Страница 21 из 32
Император Александр поручил нашему посланнику в Константинополе Италинскому внушить Порте, чтобы она смотрела на занятие нашими войсками Мингрелии, а впоследствии и Имеретин как на «событие для нее равнодушное», потому что мнимое ее покровительство этим областям было бесполезно и ничтожно. Князь Цицианов также просил Италийского подготовить Порту к тому, чтобы в принятии под свое покровительство этих двух владений она не видела со стороны России ни насилия, ни нарушения мирных отношений[118].
В Константинополе вопрос о присоединении Мингрелии прошел совершенно незамеченным, и рейс-эфенди в разговоре с Италинским не высказал по этому предмету ни опасений, ни неудовольствий. Наше правительство предвидело такой исход, и император Александр еще в мае месяце писал князю Цицианову, чтобы он не останавливался в ведении дальнейших переговоров. «Не нужно вам, – писал он[119], – для занятия войсками моими Мингрелии ожидать извещения от посланника Италийского. Порта Оттоманская, имея токмо мнимую над княжеством сим верховную власть, которая ей выгод никаких не приносит, по случаю сего происшествия, уповаю я, не захочет нарушить доброго согласия, между Россиею и ею существующего».
Получив такое приказание, главнокомандующий отправил грузинского дворянина Давида Мамацева с письмом к Дадиану и с поручением заключить предварительные с ним условия, как о подданстве, так и о продовольствии войск, которые предполагалось ввести в Мингрелию.
«Зная и видя положение дел, вас окружающих, – писал князь Цицианов Дадиану[120], – силу ваших соседей, несогласия в собственном светлейшем доме вашей светлости, не вижу я иного пути к восстановлению спокойствия посреди Мингрелии, как тот, который ваша светлость предпринимаете, то есть войти в подданство его императорского величества, и тогда ограждены будете силою непобедимого оружия российского».
Для окончательного решения этого дела князь Цицианов просил, чтобы Дадиан прислал в Тифлис уполномоченного для заключения условий и чтобы владетель Мингрелии обязался поставлять за условленную плату провиант на 1500 человек войска, назначенного для занятия и обороны его владения.
Вместе с тем Дадиану сообщено, что император оставляет внутреннее управление Мингрелии в руках владетеля на прежних правах и обычаях, за исключением смертной казни, которая должна быть непременно отменена; что со вступлением в Мингрелию русского войска оно будет оборонять до последней капли крови страну, как «собственность Всероссийскую», и, наконец, что, по заключении трактата, Дадиану будет пожалован орден Св. Александра Невского.
В ответ на это требование главноуправляющего князь Григорий Дадиан прислал в Тифлис священника двора своего Симеона Асатиана и дворянина Георгия Гогиева с письмом, в котором писал, что лишь только получил известие о посылке Мамацева, ехавшего через Ахалцих, тотчас же отправил навстречу ему своего посланного в Батум; но вскоре узнал, что последний был задержан царем Имеретинским. Эта неверность пути, по словам Дадиана, была единственною причиною долгого неотправления посланцев к главноуправляющему. Хотя князя Григория Дадиана и старались уверить в том, что, с заключением трактата, он будет устранен от управления Мингрелиею; хотя сомнение в исполнении обещаний вкрадывалось и в его душу, но он имел не столько характера, чтобы довести до конца начатые переговоры. «Отдал я себя самого, – писал он князю Цицианову[121], – всемилостивейшему монарху российскому, да от сего дня буду я рабом (подданным) его непобедимой империи». Дадиан писал, что оба его посланные «дарованы благодатью верности ко мне и им дал я полную власть (полномочие) по приказанию вашему, и сии объявят и утвердят написанным мною письмом, клятвою и обещанием мое покорнейшее рабство российскому монарху и пребывание мое под твоим правлением и надзиранием».
Предавая себя и владение свое в безусловное подданство России, Дадиан просил, в знак милости и расположения императора Александра, прислать ему саблю. Относительно продовольствия войскам он обещал доставлять его, хотя и писал при этом, что в Лечгуме и Сванети можно иметь «хлеб и ячмень в пропитание там находящимся и нам», но в Одиши можно найти только гоми, просо и кукурузу. Зато, по словам Дадиана, «мяса и вина есть изобильнее в земле нашей, и можно, кажется, войскам вашим, которые у нас будут, иметь пропитание».
