ИНХАМАНУМ. Книга Черная

В столице Высших при крушении я был ранен, но моя сила, моя необъятная чернота сама залечивала увечья. Не знаю отчего, но в катакомбах светлых этого не произошло.

Пробежав по прямому коридору к выходу в абсолютной темноте, мой отряд замер у берега и моста над бездной. На таком расстоянии уже вновь вспыхнули ослепительным белым светом фонари, заработали радары, что еще оставались лишенными сил ранее. Удивительно, что винтовки пришли в боевую готовность намного раньше, это было сделано словно по мановению чьей-то руки, но, безусловно, спасло нам жизни.

Потерь среди моей стражи не было, но на моих руках мерцала теплая, алая, густая кровь. Так странно было видеть этот цвет, уже привыкнув к черному. Он казался нестерпимо ярким, будто искусственным и фальшивым, но все равно не прекращал разрастаться влажным пятном по одеждам, будто меткой, клеймом.

В своей жизни я испытывал много ранений, а потому прекрасно знал эту ноющую, царапающую и опустошающую боль. Я всегда помнил пульсацию разрезов и рваных трещин, всегда их терпел. Но победа над Высшими даровала мне покой, а чернота одарила защитой. И все же почему-то в древнем храме, который сохранил в своем нутре бездушный яд, я оказался беспомощным.

Это был так непонятно, так глупо, что я мог только смеяться над собой. Моя слабость вновь открылась, снова я был обречен. И страх робкими, но упорными клешнями выползал из давно забытых глубин моей души. А вместе с ним и стремление разобраться в причинах.

Я считал себя неуязвимым, но старая спица пронзила насквозь, напомнив, что я еще оставался человеком, что я еще был живым.

У меня не осталось в памяти того момента, когда Лу быстро перевязывал мою рану, а стражи оглядывались на вход в святилище, из которого в любой момент могли выскочить светлые преследователи. Но они так и не появились. Уже позже мы поняли, что им препятствовала густая вязь, струящаяся из бездны. После того, как случилась перестрелка, а мы ринулись обратно, порча поползла по стенам с новой силой, но больше не останавливалась.

Аньрекул был обречен.

Сверяясь с картой, мне и стражам удалось выбраться из лабиринта довольно быстро, а подъем по лестницам огромной залы был отвергнут. С помощью оборудования воинов мы поднялись прямо к тому выходу, через который проникли сюда ранее.

Но планета уже изменилась.

Вездесущая светлость и яркость исчезли, они помутнели, покрылись зеленой плесенью, а белые стены и купола украсились тонкими нитями трещин. Высокое небо переродилось в насыщенно кровавую муть. И дикий, неудержимый ветер носился над поверхностью, врезаясь в высокие подпорки, раскалывая их и обрушая строения. А откуда-то слева, будто через открытый провал поднимался густой туман. Он прокатывался по воде, расширяясь и увеличиваясь объемными щупальцами, которые, как казалось, пожирали собой все, перемалывали внутри, а оставляли, в чем я не сомневался, белое стекло.

Корабль ожидал нас. Стоило взбежать по трапу, как люк моментально захлопнулся, а транспорт взмыл вверх. Полет выжимал из двигателей все силы – противостоять бешеным потокам было весьма сложно. Но самым невероятным было то, что небо перед нами буквально сжималось черными створками или скорее челюстями, что закрывали зубастую пасть.

Я не помню, как мы преодолели эту завесу, но по поздним рассказам Лу, можно было сделать вывод, что великая, безжалостная стихия ждала, пока мы покинем планету. Страж во всех красках описывал то, как мгла сгустилась, но оставила между собой щель, в которую и проскользнул наш корабль, а дальше расстелилась звездная гладь. Она приняла безумного странника в свои объятия, принося тишину и успокоение.

На умирающий Аньрекул больше никто не смотрел.

Воздух с привычным вкусом соли был неожиданно теплым. Он проникал сквозь распахнутое окно, принося с собой духоту приближающейся грозы.

