Цифры нации

Римов поднялся из-за стола, оглядел кабинет и вышел в приемную. Секретарь, женщина-полицейский, сидела за столом, читая какой-то текст.

– Я в прокуратуре, – сказал Римов. – Буду после двух…

Как оказалось, на совещание были приглашены не только силовики, но также некоторые члены правительства во главе с его председателем – Большовым Львом Давидовичем, капитаном первого ранга в отставке. В прошлом Лев Давидович командовал подводным атомным крейсером, списанным позже за ненадобностью, как и многие подобные монстры. Председатель правительства был патриот своей родины и делал всё возможное, лишь бы отечеству было в пользу.

Вот и сейчас, невзирая на субординацию, он согласился отложить запланированное ранее мероприятие и прибыл на совещание в прокуратуру, тем более что просьба исходила от главного прокурора. Однако совещание открыл, как ни странно, вовсе не прокурор и даже не его заместитель или помощник. Его открыл заместитель председателя Ревкомиссии Виноградов. Сказав пару дежурных фраз, он тут же заговорил о безопасности государства в свете новых требований, изложенных в законе «О защите толерантности», а так же в законе «Об искусственном интеллекте», из чего следовало, что более актуальной темы в настоящий момент не существует.

Закончив, он предоставил слово прокурору Вершилову. Тот, раздувшись от собственной важности, подошел к трибуне и стал говорить, что упомянутые законы следует исполнять, чего бы это ни стоило. Просто брать, как говорится, быка за рога и идти молотить рожь. При этом забыл уточнить – при чем здесь бычьи рога, а также и рожь…

Татьяноха сидел сбоку от прокурора и бегал глазами по рядам в зале, отмечая карандашом присутствующих. Остановившись на Римове, он впился в него немигающим взором.

Римов не отводил от него глаз, полагая, что это вызов. А раз так – то никакие виляния в таком тонком деле не допустимы. Хочешь пялиться – пялься. При случае получишь еще по зубам. Римов был в этом абсолютно уверен. Подумав так, он вдруг заметил, что Татьяноха вроде как плачет. И точно, тот отвел взгляд, вынул платок и утер набежавшую вдруг слезу.

– Эти два закона, – продолжал Вершилов, – являются краеугольным камнем нашей демократии. Более того, я бы сказал, это альфа и омега нашей жизни

«Боже, куда его занесло?» – изумлялся Римов.

 Закончив по поводу «омеги», Вершилов предложил присутствующим высказываться по данному вопросу.

– Я не согласен с постановкой вопроса, – сказал с места Римов, – потому что это нас далеко заведет. Эти законы насадили нам сверху, руководствуясь принципом: «Мы почитаем всех нулями, а единицами себя»…

Прокурор шевельнул челюстью, как рыба, вынутая из воды.

– Что вы себе позволяете? – выпучил он глаза. – Я, как надзирающая инстанция, обязан предупредить – мы не можем обсуждать законы… Мы обязаны их исполнять.

– Прошу заметить, это не я сказал, – продолжил Римов.

– А кто же? – спросил Вершилов.

– Пушкин!

– Ты издеваешься, комиссар?

– Отнюдь. Роман в стихах «Евгений Онегин»…

Ревкомовец Виноградов не ожидал подобной реакции и теперь с любопытством следил за диалогом.

– Заметьте, – продолжил Римов, – нам навязали не только законы, которые оказались выше самой конституции, нам навязали роботов…

– Прошу не путать! – воскликнул Виноградов. – Речь об андроидах! О живом разуме, который следует защищать!

– Вы не правы, – стоял на своем Римов. – Согласно статье второй Конституции, именно человек, его права и свободы являются высшей ценностью…

– Ну, ты загнул, – шлепал губами прокурор.

Однако Римов продолжая говорить о своем.

– Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства… А эти роботы – это как вещь в себе. Они вроде есть, и вроде их нет. Но кому-то всё кажется, что мы им обязаны… Поэтому, если следовать букве закона, они скоро поставят перед нами вопрос о гражданстве – о религиозности они уже ставили и, как видим, с успехом… Они же верят в кого-то… Некто святой Василий. Во что это выльется, остается только догадываться…

– Это не наша забота! – Вершилов покосился в сторону Виноградова. – Андроиды верят какому-то дяде Васе – и пусть верят, если это им нравится…

– Меня удивляет, как можно этого не замечать! Меня беспокоит закрытость их разработок и клановость…

Татьяноха ерзал за столом как уж на сковородке: шефа размазали об асфальт, и надо было что-то сказать в его защиту.