Соглашаясь на уничтожение смертной казни, Дадиан спрашивал: «Человекоубийцам или великим пред Богом преступникам, или ожесточенным в грехах и необращающимся от них, или пленникопродавцам и ворам какой должно делать и суд, и воздаяние? Прошу приказанием вашим дать мне наставление, ибо известно вашему благоразумию, что земля наша не есть регулярная и имеет много законов, Моисеем учрежденных. И для того, кажется, учреждение сие, как то: смертная казнь, отрубление рук и ног или избодение глаз, введено в землю нашу, что не имеем отдаленных мест для ссылки или удаления от земли нашей, как то у вас есть Сибирь и узаконенное по телу наказание».
Вскоре после того владетель Мингрелии сам, без всяких побуждений и намеков с нашей стороны, обратился с просьбою к князю Цицианову о дозволении ему прислать в Тифлис сына в качестве аманата. Хотя подобное принятие и утверждение в верности можно считать унизительным для дающего аманата и плохим обеспечением для берущего его, но, имея в виду, что этот способ удостоверения в верности был весьма обычен в Азии, князь Цицианов признавал весьма полезным воспользоваться предложением князя Дадиана[122]. Он просил разрешения императора Александра отправить его в Россию под предлогом воспитания, приличного его рождению, на что и последовало высочайшее разрешение.
Между тем, для постановления окончательных условий подданства, главнокомандующий отправил в Мингрелию полковника Майнова, который 1 декабря 1803 г., в селении Дидичала Одишийской провинции, имел свидание с князем Григорием Дадианом. Вручивши ему вместе с письмом главнокомандующего и просительные пункты, от лица его составленные, Майнов просил о назначении дня присяги. Подписавши просительные пункты 2 декабря, владетель Мингрелии послал повсюду приказание, чтобы первосвященники, князья и дворянство собрались к нему. Сам Дадиан и его супруга Нина Георгиевна, получившая в подарок соболий мех и 10 аршин пунцового бархата, высказывали полную преданность к русскому императору и его правительству.
4 декабря прибыл епископ Цаишский, и Дадиан, в тот же день присягнув на подданство, возложил на себя поднесенный ему Майновым орден Св. Александра Невского. Продолжавшиеся военные действия против царя Имеретинского и случившееся в то время наводнение препятствовали князьям и дворянам собраться всем одновременно для принятия присяги. Наследник Мингрелии также не присутствовал при общем торжестве; задержанный наводнением, он присягал впоследствии[123].
По заключенному трактату князь Григорий Дадиан и все его владение поступали в вечное подданство России, причем ему предоставлялось пользоваться всеми преимуществами владетеля. После смерти Дадиана право наследства переходило потомству по старшинству колена, но наследие могло считаться законным только тогда, когда будет утверждено высочайшею грамотою. Суд и расправа предоставлялись владетелю, за исключением смертной казни, которая навсегда отменялась. Для защиты Дадиана и его владений русские войска должны были вступить в Мингрелию и иметь там постоянное пребывание.
Прося о предоставлении ему части доходов с городов и рудников, если бы таковые были открыты в его владениях, Дадиан обещал повиноваться русским властям, выстроить для русских войск дома и доставлять им отопление, освещение и продовольствие. Он обещал отпускать безденежно лес, годный для кораблестроения; доставлять рабочих для разработки руд по ценам, определенным от горного начальства; отказывался от таможенных доходов; согласился не брать никаких пошлин с купцов, торгующих в его владениях, и, наконец, в знак его власти, просил пожаловать его мечом и знаменем по азиатскому обычаю.
118
Акты Кавк. археогр. комиссии, т. II, 688 и 903.
119
В рескрипте от 23 мая 1803 г. Арх. Мин. иностр. дел, 1 – 13, 1803–1806, № 9.
120
От 26 июня 1803 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. II.
121
От 21 августа 1803 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. II, № 908.
122
Всеподдан. рапорт от 27 октября. Арх. Мин. иностр. дел, 1–7, 1803–1807, № 57.
123
Рапорт полковника Майнова 4 января 1804 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. II, № 913.