, хитростью взяла корабль и сообщила о своей цели только после того, как уже находилась далеко от нас. Точнее… это я нашел ее записку в каюте. Случайно. Думаю, она оставила ее своему наставнику, но из-за суеты тот не обнаружил ее вовремя. – Раб пожал плечами, отчего скривился и зажмурился. Увечья, нанесенные ему в ходе пыток, еще долгое время ощутимо терзали его тело и разум. – Сейчас она должна уже быть на планете, но так как связи не было, я не могу сказать точнее.

- Как ваши воины могли не уследить за одной маленькой ро’оас?

- За ней и не следили. Ее считали особенной. Отец верил, что в ее силах пробудить нашего Творца, но это, безусловно, глупости и вымысел. Нужно же было как-то поддерживать боевой дух в армии, где каждый уже готов был сдаться на милость врага. И даже надежда на Китемраан уже не спасала никого. Это все было слишком призрачно, а реально существующая девушка могла сыграть свою роль как никто лучше. Я уверен, что это был всего лишь хитрый план главных Аросы.

- Допустим. Твои слова позволят нам быть предусмотрительнее.

Я, продолжая говорить, отправил Лу короткое сообщение, где рассказал о новых обстоятельствах, а затем активировал светящуюся панель управления, что в виде голограммы замерцала над браслетом, надетым на мою левую руку. Раб оставался безмолвным и очень сдержанным.

- Я дам тебе шанс оправдать мои надежды и доказать, что твое имя, Даор, было дано не зря. За малейшую провинность тебя казнят, не сомневаясь в этом решении.

- Безмерно благодарю, Император. Я не подведу Вас.

- Проверим.

Лиловый огонек на ошейнике раба, который, скорее всего, из-за его стеснения и еще неосознанности нового статуса, был непростительно смело спрятан под воротником-стойкой, замигал, а рядом зажглись еще два. От едва ощутимой вибрации слуга невольно вздрогнул и дотронулся до нового украшения, но тут же отдернул руку. А на голограмме замерцали данные, и огонек стал ярко-алым, другие – синими.

- Спокойнее. Отныне ты занесен в список моих личных рабов, в мою свиту. Позже тебе поставят клеймо, и ты приступишь к своей работе. Рассудительности тебе должно хватить, чтобы наблюдать за другими моими рабами и спрашивать у них совета в деятельности. Не раздражай меня. Иначе мне придется изменить свой выбор по отношении к тебе, а это отнимет время и отвлечет других от их обязанностей. Это неприятно.