Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 103 из 265

====== Глава 2. Песнопения. Часть 21. ======

Кто-то резко и истошно, до вопля, закричал, послышался звон бьющегося стекла, раздался громкий хлопок, но потом на мгновение все стихло, чтобы секундой позже вернуться в привычное для испуганной толпы состояние грядущей, всепоглощающей паники.

- Они захотели свободы…

Я проговорил это почти шепотом, ни к кому не обращаясь, хотя страж и приподнял недоуменно бровь. Он сощурился, а затем подозрительно нахмурился, пристально вглядываясь в меня, я же шагнул в сторону к восставшим, чем еще больше встревожил Лу. Слуга мгновенно последовал за мной, намереваясь остановить и как можно быстрее окончить долгий путь, скорее узреть итог дуэли, чтобы уже наверняка завершить весь хаос, который расползался щупальцами вокруг, разрушая все, чего касался. Но я еще был опьянен звуками брошенной мною фразы, казавшейся преисполненной лаской и мягкостью до такой степени, что уже начинала восприниматься насмешкой, почти саднящей раной, нанесенной изуверским движением палача.

– Владыка! Стойте! Что Вы делаете?! Нам нужно идти к вратам! Вы теряете время!

Страж был прав, но отчего-то я больше не боялся упустить нужный момент, словно знал призрачную и зыбкую истину – потерять этот миг невозможно. Он уже был моим, он смиренно играл по установленным мною правилам. Та сущность, что подарила мне силу, оставила жизнь и позволила выбраться с Орттуса, вела уверенным движением вперед. Пара минут для нее являлась смешным пустяком. Пара минут для нее ничто.

- Лу… Они вспомнили о ней. Они, правда, желают свободы, хотя, кажется, что не помнят этого слова. Они поверили в нее, но какая жалость, свободы не существует. Какой жестокий самообман! А низшие наивно вкусили его горечь. Идя за ложью, что они сами для себя написали, они могут принести большой, чудовищный вред. Рабы почувствуют силу, которая позволит им разрушать. И что тогда? Как стекло в руках все расколется и осыплется неуловимым крошевом. Недопустимо…

- Да, Повелитель. – Быстро согласился Лу. – Поэтому нам стоит уйти отсюда немедленно. Время уходит! Нужно спешить!

- Время? Разве новый правитель способен удержать презирающую его громаду? Ты боишься

их?

Злая, приторная до предела своим безумием и жестокостью улыбка перекошенной полосой рассекла мое лицо. Я видел ужас в глазах тех, кто окружал меня. Они бежали, но сладкое, сахарное чувство собственной силы останавливало многих. Ничтожные, они возомнили себя равными, они сияли ярким пламенем в полной черноте тех, кто погряз, утонул, захлебнулся в чувстве всепоглощающего отчаяния. Оно так маняще пульсировало в венах, вырывалось в холод испугом и слабостью.

- Что? – Лу был в недоумении. Воин ответил вопросом на вопрос, нарушая очередной пункт своего кодекса, но не обратил на это и малейшего внимания. Его разумом владела лишь одна цель, выражающаяся в том, чтобы быстрее и с менее опасным итогом увести меня из бушующей толпы. Но покачав головой, он заметил среди неутихающей суеты взмах руки стража из своей гвардии, подле которого в ожидании замерли другие стражники. Командор, не медля, приказал жестом им подойти, вновь обращаясь ко мне. – Инхаманум, я понимаю Ваше негодование, но сейчас проблемы с низшей толпой не имеют никакого значения. Вас ждет бой!

- Ты смешон, Лу. Разве ты не видишь, что болезнь и гниль живет не только в Сенэксе, но и в них! – Яростно проговорил я. – Он заразил их. Рабы и слуги, они могут передать это. Они испили окрыления свободы. Это запретно. Это опасно. Они забываются. Еще один маленький шаг, и их будет не удержать. Необъятная волна хаоса захлестнет мир. Я не позволю. Я не допущу этого!

Я не лгал.





