Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 20

Луи изобрел пластину для цветного фото, граммофон с плоской мембраной вместо колокола, протез кисти руки, панорамную фотографию и еще массу вещей, оставшихся в тени его главного изобретения: кинокамеры и самого кино. Первый фильм Люмьеры решили показать в Париже: сняли Гранд-кафе, поставили 33 стула, повесили афишу: «Кинематограф» (названия фильмов поначалу не писали, да и содержание их не имело значения – впечатлял сам факт движущейся картинки) и приготовились продавать билеты. Но никто не пришел. Тогда Антуан позвал своих состоятельных друзей, с которыми свел знакомство по ходу «каменной болезни» и попросил их купить билеты на сеанс. Цену назначили в 1 золотой франк, сегодняшняя цена билета в кино осталась ему эквивалентна. Друзья пришли, Антуан заплатил хозяину кафе проценты с выручки, но тот, видя, что зазвать народ на «Кинематограф» непросто, сказал, что хочет получать по 30 франков в день, вне зависимости от количества сеансов и публики. Они заключили контракт на год, но уже через неделю на диковинные показы собралась толпа в три тысячи двести человек. Пришлось вызывать конную полицию. Прибыль росла день ото дня, а хозяин так и получал свои 30 франков. Друзья же, первыми поддержавшие «Кинематограф» – Гомон, Пате и другие, стали его знаменитыми дистрибюторами. Поначалу зрители воспринимали кино не как плоскую картинку, а как возникающую в воздухе реальность, и когда в знаменитом люмьеровском фильме «Прибытие поезда» поезд поехал, все в панике разбежались, думая, что сейчас он их задавит.

Есть и некоторая мистика в имени Люмьера: Люмьер, всю жизнь экспериментировавший со светом – в фотографии и кино, носил фамилию, означающую «свет». Кроме того, его родной Лион прозвали городом света, поскольку каждый год 8 декабря во всех окнах города зажигаются свечи. Впервые это произошло в 1852 году: открытие статуи Девы Марии переносилось в течение трех месяцев – возникало то одно, то другое препятствие, и когда, наконец, статую открыли, жители, не сговариваясь, зажгли в окнах свечи и высыпали на улицы, как в большой праздник. Постепенно он и стал праздником города, длящимся четыре дня. Многие приезжают в Лион специально на световые феерии. Вероятно, в связи с этой традицией в Лионе возник «план света» (Plan Lumiere – опять двусмысленность): освещать ночью фасады домов. Потом это нововведение распространилось по Франции и по всему миру.

Второй после Люмьера знаменитый лионец, Антуан де Сент-Экзюпери, так прославился в качестве писателя, что мало кто знает о том, что и он был изобретателем: ему принадлежат пятнадцать патентов – устройства и приспособления для приземления самолетов (он был летчиком), в том числе, в отсутствие видимости. Так что никаким другим именем и не могли назвать лионский аэропорт.

Недалеко от Лиона, в долине Роны, растут виноградники Божоле. С вином региону не слишком повезло. Виноградники большие, а урождается один сорт гамэ (gamay), в то время как «великие вина», как их называют во Франции, делаются из трех сортов, да и среди ординарных вин Божоле – не в первых рядах. А для французов вино – предмет гордости. Божоле происходит от названия городка Божё (в переводе – «красивая игра») и означает территорию вокруг этого места, так же как вина Бордо делаются не в городе, а в Бордоле – бородосской области. С давних, феодальных еще времен, так повелось, что владельцы виноградников Бордо сами занимались виноделием и к работникам своим относились уважительно, а хозяева Божоле забирали у работяг все, так что те могли попользоваться лишь молодым вином. Оно хранится недолго, выпивать приходилось быстро, но каждый год это был праздник: появилось новое божоле – можно выпить. В наши дни, в начале 60-х, виноделам божоле, помнившим традиции предков, пришла в голову счастливая мысль: устраивать праздник нового вина по всей Франции, а потом и по всему миру. “Le Beaujolais nouveau est arrive!” (Новое Божоле пришло!) – формула, которую знают теперь и в Москве. Рекламная кампания была придумана настолько удачно, что во многих странах люди считают Божоле лучшим французским вином. Крупнейший дистрибютор Божоле Жорж Дюбёф не только наладил международную сеть продаж, но и построил «Хутор Божоле» (Le Hameau du Beaujolais) – нечто вроде диснейленда, посвященного вину. Здесь показывают трехмерные фильмы об истории вина, кукольные представления, спектакли автоматов, по десяти гектарам хутора курсирует маленький поезд, в саду растет все то, с чем дегустаторы сравнивают вино: деревья, цветы, овощи, фрукты, ягоды – сад запахов и вкусов. Развлечение на целый день, с рестораном и дегустационным залом, естественно. Так что «красивая игра» оправдала свое историческое название. Надо сказать, что Божоле первым наладило путь сообщения между Парижем и югом Франции. Бывший вокзал, построенный в 1864 году, тоже – часть хутора Дюбефа, Божоле первым из вин сумело найти себе массовый рынок сбыта. Рональпийцы и здесь оказались самыми находчивыми.

