Страница 149 из 265
После этого свои войска я направлял так, как чувствовал. Порой это совершенно противоречило донесениям и сводкам. Иногда я даже вырывал флот с одной системы из гущи сражения для того, чтобы перебросить в другой регион, где они порой ждали действий сутками. Это вызывало недоумение и гнев, и, скорее всего, меня убили бы собственные стражи, если бы я каждый раз не оказывался прав.
Мои внешне безосновательные действия в очень короткий срок заставили ро’оасов бежать. Они бросали свои станции, корабли, хранилища и даже посты управления и связи. Они не могли противиться мне, ибо я находил их всюду, где бы они не пытались скрыться.
Мне было достаточно закрыть глаза и окунуться в свою густую черноту, чтобы различить сквозь нее чуждый, омерзительный свет враждебного культа. Я видел, а точнее чувствовал все точно до малейшей секунды и метра. И я посылал армию или же флот, а изредка и небольшие отряды жрецов, которые своими песнями успевали обратить и затуманить разум слабых существ империи. Потому внушения Аросы проходили без следа и успеха.
Но как можно было бы подумать, что именно война со светлым орденом оставила неизгладимый след в моих воспоминаниях, это было не совсем так.
Примерно на исходе пятого или в начале шестого года моего правления я встретился лицом к лицу с прошлым.
В тот день я был на своем флагмане «Рэнтефэк’сшторум», зависшим на орбите Викчтимай VII в секторе спирали Луаронджим. В моей уже привычной и близкой сердцу, просторной каюте было темно, тепло и сухо, лишь свет звезды, чьи лучи едва пробивались из-за черной сферы планеты, окрашивали темноту в густой полумрак с ярко выбивающимися бликами на стенах и полу, устланными зеркальным покрытием.
Я расслабленно сидел на подобии трона – техническом устройстве, созданным по особой разработке, которое в определенных ситуациях могло стать оружием, так как оно было не просто важным предметом интерьера, а странным и даже несколько пугающим видом урихшей. Моя алая мантия изящными волнами спадала на пол, но из-за мрачного освещения казалась багровой и тяжелой. Тонкий, черный обод повседневного венца лежал на голове, слегка сковывая плети волос. А мои тонкие пальцы украшали несколько перстней. Облик излучал величие и стать, но все же оставался ожидаемым. Именно такое представляется при упоминании моих титулов, а потому мне приходилось соответствовать, чтобы не разрушать хрупкую иллюзию власти. Мелочь, но от нее не избавиться. В ней выражаются все основы существования цивилизации.
Я ждал очередного бессмысленного доклада своего посла и агента с Викчтимая, он уже задерживался на семь минут, и меня это безумно раздражало. Я чувствовал его страх, он волнами достигал меня, вынуждая сладко облизывать тонкие, покрытые черной краской губы. Такая мелочь, но из-за того, что я уже некоторое время обдумывал ценность жизни этого слуги, моя чернота уловила его близкое присутствие, а потому более четко концентрировалось на нем.
И я собирался использовать эту позорную панику против самого агента-предателя. Но пока я оставлял для него краткое время покоя и ожидания, чтобы он мог подумать еще, решить и успокоить себя мыслью, что мне ничего не известно. Пусть он тешил себя, лелея несбыточные, но такие притягательные мечты о спасении и безнаказанности странным и непредсказуемым образом создавали капли Ди’ираиш.
По местному времени было еще ранее утро, мой корабль еще только оживал. Хотя как можно говорить так о звездном страннике, который никогда не прекращает свой путь, и его клетки всегда должны поддерживать жизнь общего организма. И все же временами наступало некоторое затишье, когда тишина несколько сильнее обволакивала все вокруг.
