ИНХАМАНУМ. Книга Черная

И отсюда еще одно подтверждение. Орттус и Аньрекул были связаны одним проклятием. Если я приобрел свои силы в одном мире, то получил травму в другом от оружия, которое было предназначено для борьбы с такими порождениями. Это доказывало многие мои догадки.

После некоторого времени Лу в очередной раз подтвердил мои слова.

Он тогда зашел в мои покои, навестить, но думал, что я все еще нахожусь без сознания. Рана оказалась очень серьезной. Когда он привез меня к лекарям, те едва ли не затряслись от ужаса, что их охватил. Они запаниковали, ужаснулись от того, что могли потерять своего Императора, сказали, что если бы прошло еще часа два, то никто мне помочь бы не смог.

Но все обошлось. Еще оставались шансы.

Ранение было совершенно простым. Десятисантиметровый тонкий болт с зазубринами на конце пронзил меня, разорвав ткани и довольно не сильно навредив органам. Обычно в подобных случаях все оказывалось хуже, но причина катастрофы была не в этом.

Лу потом сам мне показал извлеченную спицу. Тяжелая, медного цвета, с легкой, полупрозрачной вязью символов, она была очень старой. Еще тех времен, когда шла Вечная война, а может быть и ранее. Но она была полой внутри, в этой полости находилась странная жидкость, не кислота и не яд, а что-то иное, не имеющее аналогов в мире сиитшетов. Она слегка светилась в темноте. И опять же стечение событий – никто иглу не заполнял новым веществом. Там оставались какие-то жалкие ее частички, но чудом сохранившиеся и не высохшие. Они и нанесли мне наибольший вред, когда болт проткнул меня, и сработал механизм, что активировал устройство, которое и выпустило в поврежденную плоть эти частицы.

Но опять же загадка. Моя черная, вновь черная, кровь не пострадала. Она была неизмененной, хотя по всей физиологии именно она должна была разнести отраву по всему организму. Но этого не случилось. Жгучие капли вгрызлись в плоть, наименее затронутую чернотой. Можно даже выразиться, что «яд» поразил те остатки меня, которые еще можно было назвать человеческими. Он, как необъятный жар, испепелял плоть, оставляя после себя лишь труху. Он словно выдавливал из меня черную силу, выталкивал из тела, но не оставляя ничего взамен.

Складывалось впечатление, что это вещество было предназначено не для убийства, но для продления времени. Если Аросы в прошлом каким-то образом сумели заковать в каменные оковы черноту на планете, то возможно они предполагали, что эта мощь может проявиться и в живом, разумном существе. Поэтому у них и сохранилось это оружие.

Или же в прошлом уже появлялись такие, как я…

Конечно, было весьма неприятно осознавать возможность такой истины, но выбора не было, приходилось терзать себя.

Я помнил первые шаги по Орттусу. Я помнил статуи, с которых были стерты лица. Жуткое зрелище, без глаз и улыбок они пугали лишь сильнее, отравляя и мучая чувствительные души. И было странно то, что все без исключений они были таковыми. Без лица, будто без имени. Но лишь до той минуты, пока я не обрел себя, пока не испил великого могущества, не захлебнулся в черноте. Обратный путь был смутен и смыт, но все же… тогда я просто не понимал, что те черты были моими, не мог этого даже предположить.

Но что если, когда-то в забытой древности были рождены подобные мне?

Вначале был бог, что создал жизнь и декорации для нее, а после он пристально следил за своим наивным, жадным детищем, поддерживал, оберегал и лелеял. И потом, когда мир расцвел в своей первозданной красоте и сакральном могуществе, его убили. Не важно как, это не имеет нужной сути, главное то, что его не стало в момент, когда пришел другой. Или же когда иной открыто противопоставил себя и своих последователей созданиям первого.

Два бога, похожи они были или нет, можно лишь догадываться. Если верить Аросы и Сиитшет, то различны не только в своей сути, но и во влияниях на мир.

И я всего-то проявление одного из них?

О, как наивен я тогда был! Я верил, искренне верил в эту глупость! Но кто же мог предположить, что реальность окажется одновременно проще и убийственнее…

Два бога – светлый и темный.