Гренобль – столица французских Альп и некогда суверенного герцогства Дофине – город-инвалид. Его разбомбили американцы в конце второй мировой войны, охотясь на немцев, которые не зря звали Гренобль «маленькой Сибирью»: город, окруженный заснеженными зимой горами, был центром французского Сопротивления. Так что фашистов партизаны уже уничтожили, и американцы попусту раскурочили архитектурный ансамбль. Центр Гренобля больше всего похож на Париж. И здесь открылось в 1739 году первое во Франции кафе (после открытия первого ресторана – «Прокоп» – в Париже) – «Круглый стол». Оно открыто и сейчас, а название его связано вовсе не с королем Артуром и рыцарями Круглого стола, а с идеями равенства и братства, которые распространились в Гренобле за полвека до революции. Началась она именно здесь, когда Ассамблея (парламент) Дофине собралась, чтоб потребовать от короля проведения реформ. Король ответил ее роспуском. Парламентарии восстали, и когда королевская армия прибыла для усмирения, народ стал срывать с крыш черепицы и забросал ими солдат. Идея родилась, вероятно, из географического положения города: как написал Стендаль, «здесь каждая улица кончается горой». Можно было бы кидаться камнями с горных вершин, но крыши – ближе. Стендаль, кстати, не любил свой родной город и не упускал случая лягнуть его пером, в частности, ему казалось, будто «фасады перестроены двадцать лет назад», хотя еще далеко было до этих уродливых бетонных коробок 60-70-х годов, заткнувших дыры, проделанные бомбами, но горы, взявшие город в кольцо, возможно, и навевали депрессию в начале 19 века, когда еще не существовало альпинизма, лыжного спорта и зимних Олимпийских игр. Не было и «шариков» или «яиц» – это уникальный здешний городской транспорт: канатная дорога, на которой подвешены четыре прозрачные сферы, перевозящие из нижней части города в верхнюю, на гору Шартрез. Больше нигде так не полетаешь над городом в прозрачной скорлупе. «Яйца» на Пасху даже украшают – яйца все же.

Гренобльские изобретатели почему-то персонально не прославились, хотя это город, где ученых больше, чем булочников – 17 тысяч. Здесь разработали плоский экран компьютера, здесь трудятся нанотехнологи, но наглядными остались лишь две придумки: «дофинский гратен» (le grattin dauphinois) – картошка, запеченная со сметаной, и инфраструкутра города, приспособленная для инвалидов, в том числе, трамвай без подножки. Рона-Альпы – вообще пионер в этой области, если инвалид захочет путешествовать, ему – сюда.

Шартрезский горный массив и Вуаронские просторы – редкий во Франции заповедник дикой природы. В 1084 году монахи основали здесь свой орден. В отличие от других орденов, утверждавших христианство с мечом в руках или в спорах о церковной доктрине, шартрезцы стали отшельниками. Ушли в леса, добывали там руду и древесный уголь, продавали и на то жили. Однажды монахи, знавшие наизусть все окрестные травы, получили таинственный рецепт эликсира долгой жизни и заказ создать его. Брат Жером Мобек составил элексир, а потом на его основе и ликер Шартрез, менее крепкий, состоящий из 130 трав и меда. После этого два века монахи не знали покоя, скрываясь от преследователей, которые хотели выкрасть рецепт. В конце концов, король получил рецепт, но вернул обратно: королевские аптекари сочли его непонятным и неосуществимым. А секрет изготовления знали только два монаха ордена, передававшие его другим двум монахам перед своей смертью. Так продолжается по сей день: зеленый (55 градусов) и желтый (40 градусов) «Шартрез», а также сам эликсир (71 градус) делают два монаха в дубовых бочках и медных чанах своего заводика в Вуароне, монастырь их тоже находится неподалеку, в Шартрезском природном парке. В этих местах производств мало, и все они – маленькие, зато знаменитые: в Вуароне, например, производят лыжи Россиньоль (Rossignol). Есть здесь и озеро – Паладрю. Одна частная компания купила его, и это единственное частное озеро во Франции. Так что всем желающим половить в нем рыбку приходится платить не только за лицензию на ловлю (во Франции же все делается по закону!), но и за «аренду» озера. Но купили его не для того, чтоб нажиться на рыбаках-любителях. Владельцы затеяли на дне озера раскопки и уже раскопали много интересного. Дно – известковое, и все, что когда-либо, тысячи лет назад, падало в Паладрю, оказалось обернутым в мел, как в непроницаемый кокон. И доставаемые сегодня предметы сохранились в первозданном виде, отчего раскопки приобрели международный статус.