Страница 117 из 265
О, как долго я ждал этого момента, и вот оно, столь желанное, абсолютно достигнуто, осталось насладиться апогеем величия. Только наваждение, лишившее меня эмоций перед дуэлью, не прошло за все это время. Я так хотел вкусить триумф, испить обжигающего вина победы, прочувствовать весь накал свершения, когда надену венец и взойду на престол. И ничего не было. Все было доступно, оставались часы до главной церемонии, но я был равнодушен. Точнее я сходил с ума от отсутствия чувств. Все желанное стало моим, но ничего не изменилось. Не было окрыляющего иллюзорностью хаоса, не было будоражащего мига свободы. Лишь растерянность, да клетка вокруг стала изящнее.
Целая вселенная в одну секунду оказалась зависимой от моего решения и моей воли. Странное ощущение, мечта не напоила меня безграничным, лучезарным освобождением от оков, хотя пряное счастье и безумная радость должны были бушевать внутри, также как и самолюбие, и трепет перед бесконечными возможностями. Мне их очень не хватало.
Я все же задернул тяжелым занавесом окно, осматривая свои покои.
Приглушенный, почти призрачный свет и зеркала. Ничего в этом не изменилось, только я сам, ученик, ставший владыкой, навсегда утратил в той битве очень многое.
Лгали ли зеркала или мое отражение стало казаться выше, а кожа еще бледнее. Она стала совсем белой, без малейшего оттенка. На ней темными отметинами порчи, извилистыми ломаными линями вспухли вены, выделились капилляры. Вокруг глаз чернота слилась в сплошные черные пятна, капли от нее уже скатились со скул мелкими нитями. А два пламенных уголька глаз все также сияли, только уже не ясно-алым, а чистым, кровавым цветом. Не человек, сама бесчеловечность во плоти, я полностью оправдывал выбранное себе имя.
Быстрый взмах руки, я с ненавистью оцарапал гладь зеркала ногтями. На нем остались неглубокие проколы и трещины, которые вмиг потемнели, будто заполнились мутной жижей, и застыли.
Император.
В дверь постучались очень тихо и робко, непривычно рано. День начинался нудными, казавшимися совсем ненужными приготовлениями к ритуалу, который я когда-то очень хотел. Стук повторился снова.
Слуги ожидали в коридоре, не смея даже приоткрыть створки двери, чтобы заглянуть внутрь. Ратхич бы даже не подумал так дрожать и церемониться...
Веками устанавливались все мельчайшие составляющие каждого церемониала, а коронация была проработана более всех. Все слова, песнопения, цвета, благовония: все было единым целым – образом торжества. И я же так мечтал об этом, но оказалось, что оно принесет мне только лишнюю суету. Привыкнув сражаться, было очень сложно увидеть в игре для зрителей истинное значение.
Всех слуг и подчиненных подбирал Лу, он проверял каждого, а после под моим руководством подвергал ритуалу, который основывался на использовании дара. Он влиял на личность жертвы, слегка ее искажая. Они оставались разумными, чувствующими и понимающими, но в них намертво въедалась болезненное поклонение своего господину. По сути, ритуал убивал в них желания свободы и, с одной стороны, выковывал из людей безвольных существ, раболепных, беспрекословных рабов. Предательство и даже оскорбление для них были невозможны физически. Жестокий выход, но иного выбора не было.
Слуги боялись меня и то, чем я являлся, пусть и с рождения видели особые возможности сиитшетов, но мои силы не были похожи ни на что. Легкое колыхание призраков в волосах вводило подчиненных в ступор, они не могли даже шевелиться из-за оцепенения, но если кто-то все же осмеливался исполнять свои обязанности, например, как перед выходом – расчесать мои волосы, то от легких касаний кожа рабов плавилась, покрывалась волдырями. Они выли от боли и с ужасом смотрели на свои поврежденные руки. Ритуал позволил избавиться от подобного. Они больше не чувствовали боли.
Но если с приближенными я мог как-то избежать неконтролируемой паники, то предстать пред всей империей в своем настоящем обличии я не мог. Я достаточно всколыхнул мир, ужас и страх уже властвовали в сердцах, а потому усиливать их было нельзя ни в коем случае. Иначе бы все мои старания разлетелись прахом, случилась катастрофа непредсказуемых масштабов, что было недопустимо, запретно.