Они воевали. А их дети враждовали между собой. Но скорее, смертные были творением лишь одного, светлого, только они раскололись при появлении второго. И их сражения оказались не менее жестокими и коварными, безумными. Это объясняло появление как различных талантов, вроде дара си’иатов, так и создание оружия ро’оасов.

Два бога… и прежде у них были воины?

Дикий, необузданный гнев разлился пламенем. Я был оскорблен, я ненавидел то, что вновь и вновь начинал чувствовать себя слабым. И чтобы хоть как-то удержать свои эмоции и вместе с ними силу темноты, я отринул истощение тела и предписание лекарей.

Как утомляет вечная забота бесполезных рабов, которые, боясь лишиться высшего покровителя, излишне тщательно и пристально исполняют свои обязанности. Но в то время эта забота была омерзительной, она просто не давала мне жить. Она переходила любые границы, но виной всему вновь оказалось вмешательство стража.

Через день после возвращения отряда с Аньрекула в столицу прибыли жрецы. Они нарушили предполагаемый график, потому к их приему не были готовы. Благо, что обычная настырность и упрямство культистов в этом раз было умеренным, можно даже сказать, тихим. Они не попросили аудиенции, но закрылись в отведенных им покоях, где занялись заполнением документов и всего связанного с приближающимся ритуалом. А по благоразумному опасению командора весть о моем ранении была скрыта и держалась в тайне.

Но худшим было то, что в окраинных секторах вспыхнули бои.

Только моя тревога, слабая догадка, руководствуясь которой я отдал приказ о мобилизации армии и усилении аванпостов, спасли ситуацию, и Аросы не смогли никак нарушить целостность империи. Да, началась война, но ее плети еще были слабы и ленивы. Светлым не хватало сил, а внезапность не сработала. Но слухи расползлись тлеющими углями по всем мирам, обрушивая их снова в состояние шаткости и зыбкости.

Страх, порожденный не мною ужас, завладевал слабыми сердцами. Я чувствовал кожей, как возрастает напряжение в мире, как каждая робкая душа трепещет на ветрах неопределенности. И все же было великим удовольствием видеть, как общество, государство, что создал именно ты, приняло первый удар и выстояло. Любое повеление исполнялось с точностью, что обеспечивало четкое и слаженное координирование сил. Но Аросы не отступали.

Один за одним, будто мелкие укусы слабого хищника, они вылетали из тени и врезались тонкой иглой на какой-нибудь планете, а затем отступали, бежали с места боя, оставляя после себя смятение и непонимание.

Жертвы были, но их число оказывалось практически ничтожным.

И все же медленно, но уверенно наступал хаос. Хаос, в котором я должен был принять свою новую роль.

Я был слишком молод. Осознание этого пришло только многие годы спустя, но тогда я был поставлен в такие условия, что отказаться от перемены своего статуса не мог. У меня просто не оставалось иного выхода, и потому решение мое было верно со всех сторон. Но я еще был не готов, хотя по наивному гордился и казался довольным таким стечением обстоятельств.

Единственный правитель мира, Император, которому предложили стать подлинным богом.

Разве я мог этому противиться?

Нет. Конечно, нет.

Я в душе ликовал, был счастлив и воодушевлен. Самолюбие сахарным сиропом заливало все опасения и рвения обдумать общую ситуацию, взглянуть на нее иначе, хотя бы взвесить все плюсы и минусы. Я же действительно не понимал, на что согласился.

Император и бог… для меня это уже было синонимами, но как же я ошибался.

Слабость после ранения, которое все никак не могло нормально зажить из-за того, что я не давал себе покоя, всецело посвятив и отдав все свое время на то, чтобы сдержать стремительно возгорающееся восстание, изнуряла. Не было ни минуты покоя и тишины, я не покидал залы совещаний и управления, постоянно отдавал какие-то приказы, выносил вердикты и заключения, собирал данные, обдумывал планы действий. На какое-то время я и вовсе забыл о жрецах, но они не побоялись напомнить о себе сами.