Я действительно верил во все сказанное мной, но под внешне равнодушной маской скрывалась неудержимая жажда. Голод сводил с ума, он цеплялся стальными когтями и выворачивал наизнанку, оголяя нервы и выпуская черноту. Она требовала этих жертв, жаждала тишины. У меня не было ни единого шанса удержаться. А страж смотрел на меня так, как смотрят на человека, с которым уже знакомы не один год, а целую жизнь, и не узнают. Всего секунда, а понимание исчезло. Не узнавал, будто я поменял лицо, будто перед ним стоял не тот, кому он добровольно принес клятву. Чужой…

Всем сознанием я ощущал страх подчиненного, а тот молчал. Он уже не посмел бы ослушаться моего приказа. Его захлестнуло то, что вело меня, но не только ужаснуло и устрашило, как можно было предположить, а пробудило нечто неосязаемое. Воодушевление разлилось по саднящим нервам. Всего лишь страж был готов следовать за мной, больше всего боясь меня, своего хозяина, но при этом, не желая сменить строгую покорность на свободу. Его еще не поглотила пелена гнили, сбросив и разбив оковы прежней жизни, он увидел иное. И пусть понимание тогда еще не пришло к нему, Лу был готов дойти до конца пути, довести меня до трона, видя в этом не только смену устоев империи, но и новый виток мира.

Всем нам чего-то не хватало, несмотря на то, что объединенные сектора Высших процветали. Да, была преступность и разруха на нижних уровнях, да, существовало рабство не только из-за кастового строя, а о правах непричисленных к сиитшетам не могло быть и речи. Да, мир был жесток и отравлен, но он все равно жил, и в нем можно было жить. Главенствующие си’иаты создали довольно стабильную систему, которая имела все шансы на существование и без них. Но она рухнула также молниеносно, как и погибли сами идолы, и не в безволии была причина. Мы все чего-то искали, прозябая день за днем. Мы все ждали чего-то, что должно было случиться, что должно было принести нечто главное, без чего невозможно быть.

Сенэкс и его союзники в прошлом искали это нечто, но так и не нашли. Прогнив сами, они оскверняли мир, а потому не только Высших следовало стереть с лица вселенной. Весь мир необходимо было перекроить и воссоздать из пепла под новым началом, тем самым дав ему новый шанс на истинную жизнь.

И пусть эти размышления были всего лишь оправданием, которые позволили без сомнений идти мне вперед, они являлись необходимыми. Может быть, они и были наигранными и ложными, не соединяющимися в единый поток цели, но все же оставались вескими и достойными. И главное – не раздражали черноту.

Жаром, раскаленным золотом наполнились мои глаза, я зажмурился, не видя, но чувствуя, как Лу выхватывает из-за спины убранное до этого оружие. К нему через толпу бежали другие стражи, что-то выкрикивая на ходу, но их голоса тонули в общем шуме. Под моими ногами вспыхивали измятые, влажные от дождя листовки, мгновенно сгорая и разлетаясь по сторонам еще искрящимся пеплом.

Лу метнулся ко мне, но я за долю секунды до этого бросился вперед, сквозь черноту протягивая свои худые руки к ним, беспомощным и безнадежным существам, которые медленно умирали не от болезни и старости, а от обмана.

На этот раз моя сила не преобразилась в молнии, она даже не проявилась внешне. Ей не нужны были краски, что отобразили бы ее движения и действия. Достаточно было невидимой глухой стены мощи, которая пронеслась по площади, выдавливая из податливых сосудов жалкие души. Как куклы из хрупкого фарфора лопались тела, но ни одна капля крови не выплеснулась на холодные плиты площади. Испита, выбрана полностью, вырвана, как дань. Сдавленные крики и хрипы разнеслись волной, но резко прекратились, стихнув и сменившись на глухие удары. Позади меня истошно завопил Лу, а двое его подопечных замерли рядом с ним, опустив оружие.

Невредимые.

Им была неведома упоительная сладость, которой упивался я в тот момент. Они не слышали музыки визга, что открылась мне тогда. Только чернота, только ее бездонные просторы дарили терпкое и непередаваемое наслаждение минутной сытости.

Всепоглощающий, чарующий, такой желанный покой.

Она длилась так кратко, моя мимолетная секунда тишины, которая выявляла подлинное спокойствие. Тишина. Она была столь пряной и завораживающей, что не возникало никаких сомнений, что именно она должна была царить в моей черноте. И может быть, когда-то так и было или же будет. Тишина в абсолютной темноте, но вечные крики, нескончаемый хор голосов нарушил мою идиллию. Затихнув на миг, они снова взлетели различными тонами, оглушая, не давая возможности разобрать даже громкие звуки настоящего, окружающего меня мира.