Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 171 из 265

И все же я был доволен. Повторить подвиг Высших – это значит многое. После такого события никто не смел в открытую выступать против новой власти.

Лестно.

====== Глава 3. Воспоминания. Часть 11. ======

Для меня не было удивлением узнать то, что двое пойманных ро’оасов оказались уже знакомыми мне личностями. Я и мои стражи встречали их при своем небрежном путешествии на Аньрекул. Ими оказались Нааршус и его сын, что в ту непредвиденную, но судьбоносную встречу вел себя весьма странно и без всяких сомнений был заинтересован в нас. Я помню, с каким любопытством и воодушевлением сияли его темные, будто наполненные вишневым соком, глаза. К сожалению, тогда имя этого мальчишки осталось неизвестным.

По темным и практически пустым коридорам нижних ярусов «Рэнтефэк’сшторума» раскатами надрывного эха проносились истошные вопли и крики пленного. Этот голос уже хрипел, еще несколько таких стараний палачей и он бы осекся и бесследно пропал. Возможно, мои слуги этого и добивались, устав слушать только бесполезный шум, что не приносил ничего стоящего, кроме раздражения и негодования. О провалах в допросе мне же сообщили всего несколько минут назад, из-за чего я и решил лично навестить своих гостей. Лу следовал рядом.

Блестящий на свету люк тюремной каюты раскрылся перед нами изогнутыми лопастями, огласив свое действие легким шелестом. И я, а следом и страж, вошли в мрачную, пахнущую кровью и чем-то химическим камеру.

На твердом, стальном покрытии стола лежало измученное тело старшего Аросы. Запястья и лодыжки его были обмотаны прочными лентами из особого материала, который вручную разорвать было невозможно, а также дополнительно закреплялись особыми цепями поля, что энергетическими линиями тянулись вниз, к полу. Они светились мерзким розоватым светом и едва заметно вибрировали. Человек устало и обреченно стонал, приоткрыв рот, из которого выпал сверток тугой ткани, данной ему, чтобы он не прикусил себе язык в ходе пытки.

На мужчине не было ничего, кроме плотной повязки на бедрах. Смуглая кожа, что от природы должна была быть светлой, почти на всем теле оказалась покрыта густым, рваным узором ран, царапин, ожогов и проколов, многие из которых обильно кровоточили, но останавливать и обрабатывать язвы никто не спешил, да и не было в этом какой-либо необходимости. Темно-русые волосы висели влажными и слипшимися прядями, которые неровно топорщились и были опалены. Их также в некоторых местах испачкала застывающая кровь.

Лицо же выражало настолько необъятную муку и боль, что я не сразу узнал Нааршуса. Он тяжело дышал, с сипением, прилагая для этого жизненно необходимого занятия столько сил, что складывалось впечатление, что еще один вдох, и он умрет только от одного этого нещадного усилия. А один уцелевший глаз его, наполненный безумной паникой, которая вопреки всему смешивалась с надеждой, не сводился с Фад’елима. Тот стоял в шаге от заключенного и перебрасывал из ладони в ладонь тонкий скальпель, увенчанный длинной иглой. Злая усмешка удовлетворенного садиста, что с одной стороны выглядела даже с малейшим намеком сострадания, не покидала лица моего доверенного агента. А нож и игла уже также были использованы, потому слегка отливали бурым, полупрозрачным оттенком.

Подле него робко и неуверенно, переминаясь с ноги на ногу, стоял мой новый раб, держащий темный, немного исцарапанный в ходе использования поднос с лезвиями и какими-то флакончиками, спицами, шприцами.

При моем появлении агент низко и почтительно поклонился, но раб же только неловко опустил голову и дернулся, отчего стекло на подносе звонко соприкоснулось. Я же оставил без внимания приветствие и подошел к пленному, неприятно ощущая на себе скользящий, пристальный взгляд, принадлежащий второму пойманному ро’оасу. В тот момент он был оставлен на краткое время в покое и находился в оковах, но в стороне. Мальчишка смотрел на меня, не моргая. Его темные глаза выглядели бездонными провалами на бледном лице, а искусанные до крови губы только дополняли образ слабости и тоски. Этот взгляд был до боли мне знаком.

- Фад’елим?

