Цифры нации

– Вот они, плоды современности! – Большов забрал из рук Вершилова лист и продолжил, потрясая им: – От этой поганой бумажки зависит теперь судьба принятых нами программ. Надеюсь, вы помните, о чем идет речь!

Присутствующие хмурились и молчали.

– Так я ж вам напомню! – продолжил Лев Давидович. – Рождаемость упала до такой степени, что скоро некому будет служить ни в полиции, ни в милиции!

– Милицию сократили… – шепнул сбоку Вершилов.

– Туда ей и дорога! Я не об этом… Недостаточность финансовых средств… Я понял… Нас хотят загнать в угол, лишить полномочий… Куда смотрит служба безопасности?! Куда смотрит полиция?! Когда я пришел в правительство, мне обещали! Какой-то банк, которого я не видел в глаза, диктует мне условия, как я должен жить!..

Наоравшись вдоволь, Большов поднялся из-за стола, плюнул в пол и покинул зал заседаний в окружении своих заместителей.

Виноградов тоже решил, что дела не ждут. Сграбастав тощую паку со стола и, сверкнув глазами в сторону прокурора, заспешил к выходу.

Вскоре он находился в кабинете Жердяя и, прыгая с пятого на десятое, доводил до шефа суть происшедшего. По его словам выходило, что правительство скоро окажется ниже плинтуса.

– Так уж и ниже?! – ощерился Жердяй. – Кто он такой, этот банк, хоть и центральный!..

– Мы пропали! Нас повесят на корявой осине!

– Успокойся…

– Или бросят в клетку с голодными обезьянами.

– Ты спятил?

– К диким, голодным, свирепым… Мы сами инициировали закон о наказаниях!

– К черту тебя! – Жердяй размахнулся и стукнул кулаком по столу, так что стакан из тонкого стекла подпрыгнул, упал на пол и раскололся на множество тонких осколков.

Жердяй таращился на осколки, не в силах понять – то ли это судьба, то ли обычное совпадение: мало ли стаканов падает на пол.

– Короче, ситуация такова, что Большов недоволен… Куда, говорит, служба безопасности смотрит…

Жердяй молчал.

– Чо делать-то будем?

– Ничего… Ничего пока делать не будем… Экономика не наш профиль…

Глава 7

Паршивое учреждение

Верховное судебное присутствие располагалось в громадном сером здании на перекрестке улиц Железной дивизии и Фридриха Энгельса. Председателем данного судебного органа был Шприц Игорь Альбертович – высокий сухопарый мужик лет шестидесяти, с продолговатым тусклым лицом, на котором помещался массивный нос.

Шприц не только руководил данным ведомством, но и рассматривал уголовные дела. Это были дела государственной важности, в рассмотрении которых Игорь Альбертович наловчился до такой степени, что не было такого дела, которое он не мог бы рассмотреть с первого раза. Он их щелкал как орехи, и в этом была, непременно, заслуга его сухопарости, поскольку, будь на его месте мужчина широкий, упитанный, то вряд ли дела в судебном ведомстве решались так стремительно.

Тем не менее, несмотря на проворство Шприца, к концу недели на рассмотрении у него образовалась из уголовных дел целая очередь. От нее у председателя ныло под ложечкой и даже подскочило артериальное давление: надо было срочно от этой очереди избавиться.

Он поднялся из-за стола, поправил на себе судебную мантию, взял в руки тощее дело и направился в зал судебных заседаний. Впереди председателя, оглядываясь, шла секретарь. У входа в зал заседаний она остановилась. Шприц тем временем вильнул в боковую дверь и щелкнул изнутри защелкой. Секретарь вошла в зал, остановилась возле своего стола и произнесла четким голосом:

– Прошу встать!

Прокурор, в темно-синем мундире со звездочками на черных петлицах, адвокат в мантии и угольчатой шляпе, а также подсудимый, отгороженный от зала решетчатой клеткой, поднялись и замерли. Поднялись также двое пожилых лиц, мужчина с женщиной.

Шприц, шурша мантией, вышел из боковой двери, поднялся ступенями к возвышению, велел всем садиться, раскрыл дело и стал бормотать о том, что слушается дело такое-то, что председательствующий судья такой-то, при секретаре таком-то, по обвинению гражданина такого-то, и что обвинение поддерживается прокурором таким-то.

