Страница 12 из 20
По берегам озера стоят старые фермы. Просторы в Вуароне российские, так что у каждой фермы земли – необозримо. У Кристианы ферма наследственная – и стада были, и козы, и куры, и поля плодоносили, а ее муж Патрик двадцать лет проработал булочником. Теперь сельское хозяйство свернулось, и семья осталась без работы. Но рональпийцы всегда что-нибудь придумают. Исчезли покупатели яиц и молока – их можно купить в любом магазине, зато количество путешественников увеличилось на порядки. И Патрик с Кристианой оборудовали на своей бывшей ферме chambres d’hote – комнаты для гостей. Это совсем не то что отель: здесь живешь как дома, питаешься вместе с хозяевами, общаешься, у каждого гостя своя комната с ванной и туалетом. Деревенский уют, озеро, тишина, на лугу пасутся хозяйские лама и лошадь, в подклети – белые голуби и попугаи. И стоит этот отдых на природе копейки. Хозяевам нравится новое дело: в гостиной висит карта мира, истыканная разноцветными кнопками: они отмечают страны, гостей из которых принимали. Теперь у них появилась и Россия. Одновременно со мной на ферме остановились два инвалида в колясках (для них здесь специально оборудованные комнаты), журналист из региональной газеты, предприниматель, уставший от городской суеты, и мы все вместе ели дофинский гратен, салаты с грядки, сыры собственного изготовления и домашний пирог.
ШамбериЖан-Жак Руссо, прибывший из Женевы в Шамбери и проживший на окраине города в поместье Шарметт «единственный счастливый период в своей жизни», настолько проникся экологическим, как сказали бы теперь, сознанием, что дальше всю жизнь порицал прогресс (а какой уж особенный прогресс был в середине 18 века!), считая, что страсть к роскоши истощает Землю, и стал автором бестселлера «Новая Элоиза», романа в письмах. Это были письма к его возлюбленной, с которой они встретились в Шамбери. Руссо считал, что весь свой «магазин идей» он обрел именно здесь. Теперь в Шарметт – дом-музей, где два раза в неделю играется костюмированный спектакль: посетитель как бы попадает в XVIII век в гости к самому Жан-Жаку. На удивительных кроватях спали тогда люди: коротких, с десятком подушек – почти сидя. Потому что боялись позы смерти: лежат только покойники.
О том, что Вы приближаетесь к Шамбери, указывает крест на горе напротив. Католический дух, выветрившийся из светской Франции, чувствуется здесь повсюду. Внутри церквей – иллюзия рельефов, каменной резьбы, на самом деле – это рисунки-«обманки» пьемонтских мастеров двухсотлетней давности. Эти «обманки» были первыми, так что шамберийцы ими гордятся. К обманкам пришлось прибегнуть, поскольку церкви были разграблены и разрушены проклятыми революционерами. Для гренобльцев революционеры – рыцари равенства и братства, для шамберийцев – разбойники. Американцы тоже разбойники: в конце второй мировой уничтожили треть города, сбросив на него 720 бомб (жители сосчитали), но в отличие от Гренобля Шамбери залатали не бетонными коробками, а создали иллюзию архитектурного ансамбля. Центр Шамбери – это XIV–XV век. Поскольку раньше здесь текли речки, а местность была болотистой, то дома строили на высоких столбах, и улиц как таковых не было, улицы – это туннели в самих домах, а еще шамберийцы умудрились построить подземные туннели, высотой в человеческий рост. Шамбери был столицей большого Савойского герцогства, простиравшегося до Ниццы, Женевы, Турина, и только в 1860 году Савойя распалась на три части: одна отошла к Франции, две другие – к Италии и Швейцарии. Но и сегодня жители Савойи (теперь так называются департаменты – Савойя и Высокая Савойя) чувствуют единство со своими соседями-альпийцами.
