Страница 13 из 19
Однако эти аргументы суд кассационной инстанции хотя и слышал, но класть в основу своего отношения к делу явно не собирался. В то же время и истец не нашел никакого способа усилить свою позицию, повторяя снова и снова только то, что городские власти не имели права распоряжаться федеральным имуществом. При этом исковую давность предлагалось считать с момента регистрации права собственности за ответчиками – суждение совершенно вздорное, но весьма часто применяемое судами в защиту публичной собственности, несмотря на то что истец утратил владение много лет назад (обычно в эпоху приватизации, в начале 1990-х гг.).
Нашей победой – а скорее победой здравого смысла и простых приличий – оказалось то, что основанием отмены судебных актов было предложение суду выяснить начало владения своими объектами ответчиками, причем каждым из ответчиков, как момент начала исковой давности. Решение суда первой инстанции тоже было отменено.
Понятно, что это был минимально возможный удар по позиции ответчиков, хотя по крайней мере один вопрос – о ничтожности сделок о реконструкции – и был окончательно решен в пользу истца. Но у меня с самого начала и не было надежды на иное решение этого вопроса.
При новом рассмотрении дела суд уже довольно уверенно ориентировался в обстоятельствах начала и последующего осуществления владения ответчиками своими помещениями. Привычное ограничение спора признанием сделок о распоряжении имуществом ничтожными было преодолено. Нужно заметить, что это происходило тогда не только в нашем процессе, но и во всей арбитражной практике. Завершались многолетние споры, когда-то начатые нами в конце 1990-х гг.; многие идеи, которые тогда вызывали у моих научных оппонентов отторжение, через 10 лет стали уже вполне прикладными.
Теперь уже одно только выяснение недействительности сделки не предрешает решение спора о принадлежности объекта. Другие факторы нужно учитывать: владение и его длительность, добросовестность приобретения, фактическую и юридическую возможность истребования вещи. Если же истец настаивает на том, что достаточно обосновать ничтожность сделки о вещи, чтобы вернуть себе право собственности, это должно рассматриваться судами как необоснованный иск. Чаще говорят о том, что выбрано ненадлежащее средство защиты.
Такой довод привел суд и в нашем деле.
Хотя более простым и очевидным оставался все же аргумент о пропуске истцом срока исковой давности.
Собственность, человек, вещь
Лет двадцать я занимался теорией права собственности. Предложение заняться ею было сделано замечательным цивилистом и деликатнейшим человеком проф. В.А. Рясенцевым, с которым я состоял в долгой переписке. К сожалению, после множества переездов я потерял стопку полученных от него почтовых карточек, тесно исписанных, с последними строчками, помещенными на полях перпендикулярно, которые он применял в своей обширной переписке. Помню еще и адрес его на Пресне.
В 80-е годы эта тема определенно казалось скучной и тяжелой, довольно затхлой. Цивилисты явно предпочитали договоры и обязательства, которые находились под гораздо менее тяжким грузом идеологии.
Имеется подход, который считается марксистским, но скорее идет от Прудона, подозрительного отношения к собственности. От Маркса же воспринята невнятная идея «собственности как совокупности всех общественных отношений». Что это такое, Маркс толком не объяснил. Будем думать, что какой-то смысл здесь есть. Но остался нам все же неизвестным.
В немалой степени, а может, и решающей, Маркс находился под влиянием весьма распространенной в начале XIX в. задачи найти универсальный закон, описывающий связь трех факторов производства: капитала, ренты и заработной платы. Именно такие задачи берется решать могучий ум, которым Маркс, несомненно, обладал. Скорее всего, попытки решить эту задачу и ведут к представлению, что коль скоро все эти факторы кому-то принадлежат, то после выяснения той формулы, которая показывает их количественные соотношения, саму формулу можно сделать предметом внешнего воздействия через принадлежность факторов, т. е. собственность. Именно отсюда, думаю, идет операционное отношение к собственности, которая должна, а значит, может быть изменена. В рамках прудоновской традиции это изменение должно было стать только уничтожением. Но впоследствии, уже во второй половине века, оказалось, что никакого универсального закона, описывающего факторы производства, нет. Отсюда известные противоречия между первым и последующими томами «Капитала». А вот отношение к собственности осталось, и вся последующая марксистская доктрина культивировала нигилистическое отношение к ней. Право собственности как юридическое понятие смогло как-то сохраниться лишь благодаря изгнанию доктрины из юридической «надстройки» в «экономические отношения собственности» – выдуманное и пустое понятие, которое, однако, до сих пор кочует по отечественным учебникам.
Запуганные советские цивилисты боялись сказать хоть какое-то слово о предмете, который, как и любая жертва, предназначенная к закланию, стал священным. Немного смелее они писали об истории собственности, о ее римском и феодальном прошлом, как это видно из книг акад. Венедиктова.
После его книг 50-х годов, выводы из которых мне, честно говоря, со студенческих лет не казались, скажем так, захватывающими, ничего серьезного об этом предмете написано не было. Интересного же не было написано и до того. Видимо, этим и объясняется рекомендация В. Рясенцева.
Первый набросок того, что потом выросло в книгу, я опубликовал при сочувственной поддержке Владимира Александровича в конце 80-х годов в журнале «Правоведение» в виде небольшой статьи. В ней многие идеи, которые я потом так или иначе развивал, были уже обозначены. Наряду с традицией обязательного цитирования «классиков марксизма-ленинизма», которая в то время уже заметно слабела, оставалась, однако, традиция обоснования теоретических идей философскими выкладками. Наиболее заметным явлением такой теоретической работы можно считать известную в советское время книжку С. Братуся начала 60-х годов о предмете гражданского права. Учитывая, что эта выдающаяся по напряжению в извлечении цивилистических идей из марксистской теории книга сегодня не очень востребована, можно сказать, что значительную часть наших усилий мы, наверное, тратили напрасно.
В процессе работы над статьей я довольно быстро сместился от «Капитала» к «Философии права» Гегеля. Тогда я только начал понимать то, что впоследствии стало яснее. Юридические идеи Маркса, в основном изложенные в гл. 23 первого тома, представляют собой реакцию на «Философию права». Это хорошо известно. Но можно заметить и другое: Маркс пытался преодолеть гегелевские идеи о праве, и, как мне кажется, ему это не удалось. Во всяком случае, в таком важном пункте, как удаление из юридической связи воли человека и обнаружение в ней объективного начала, ничего убедительного не было показано. Можно много говорить о явлении объективного в обществе в целом, но право – это всегда явление воли частного лица, это всегда явление субъективное. Следовательно, и собственность – всегда только право и всегда только субъективна. Никакой объективной собственности нет. В материальном мире, где существуют вещи, есть только собственность юридическая, а в том мире, где нет вещей, а есть капитал, рента, процент и пр., нет собственности. Собственность бывает только на вещь. На идеальный феномен собственности быть не может (опускаю здесь тривиальный вопрос об интеллектуальной собственности).
Как-то мало обращали внимание на то, что вещь – понятие только юридическое. Физики имеют дело с телом, экономисты – с товаром. Что такое вещь, должны сказать юристы, но, оказывается, до сих пор не сказали.
После обнаружения этого странного молчания и после многолетних размышлений я предложил и свое определение вещи. Это материальный объект, которым можно владеть. Поэтому становится понятно, почему планета или атмосферный воздух – не вещи, хотя они материальны. Понятно также, что граница между вещами и прочими объектами сдвигается по мере технологического развития, расширяющего возможности владения за счет усложнения систем управления, и т. п.