Прокурором оказался Татьяноха.

Дверь в этот момент отворилась, в зал тихо вошел судебный пристав-охранник и остался у входа.

– Слушается уголовное дело о защите толерантности, – продолжил Шприц, косясь в сторону охранника. – Подсудимый, когда вы получили обвинительное заключение?

– Я его вообще не получал! – ответил подсудимый.

Шприц посмотрел в его сторону, потом в уголовное дело и снова сказал: – В деле имеется ваша расписка о вручении вам обвинительного заключения. Вы знакомились с делом?

– Я отказался, потому что я не виновен…

«В таком случае – ты просто дурак», – подумал Шприц, а вслух произнес: – Понятно…

Метнув взглядом по залу, Игорь Альбертович только тут заметил на заднем ряду постороннюю пару – мужчину и женщину.

– А вы кто такие? – спросил он.

– Я потерпевшая, а это свидетель, – сказала женщина ласковым голосом.

Выпроводив свидетеля в коридор, Шприц велел потерпевшей даме сесть на скамью в первый ряд и продолжил заседание.

В итоге получасового рассмотрения дела, в течение которого судья выслушал показания потерпевшей, свидетеля обвинения, государственного обвинителя и огласил материалы дела, он объявил слушание дела оконченным и заявил о прениях сторон.

– Слово в прениях предоставляется государственному обвинителю Татьянохе Дмитрию Олеговичу, – сказал он.

Тот поднялся, взял в руки лист и стал читать обвинительное заключение. Из обвинения следовало, что Иван Иваныч Иванов с утра ходит без штанов. Только так. И не иначе. Поскольку об этом говорят свидетель обвинения, потерпевшая, а также материалы дела.

Однако для вынесения обвинительного приговора этого было явно недостаточно, тем более что потерпевшая с подсудимым жили как кошка с собакой.

«Точно… – решил для себя Шприц. – Это и есть юридический дурдом».

– Прошу определить для него наказание, – продолжил Татьяноха, – в виде трех лет лишения свободы с отбыванием на хозяйственных работах в местах, определяемых органами, ведающими исполнением приговора…

«Ну, ты хватил!» – удивился Шприц, глядя в сторону свидетеля, оставленного в зале после допроса. Свидетель, разинув рот, с удовольствием зевал.

– Встать! – заревел Шприц, стуча колотушкой. – Я тебе говорю, свидетель!

Свидетель поднялся и хлопал глазами под испепеляющим взглядом судьи.

– Пятнадцать суток! – воскликнул Шприц и стукнул колотушкой.

– Кому? – удивился свидетель. – За что?

– За неуважение к суду! Я не обязан на гланды твои любоваться!.. Увести!..

Судебный пристав, стоявший столбом, оживился, метнулся к свидетелю и, не успел тот сказать хоть слово, как на его руках уже скрежетали наручники.

– Моду взяли! – ворчал Шприц.

– У нас толерантность! – опомнился свидетель. – Свободное государство!..

– Я тебе покажу свободу…

Проводив взглядом пристава со свидетелем, судья впал в задумчивость, глядя в поверхность стола и потирая пальцами лоб. Секретарь откинулась в спинку стула и глядела в потолок.

– Судебное заседание продолжается, – наконец объявил судья, и секретарь вновь прильнула к столу.

– Слово для защиты предоставляется адвокату Козолупову Леопольду… За номером…

Шприц посмотрел в бумаги и произнес номер защитника. Тот поднялся из-за стола, выпрямился и начал речь, не глядя в бумаги. На вид ему было лет восемьдесят, хотя, в принципе, возраст для подобной категории самозанятых деятелей не имел никакого значения. Хоть сто лет ему будь – тем более что это не просто защитник, а юрист с электронной начинкой вместо обычного мозга.

Адвокат, огласив обвинительное заключение, углубился в так называемое материальное право – в суть статьи, по которой был привлечен к ответственности его подзащитный.

Шприцу это сразу же надоело, поскольку комментариями данных статей он был сыт по горло еще со студентов. Другое дело, что подсудимый не виноват абсолютно. Допустим, прошелся голым разок перед дочерью, которая ему не родная приходится – и что с того? Сразу надо в кутузку? Растлитель?! В то время как дело может быть совершенно в другом.