Страница 130 из 265
Камень. Почвы здесь также никогда не существовало, лишь твердое, светло-серое покрытие, расчерченное сетью трещин и выемок. Оно крошилось и разламывалось под достаточным приложением силы, но чем толще, масштабнее и увесистее был пласт, тем сильнее возрастала плотность и нерушимость вещества. Мелкие крошки даже ребенок мог растереть до состояния пыли в руках.
Я вышел из корабля, закрываясь тяжелым капюшоном от солнца и чувствуя, как от яркого света нагреваются темные ткани моих одежд. Воины, молча, двинулись следом, предварительно закрыв энергетическим полем транспорт. Только Лу что-то тихо проговорил, направляя и давая указания своим воинам. Те внимательно слушали, но не отвечали, запоминая приказы и следуя строгим их исполнением.
Наша цель находилась прямо перед нами, но можно ли было выбрать что-то одно из общей мешанины храмов и алтарных сооружений... Любое из них могло нести в себе какую-либо информацию, а потому искать что-то конкретное не было смысла. Каждая тень имела возможность дать ответ или намек, которого было достаточно.
Сооружение из нескольких ансамблей куполов и шпилей, между которыми когда-то были натянуты серебристые, толстые ткани, наподобие кожи, предстали ветхим напоминанием о былой власти и славе пред нами. И сейчас скупые обрывки, почти истлевшие лохмотья лежали на выступах прогнившей и высохшей трухой, те, что упали в воду, давно разложились. Полусферы же были совершенно гладкими, слегка приплюснутыми и опирались на высокие подпорки, между которыми в четком порядке и на одинаковом расстоянии крепились разного размера кубы – жилые корпуса. Сотни окон бессистемно разрезали эти стены. Под разными углами от них вниз уходили полые трубы, в которые были запрятаны лестницы и лифты, ведущие вниз. Внешне все постройки казались какими-то безвкусными и несуразными, но в этом и выражалась архитектура Аросы. По их убеждению все то, что видно на открытом пространстве, должно быть простым и понятным, заключаться в легко читаемые формы и один цвет, а все разнообразие и необычность обязано скрываться под ясностью. Потому здания или живые существа имели похожий, незамысловатый вид. Если ты человек, твоя кожа бежевого оттенка, потому по учению Аросы ты должен выкрасить волосы в такой же цвет, облачиться в такие же одежды, а под них можно было надевать разные украшения, вещи всевозможных цветов и тонов. Подобное убеждение касалось и храмов. Внешняя простота представала во всей своей скучности, зато внутри расцветали переплетения красок и декора, представал полный архитектурный хаос.
Ветер не проявлялся даже тонким дуновением. Под ногами звонко булькала теплая вода, а идти по гладкому, обросшему зеленоватой плесенью камню было довольно скользко. Мы уже вошли в тень храма, ища вход в само сооружение, но в обломках и крошеве стен это оказалось сделать не так просто, как представлялось. Но пока нам ничего не попадалось такого, что могло бы натолкнуть на мысли о том, что кто-то мог побывать здесь до нас, навещая древнее святилище. Все оставалось нетронутым, недвижимым и глухим. Даже с помощью сканеров солдаты не засекли ничего выходящего за рамки представления о брошенном после войны мире.
- Чисто. Впереди, за тем большим куском стены есть полая подпорка, там вроде лестница. Можно попытаться открыть, а если не получится, так вырежем. – Гираэр целеустремленно пронзал невидимым лучом сканера пространство. Юная сила буйствовала в нем, он желал и стремился показать свою важность для этой миссии. – До других идти дальше.
- Хорошо. – Лу кивнул. – Направляемся туда. Император?
- Идем. На данный момент я ничего не чувствую. Если здесь и был кто-то, то достаточно давно. Этот мир кажется нетронутым, хотя никто бы не поручился за то, что после военных исследований сюда никто не прилетал. И все же Аньрекул не мертв.
Моя чернота молчала. Она притаилась, будто голодный хищник в засаде, вслушивалась и ждала, мечтая различить малейший шорох, каплю боли от ничтожного пореза. Но все оставалось тихо и однообразно. Этот мир был противен мне. Противен до тошноты. Светлый, яркий и тихий, но тишина здесь была иной. Ее давили в прошлом, ее искореняли, жгли и резали, разрывали зубами на куски и испепеляли, но она все равно оставалась прежней. Извращенная тишина, она была пропитана больным умиротворением ро’оасов. И это было мерзко, отвратительно до тошноты и отторжения. Чуждое состояние безмятежности убивало, оно высушивало и пронзало иглами, вытаскивая через проколы вены, чтобы в сто крат усилить это ощущение инородности. Впрочем, мне казалось, что когда-то в прошлом я уже испытывал подобное, но такого не могло быть. Это казалось невозможным, игрой больного разума.