– Если они трахаются с людьми, это еще ничего не значит! – сказал он, оборачиваясь к Вершилову. – И пусть почитают за бога какого-то дядю…

– Вот именно, – подтвердил белолицый Виноградов, почему-то покраснев. – Это их дело.

– У нас упала рождаемость! – крикнул Римов, однако никто его уже не слушал: в зале заседаний поднялся гвалт, каждый решил взять слово и заговорил о своем – о толерантности, о врагах общества, о федеральном правительстве, до которого далеко, а жить надо здесь, в агломерации… Потом перескочили на местный банк, который всесилен, что ничего сделать нельзя, хотя попробовать можно – через референдум, чтобы окончательно выйти из состава федерации, сохранив независимость…

– Приехали! – опомнился председатель правительства. – Еще немного и нас повяжут!.. Вы отдаете себе отчет?!

– Точно, приехали! – подтвердил Римов. – С этой конторой, которую никто теперь не выбирает, мы далеко зайдем! – Он махнул рукой в сторону ревкомовца Виноградова. – Они назначенцы! Искусственный интеллект и банк командуют ими…

– Они выборные! Такого не может быть никогда! – ревел по-бычьи председатель Большов.

– Лев Давидович! – гудел Римов. – Они такие же выборные, как и наши суды! Конституция нашей страны, Устав нашей агломерации, воля народа – священны, каждый из нас – гражданин, и этим всё сказано!

Не успел он закончить, как у него за спиной раздался шум – кто-то ломился в зал, но охрана его не пускала.

– Что у вас там?! – гаркнул Большов.

– Представитель какой-то, – ответили от двери, – желает присутствовать!

– Пропустите…

Охрана у двери расступилась; к столу, сверкая глазами и часто дыша, подошел с папкой в руке темнолицый сморщенный господин невысокого роста.

– Кто вы такой? – спросил председатель.

– Деньгин Василий Адамович… – ответил тот, шмыгая носом. Затем вынул из папки бумажный лист и протянул Большову, тот прочитал и сморщил губы.

– Интересно…

Это была доверенность от лица общественной организации «Андроиды за мир и безопасность во всем мире».

Прокурор молча следил за реакцией председателя правительства.

– Присаживайтесь, – велел Большов.

Не успел представитель присесть, как дверь опять распахнулась, в зал вошел молодой человек в зеленой пятнистой форме и заорал, потрясая бумажным конвертом над головой:

– Лев Давидович, что же это такое?! – он едва не захлебывался. – Для вас сообщение, а прокурорские меня не пускают!

– Что тебе, пятнистый ты мой? – спросил Большов.

– Лично для вас! Согласно инструкции! – воскликнул офицер. Он подошел к столу, подал Большову конверт и вытянулся по стойке смирно. В зале сделалось тихо.

Большов вынул из конверта бумагу, развернул и стал читать, темнея лицом. Затем протянул ее Виноградову, и пока тот вникал в ее смысл, Лев Давидович цедил сквозь зубы:

– Что же это у нас получается, уважаемые? Пожинаем плоды?.

Виноградов тупо смотрел в бумагу. Молочное лицо меж тем пошло пятнами.

– Куда у нас смотрит Ревком? – спросил председатель, забирая из рук Виноградова бумагу.

– Что-то серьезное? – обернулся к нему прокурор.

– Читайте… Можете вслух…

Председатель положил бумагу на стол, откинулся на спинку стула.

Вершилов поправил очки, взял со стола бумагу и прочитал:

– «Город Симбирск… Председателю правительства Поволжской республики Большову Льву Давидовичу… Многоуважаемый Лев Давидович, Центральный банк уведомляет вас о прекращении финансирования социальных программ, призванных повысить деторождаемость. Основание – полное отсутствие финансовых средств на Ваших счетах…»