Признаться, я любил это время и именно в такие моменты позволял себе краткий отдых от всего. К сожалению, я совершенно не мог спать. После Аньрекула, а точнее ритуала, зыбкий и жестокий спутник – сон явно играл со мной. Очень сильно уставал, я сгорал от отсутствия отдыха, но стоило мне только прилечь, закрыть глаза, как темнота сменялась чернотой, а я словно бы переключался на иной способ познания и контроля окружающего. Мне виделось и чудилось, что находясь в этом трансе, я продолжал наблюдать за всем. Мой сон стал лишь продолжением черной силы. И поначалу я боролся с ним, пил различные составы, которые позволяли мне уснуть до смешного на краткие промежутки тревожного времени. Но облегчения и умиротворения я так и не добился. Под влиянием этих препаратов я стал более эмоциональным, а мое токсичное могущество всегда яро отвечало на мои чувства. И я решил, что сном можно пожертвовать.
Я едва справлялся, благо, что работы и проблем было великое множество. Они вырывали меня из созерцания ликов, позволяя отрешиться и уйти в простые дела. И все же ясность и убежденность в том, что рано или поздно мое состояние выльется во что-то ужасное, открывалась всем. Избавление, конечно, было, хотя я и не хотел признавать этого.
Моя гордость не позволяла мне допустить подобную победу жрецов.
Ди’ираиш.
Боль… она как хрустальные осколки, искрилась всюду и звенела переливами, она дразнила и ехидно смеялась, взирая со стороны на мои мучения. И голод лишь необъятно и своевольно до судороги возрастал.
Жажда. Убивающая и пронзительная…
Я сходил с ума.
Не один раз под покровом гнева и ненависти я срывался. И гибли те, кто был рядом. Рабы покорно отдавали свои жизни, может быть, и понимали, что таким образом они несколько помогали мне, но все же… они боялись. Желание жить присуще всем, оно заглушает все остальное, одаривает новыми силами и возможностями, толкает на поразительные действия и решения, которые, как казалось бы после, невозможно было воплотить человеческими силами, тем более в одиночку. Но еще сильнее вера. Та, которая невнушаема любыми жрецами, а являет собой собственное представление о мире и порядках, имеет первозданную и великую основу. Самовнушение.
И в меня верили, а потому были готовы отдать свои души, выцедить всю кровь по капли, но лишь бы исполнить свой долг слуги.
Они умирали…
И в то утро вокруг также тихо суетились рабы и слуги.
Бесшумные, смирные, они словно тени перемещались вокруг, не привлекая к себе никакого внимания. Только с моего великодушного разрешения исполняли свои обязанности: зажигали свечи, убирали уже ненужные свитки, один принес мне в глубокой темной чаше мелкие кусочки льда. Сгорая от болезненного жара, который никак нельзя было облегчить, я сминал в руке таящие осколки, иногда прижимая их ко лбу.
Давно, еще после самого первого странствия по Орттусу, я привык к холоду, даже температура моего тела была намного ниже человеческой. При такой ни одно теплокровное существо не могло выжить, а я не замерзал. Я как будто и сам был этим вездесущим холодом. Но сдерживание своей темной силы вынуждало меня контролировать черноту, тем самым копить мощь, не давать ей вырваться, нарушало баланс. Я сгорал. Порой от этого мне просто хотелось выйти в ледяную грацию и многоцветие космоса, забыться в ней и, наконец, отрешиться от мук.
Блестящие капли сорвались с руки и со звоном упали на темную гладь пола, вырвав меня из затянувшегося ожидания. Я вопросительно взглянул на стоявшего рядом слугу. Мой вопрос был понятен и прост, потому я и не озвучил его.
- Нет, Повелитель. Агент еще не прибыл.
Я вздохнул, не допуская расцвета гнева, только до ломающегося треска сжал в руке лед, а после раскрыл ладонь, и мелкие частички скатились вниз. Хватило нескольких секунд, чтобы раб исправил это недоразумение, вновь вернув окружению первоначальную строгость и порядок.
Было слегка непривычно смотреть на нового человека, который занял место предыдущего, убитого мною всего пару дней назад. Этот, выбранный по общему решению раб, уже давно служил мне, но был лишь далеким помощником, так как на прямую он мне не прислуживал. Но, пробыв в моем распоряжении достаточное время, его назначили на столь высокую и почетную роль, взяв на более низкую должность совершенно новое существо.