- Мой Император, что бы я не делал, что бы не пытались сделать другие, эта тварь молчит, как будто язык прокусил. Все одно заладил, что мы виноваты, что еще самим же плохо будет, но ничего конкретнее не сказал. Я уже думаю, что ему и нечего больше поведать нам. С Аросы станется, фанатики еще те. Если вобьют в свои головы какой-то бред, то не успокоятся. Еще из выступлений Сен…кхм… прежних сиитшетов было известно от такой специфики поведения светлого ордена. А это наследники. Копия…

- Не верю. – Я покачал головой. – Что со вторым пленным?

- Мм… – Мой агент на миг замолчал и бросил косой взгляд в сторону. – Повелитель, при всех моих стараниях я не смог добиться ни единого слова и от второго. Мальчишка только косился в сторону, на отца и скрипел зубами. Он явно боится своего родителя.

- Какая жалость.





Я провел острым ногтем по груди пленного, тот зло зашипел, пуская кровавые слюни, но не произнес ни слова. Ноготь мой только сильнее вскрыл его раны.

- Нааршус. Твое поведение является немыслимо глупым. Вашей армии больше нет, также как и ордена Аросы. Что тебе скрывать? Нам доступны все ваши базы данных, все, что вы таили. Так имей же гордость ответить, чтобы, например, сохранить жизнь своему сыну. Чем не великий поступок, достойный такого воина культа ро’оасов? Вы проиграли в очередной раз, зачем добивать себя самостоятельно? Насколько мне известно, твои братья не отличались безграничной преданностью. Они бежали, как и ты. Как и твой сын.

- Мы умрем достойной смертью! – Сквозь зубы выговорил пленный, слегка приподнявшись над кушеткой в порыве гнева. – И если для гордости Аросы нужна и жизнь моего единственного сына, я ее отдам. Мы сдерживали темноту тысячелетия! Мы защищали миры и всех живых существ на них. Мы оберегали и всеми силами пытались уберечь от бесповоротной гибели! И наша вина, что в прошлом мы не досмотрели! Наша, но ответ держать не моим предкам, а мне и моему сыну. Мы примем такую цену. Мы не отступим.

- И это слова ро’оаса? Слова вестника света и правосудия? Ты так жалок.

Я махнул агенту, и тот вогнал в тело мужчины несколько острых спиц, по которым тут же прошлись разряды электричества. Мальчик в тени слабо застонал и зажмурился, трясясь, отчего его оковы несильно задребезжали.

- Будь ты пр…. А-а!

Жуткий крик Нааршуса протек по лабиринтам коридоров и затих, когда по приказу спицы извлекли из измученного тела. Дыхание его прерывалось, но нужного эффекта не наблюдалось совсем, хотя я понимал и чувствовал, что соперничество с Аросы еще не завершилось. Они что-то скрывали. Это что-то было, разумеется, бесконечно менее страшно, чем прежняя война, но не для меня. Для меня это могло значить многое иное.

- Что было в вашем оружии? Почему ваши приспешники так тяжело отпускали свои жизни, будто некая сила удерживала души в телах? Откуда вы черпаете свои силы, если ваш бог мертв?

Тишина, только слабые всхлипы со стороны. Странно, что они все больше напоминали мне смех. Это было дико и неестественно, но отчего-то для меня вполне достойно и весомо дополняло общую картину.

- Фад’елим, еще.

Мой подчиненный было снова потянулся к панели управления, чтобы активировать систему, но рвущий слух вопль прервал его. Мужчина даже вздрогнул и расширенными от удивления глазами уставился на мальчишку, который буквально рвался из своих цепей и умолял пощадить своего отца. Его мягкий голос оказался необъяснимо крепким и четким. Он гремел, с каждым мигом теряя последние остатки страха и сомнений. И чем-то отдаленно напоминал мне голос уже почти забытого мною первого слуги.

- Нет! Остановитесь! Я все скажу! Я все скажу…все!

- Замолчи, глупец! Замолчи ради нашей святой цели! Молчи! – Нааршус верещал, дергая руками, чем вызывал еще большее кровотечение. – Молчи!

- Нет, отец! Как ты не видишь?! Мы были глупы! Мы не поняли ничего с самого начала, потому и безнадежно проигрывали каждый раз! Мы просто не поняли, Кто пришел к нам! Ты же сам всегда говорил, что нужно видеть! Видеть! А нам глаза застелил страх! Ты, как и мастер, как и все, цеплялся за прошлое! Ты думал, что если просто надеяться, то Он вернется, но Он мертв! Его больше нет! Отец, мы больше не можем… нас больше нет!