Спасение нашлось также в древних записях и традициях, которые по неопытности я некогда осмеивал, а они оказались необходимостью.
Мне тщательно расчесали волосы и покрыли клейким, бесцветным составом, нанося его тонким гребнем. Смесь скрепила черные пряди, но не склеила их, только затвердела невидимым слоем, обволакивая каждый волос – так призраки не могли мгновенно слиться в силуэты. Легкой белой краской скрыли разводы порчи на лице и руках.
С моей неприметной черной мантией пришлось расстаться. Алый – цвет триумфа. Так пошло из древности, что любая война окрашивалась брызгами крови, но не воины держали ответ за нее, а те, кто послали армии на сражение. Потому именно алый считался цветом правящего сиитшета. Цвет крови, боли и славы. Это не принижало и не делало из человека воплощение кошмара, но возвышало его, показывая, что именно эта личность способна взять на себя ответственность, а потому лишена оков, то есть свободна. Совершенство во всем должно было быть присуще главному владыке, он должен был быть воплощением идеала. Разумеется, идеала по меркам темного ордена, который не обладал и крупицами светлых качеств.
Алый – цвет Императора.
Элегантная, дорогая ткань легла в несколько слоев. Она представлялась холодной и чуждой, ее туго обвили вокруг моего стана. А изящные полотна оказались тяжелыми, они тянули вниз и сковывали. Ярко-алая, почти горящего цвета материя виделась мне кровью, размазанной по гладкой поверхности бесчувственной ладонью . Свежая, она должна была быть еще теплой, но нет. Иллюзию разрушали тонкие, едва видимые узоры ручной работы. Золотистые нити, переплетающиеся едва заметной паутиной перевязей.
Поверх мантии шел длинный, плотный плащ на тон темнее. Он волнами шелестел вокруг и имел на себе подобный, витиеватый рисунок, усиливающийся к краям рукавов и к подолу, по спине перевернутым вершиной вниз треугольником тянулась вышивка герба новой империи.
На этом работа слуг и рабов в приготовлениях к церемонии окончилась, далее уже начинался сам обряд, который проводили жрецы.
Я даже не услышал, как они вошли в залу, только замерцали сотнями бликов по стенам отсветы от их зеркальных облачений, слуги молниеносно исчезли. Белый, люминесцентный дым, струящийся из ритуальных кадил густыми плетями, наполнил пространство неестественно-горьким, но пряным запахом. В его клубах главный жрец приблизился ко мне, монотонно шепча глухие сакральные строки. И пока оставалось немного времени, он на пару секунд замолчал, а после заговорил так, чтобы мог услышать лишь я:
- Кто бы мог подумать, что все так обернется. Какой-то жалкий миг все изменил. И теперь я провожу коронацию для нового, единого Императора. Это уже другой мир, и я не могу даже представить, чем это все обернется. Желанной утопией или крахом и катастрофой? Вы, разумеется, спросите, к чему все эти слова, и я отвечу. Я провожу ритуал, ибо у меня нет выбора. Моя клятва была принесена ордену, а не правителю. И еще. Хаос будет хуже. Да, меня убедили многие жрецы, что все это было ожидаемое, но… Вы убили наш мир.
- Убил. Но, не разрушив ничего, невозможно что-либо построить. Высших больше нет, и ваш возлюбленный Сенэкс мертв. Есть только я, тебе и всем придется склониться. Как и говорилось ранее, выбора нет.
- Я склонюсь, но я не хочу дожить до того момента, когда все откроется. – Парировал жрец.
- Какие героические до позора слова. Через час за подобное я буду казнить.
- Я знаю. – Культист слегка склонил голову. – Император.
Двое жрецов поднесли ко мне широкую и почти плоскую чашу, заполненную горячей, золотой жидкостью, в которую я на пару секунд опустил ладони. Золото при соприкосновении с воздухом застыло на коже эластичной, блестящей пленкой, но скатилось густыми каплями с ногтей. Сразу же поверх на руки мне надели специальные украшения, которые резными лентами опутывали мои пальцы и закрывали острые ногти – еще одна мера безопасности, скрывающая истинное лицо. Удивительно, что все это нашли слишком быстро, будто все когда-то было заготовлено именно для меня, и просто пришло время.