Я всегда любил эти моменты природы, любовался ими до упоения. Что может быть прекраснее мига, когда цветущий, наполненный жизнью мир окрашивается легкой суетой перед ливнем? Солнце, склоняясь к горизонту, быстро гаснет, утопая в мягких, но черных тучах, что наползают с большой скоростью, обволакивая мир сумраком и прохладой. Где-то на границе слуха уже можно различить приглушенный шум грома, но его забивает перешептывания того, что совсем рядом. Шелестит листва, шуршит песок и пыль, а живые существа расползаются по норам, стремясь укрыться от надвигающейся стихии. И так душно вокруг, что тяжело дышать. От этой духоты становится невыносимо жарко, но поднявшийся вдалеке ветер легкими касаниями доносит до тебя обрывки грядущего холода. И не хватает всего десяти минут до того, как солнечный диск совсем утонет в темноте, а первые капли упадут в сухую почву.

Но в минуты после пробуждения я не чувствовал этой свежести, ее заглушали резкие ноты пряностей и благовоний, что струились тонкими нитями дыма, расползаясь в пространстве больших и просторных покоев.

Высокие, черные потолки с арочными перекладинами слегка мерцали гладкими покрытиями камня на свету, по узким колоннам ползли капли красного цвета, переливаясь вязью рун. А огромные окна, почти во все стены, были открыты. Их не занавешивали мои излюбленные черные шторы, а потому комната была залита светом. И это было столь отвратительно для меня, что вызывало гнев. Сотни, если не тысячи зеркал, которыми я заполнил залу, казались брошенными и забытыми. Они виделись мне скоплением белых провалов, которых не должно было тут быть. А все мои свечи оказались потушены.

Иллюзия мрака была развеяна, и моя обитель стала обычной, пусть и роскошной спальней.

Только переехав в новый дворец, я сразу же велел убрать из своих покоев все ненужное на мой взгляд. Мне казались омерзительными все эти статуи, картины, украшения и даже шкафы. Для них было много места в других залах, где нужно было играть свою роль, а потому бы они смотрелись там весьма естественно. Для себя же я воссоздал гипнотическую ауру, где темнота окрашивалась отражающимся светом свечей в зеркалах. И пусть я не мог избавиться от необходимого, вроде постели и окон, я сделал все, чтобы мне было комфортно.

Но без моего ведома, пока я был без сознания от ранения на Аньрекуле все это варварски нарушили. Я негодовал.

И все же слабость и рана не позволяли мне вернуться к привычному образу жизни и покарать нарушивших мой излюбленный темный покой. Оставалось только молча осознавать все произошедшее и искать в этом какие-то ответы. А главным вопросом, конечно, была загадка о том, почему после такой глупой царапины моя чернота не излечила поврежденное тело. И это никак не давало мне покоя и умиротворения.

Всего лишь одна рана. Небольшой, пусть и глубокий прокол. При крушении близ дворца Сенэкса увечья были намного страшнее, я буквально истекал кровью, но иные силы исцелили меня почти мгновенно. А теперь они отступили, оставив восстанавливаться самому.

И это пугало, я страшился, что обретенное могущество вознамерилось меня покинуть, оставив умирать в гуще событий империи. Какая жуткая ирония! И все же страх был ложным. Уверенность в том, что чернота не покинет меня, даже если я сам того пожелаю, затемняла любые тревоги. Но факт оставался фактом, я не смог обезопасить себя, казалось бы, от такой мелочи.

Это было позором. Я же не почувствовал опасности, я не смог ее избежать, и выжил лишь благодаря Лу и стражам, которые вытащили меня на себе из хаоса.

Но, не смотря на разочарование и некую апатию, желание найти ответ на всю странность брало свое. Я должен был разобраться в этом, чтобы больше никогда подобного не допустить впредь. И после инцидента мой боевой порыв против Аросы немного остыл. Я возомнил себя богом, но даже не задумывался о том, каких сил потребовалось Высшим для победы над светлыми. И после истечения такого огромного отрезка времени ро’оасы не растеряли свои секреты. Нааршус знал, что таилось в подземном храме, также как то, что в его ордене из поколения в поколение, из семьи в семью передавались знания борьбы с черной водой. И он их использовал против меня.