В Шамбери уцелел герцогский дворец и Святая Часовня. Звание «святой» носят две часовни: Сан-Шапель в Париже, где хранится терновый венец, и Сан-Шапель в Шамбери, где хранилась плащаница Христа. Она уже давно в Турине, но звание у часовни осталось. Плащаницу купил в 1453 году савойский герцог Луи. Как считается – для того, чтобы привлечь паломников, то есть, деньги, и действительно, приезжих в столице стало тогда вдвое больше, чем местных жителей. Но не только экономике помогла святыня. Когда разразилась эпидемия чумы, она не затронула Савойю, и миланский архиепископ собрался идти пешком в Шамбери, чтоб поклониться чудодейственной плащанице и тем спасти зачумленный Милан. Савойский герцог решил избавить старика от длинной дороги и сам привез плащаницу в Турин, чтоб архиепископ забрал ее там. Это было 14 сентября 1578 года. Турин так никогда и не вернул плащаницу, и она стала называться туринской. Столицу Савойи тоже пришлось перевести в Турин, поскольку Франция, с которой савойцы воевали веками, захватила Шамбери, правда, на время. А в 1860-м савойцы сами проголосовали за присоединение к Франции, и если что изменилось от этого в их жизни, так это вспыхнувшая страсть к шоколаду. В Шамбери его ели больше, чем где бы то ни было. Страсть породила мысль сделать шоколадным самый драгоценный продукт – трюфели. Шоколадные трюфели покорили мир, а кондитерская-родоначальник сохранилась в первозданном виде – единственное уцелевшее деревянное здание в Шамбери. И там продолжают делать трюфели. Город давно привык быть скромным – не то что во времена, когда здесь останавливались короли. Генрих IV жил в нынешнем памятнике архитектуры – отеле с высокой башней (чем выше башня – тем богаче владелец), тогда, в 16 веке, отелем назывался богатый дом, где останавливалась знать, а для простых путешественников были auberges (постоялые дворы). Теперь и отели, и «комнаты для гостей» есть на любой вкус и кошелек.
АннсиРечки в Шамбери замостили еще триста лет назад, а Аннси, город 12 века, не знавший ни революции, ни бомбардировок, остался французской Венецией. Аннси стоит на рукавах, вытекающих из озера, раньше к каждому дому можно было подплыть на лодке или подъехать на лошади с противоположной стороны. Теперь каналы объявлены неприкасаемыми, и только террасы домов романтично расположились у воды. Рукава были бурными, но их давно научились смирять, и первые дамбы, хоть и подстрахованные современными, продолжают служить. Озеро Аннси – самое чистое на свете. В него стекают горные реки, городские отходы сливать запрещено, а систему очистки здесь поначалу поставили такую, что даже рыба пропала, пришлось ослабить фильтры. В Аннси вся вода – питьевая и минеральная, из озера, из фонтанов, из водопровода. Озеро теплое – как море, и отдых – не в толпе и среди красот: горы, замки, зелень. Рядом Экс-ле-Бан с самым большим во Франции озером Бурже и термальными источниками. Эффект явственный: я вошла в серный бассейн с синяком, а вышла без него. В Аннси построили велосипедную дорогу на 35 км, идущую в Альбервиль (третий, после Шамони и Гренобля, олимпийский город) – сюда не допускаются машины. Регион вообще переходит на велосипеды: на любой из многочисленных стоянок его можно взять и на любой другой оставить.
Левый берег озера – демократический: кэмпинги и аппартаменты, правый – дорогие отели. Один из них – отель-музей: бывшее аббатство Таллуар 17 века, где сохранилось все как было, и суперсовременная начинка нисколько не диссонирует со старыми деревянными дверьми, натертыми воском лестницами и арочными сводами. В регионе все старые дома построены аркадами, так прочнее: там, где горы – почва подвижная, и прямоугольная конструкция долго не простоит. Хозяйка отеля – словенка, понимает по-русски, а один из акционеров – актер Жан Рено. Здесь останавливались и Черчилль, и Никсон, а Поль Сезанн прожил почти полгода, написав свою знаменитую картину «Озеро Аннси» и множество акварелей. Отель – он же картинная галерея, он же – концертный зал, летом здесь устраивают спектакли фейерверков на воде, винный погреб такой, что можно найти вина столетней давности, которых в мире осталось несколько бутылок. В «Аббатство Таллуар» я зашла просто посмотреть на историческое место, и уходить не хотелось. Хозяйка пригласила посидеть в саду, принесла воды и печенья, предупредив, что воробьи очень любят одно из них, «мадлен», и вправду, воробьи так и кружились, норовя «мадлену» украсть, а потом просто выхватили из пальцев. В Аннси повсюду так, птицы не боятся людей, потому что их никто не гонит. По заветам Руссо, здесь живут в согласии с природой, по всему Аннси висят таблички, на каких раньше красовались девизы городов: «Аннси находится под видеонаблюдением». И люди ведут себя так, будто на них смотрит глаз Божий.