Обогнув обломки и найдя в одной из опор скрытую лестницу, стражи после некоторой заминки смогли открыть дверь. Она поддалась с неохотой, но все же сломать старый замок вышло достаточно просто. С шипением, выпуская из глубин сырость и затхлость, та распахнулась, явив взору черный провал, в котором едва угадывались силуэты крутых ступеней. Зажгли светильники.
Лестница явилась не только крутой, но еще и узкой, она состояла из нешироких уступов, которые крепились на небольшом расстоянии друг от друга, а между ними зияли провалы. Поручней и ограждений не наблюдалось, да они и не нужны были в цилиндрическом пространстве, которое оказалось настолько мало для высоких и широких в плечах стражей, что те с трудом могли двигаться в этой замкнутости. Они спускались осторожно, придерживая оружие и слегка опираясь на шершавые, будто пористые стены.
Лу двигался первым, ведя за собою всех. И это не обсуждалось, обязанности воина-защитника были основными в этом задании, потому я находился в центре нашего отряда, прикрытый от возможных опасностей воинами.
Вскоре спуск переменился, полый ход вывел нас в необъятное помещение, где лестница также уходила круто вниз, но при этом имела несколько ответвлений и горизонтальных лент-дорог, которые терялись в густом сиропе мрака. В ярких лучах светильников и фонарей, выхватывающих обрывки окружающего зала, блестела пыль, что поднялась с поверхностей из-за открывшегося доступа свежего воздуха, который пронесся слабым потоком сквозь распахнутый люк.
- Значит, хроники не лгали, что эти Аросы были любителями подземелий. – Лу хмуро и сосредоточенно всматривался в темноту, пытаясь запомнить окружение, что было не так просто из-за размера территории и скудного освещения. – Даже не смогу предположить, сколько здесь придется плутать, прежде чем мы что-то найдем.
- Мы же не за реликвиями здесь, а ищем следы светлых. – Донесся голос из-за спины. – Все в пыли, никаких отметин. Вряд ли здесь был кто-то после миссий по окончанию войны. Забытое, брошенное наследие. Никому не нужное, а сколько сил потрачено на это сооружение…
Я только усмехнулся на эти слова. Непривычно было слушать рассуждения людей, что всецело были твоими подчиненными, готовыми выполнить любой приказ. Их мысли в чем-то казались простыми, логичными и полностью отражали суть. Воины, стражи, они полагались лишь на факты, что должны были быть начертаны перед ними на белых листах обстоятельств черными буквами. Это было естественно и, пожалуй, являлось одним из самых главных и важных качеств любого слуги – четко и безропотно следовать указаниям владыки. От этого всегда зависит контроль над всей ситуацией, фактически это и есть власть во всем своем затейливом хитросплетении слов.
Даже подобная короткая и простая миссия высвечивала основы, проявляя в лучах ясности те черты, которые были присущи определенным классам. И в этом я полностью поддерживал решение Сенэкса о принятии каст. Да, когда-то в незапамятной древности классы, слои общества, касты, даже деление граждан на какие-либо группы были отменены и запрещены вовсе. Но многие тысячелетия после, когда развитие цивилизации расцветало с такой стремительностью и молниеносностью, что ни одни законы и представления не могли за ними следовать, выявили главную вещь – первоосновы все равно являются сильнейшим и ценнейшим пунктов во всей основе жизни. Возможно, в чем-то деление принижало и ущемляло, но обладая браздами правления всего мира, касты и сопутствующее им разграничение по потребностям, взглядам и желаниям, давало великое преимущество, приводящее к большей стабильности и комфорту. Даже сам командор Лу как-то говорил о подобном, подчеркивая, что его подчиненные обладают схожим мировоззрением, возможно, из-за того что они воспитывались и росли в одних условиях. Стражи, все же, все с раннего детства проживали и росли не в семьях и с родителями, а в сформированных по возрастам отрядах, где и проходило их обучение. Обучение же было жестоким с самых первых дней. Детей ставили в такие условия, что все сентиментальности и слабости сразу же всплывали, обнажаясь в полной мере, чтобы наставки могли их искоренить на первых этапах. Заканчивали свое развитие на роль стражей далеко не все, большинство уходили в первый же год, а из тех, кто оставался до конца, выживали лишь половина.