Страница 5 из 101
Кельмару, когда он рассказал, где и при каких обстоятельствах нашел ее; гниющие остатки
Безликой заставили ее усомниться, но и только. Сомнения стали сильнее, когда она расспросила
слуг: те подтвердили, что вечером она бодрствовала и даже пригласила командора на ужин.
Сельдара оказалась более покладистой, чем бессмертная маска в ее обличье: вскоре она
написала письма своим вассалам, убеждая их присягнуть Лилии и королю Эн-Тике. Ее
покладистости способствовала публичная казнь троих вассалов, вздумавших оказать Ордену
сопротивление. Прежний Кельмар не стал бы поступать так; новый Кельмар пребывал в
сомнениях, но змееныш разрешил их, сказав, что из повешенных, посаженных на кол и казненных
отсечением головы можно извлечь несколько важных ингредиентов, необходимых для создания
редких Составов. Одного из вассалов повесили, другому отрубили голову. Сельдара умоляла
командора остановиться, но он довел задуманное до конца. В его душе возникло какое-то
ожесточение, садистское наслаждение от осознания того, что ее боль, ее мольбы и слезы не
способны никак изменить принятое им решение. Когда третьего вассала, баннерета Нигхана
Жанлета, усаживали на кол (поначалу он сжимал мышцы заднего прохода и скрипел зубами, а
затем, когда кол проник в его зад, стал вопить и умолять о пощаде), Сельдара упала в обморок.
Кельмар приказал унести графиню в ее покои, послушал крики Нигхана, одновременно
прислушиваясь к себе и удивляясь тому, что ни малейшей искры жалости не возникает в его
собственном сердце, а затем собрал первую порцию ингредиентов. У жертвы, лишившейся
головы, он взял немного крови и глазной жидкости, повернув перед этим голову так, чтобы она
смотрела на собственное безголовое туловище. Ингредиент для астральной алхимии приобретал
особенные свойства в силу разных причин, и обстоятельства сбора имели немаловажное значение.
Второй порцией ингредиентов стало семя повешенного, излитое им в процессе агонии, а также его
язык и кисть левой руки. Ночью Кельмар вернулся на место казни. Нигхан, плотно сидевший на
колу, уже ничего не соображал, но был еще жив. С него Кельмар срезал полоску кожи, вырезал
легкое и желчный пузырь. Позже, в своих апартаментах, он провел ритуал, в ходе которого сжег
все, что собрал. Дымом от каждой сожженной части он овеивал металлическую чашу с водой и
бросал в воду частицу пепла, после чего отпивал. Змееныш пришел в движение и поглощал
духовную составляющую каждой из воспринятых Кельмаром частиц. Затем начался катализ,
змееныш выделил из себя переработанные ингредиенты и отложил их в хранилища,
сформированные им в теле Кельмара. Командор не раз спрашивал своего демона о том, согласно
какой логике и каким правилам следует соединять ингредиенты для получения Составов, но
змееныш ничего внятного ответить так и не смог: возможно, он не понимал этого и сам, а только
чувствовал, как и что следует соединять под конкретную задачу. Кельмар записывал рецепты и
пытался сопоставить их с теми правилами астральной алхимии, которым он обучился еще в
Асфелосте — но ничего не получалось. Рецепты имели совершенно иной уровень сложности, чем
тот, что был доступен для его понимания: Кельмар чувствовал себя как человек, едва изучивший
нотную грамоту, и пытающийся, разложив гениальное произведение музыки на ноты, понять, что
же именно делает его гениальным. Попытка, изначально обреченная на неудачу. И все же он
верил, что когда-нибудь от его усилий выйдет толк. Кроме того, сам змееныш не оставался
неизменным: если в начале их знакомства он напоминал командору глумливого испорченного
подростка, то после убийства Безликой змееныш увеличился не только в размерах, но и немного
повзрослел — болтать стал меньше, а проявлять свою полезность — чаще.
Змееныш перестал казаться Кельмару паразитом и чужаком, их чувства отчасти смешались
и уже не всегда можно было разобрать, кто является первоначальным источником того или иного
желания — Кельмар или поселившийся в нем демон: эмоцию, испытываемую одним, разделял
другой. Влияние змееныша на своего носителя возросло: он не сидел уже в уголке сознания, а
пропитал своими выделениями всю душу командора, исказил все, до чего смог дотянуться.
Однако, этот процесс не был однонаправленным: Кельмар теперь также стал яснее ощущать
змееныша, и научился в какой-то мере контролировать его действия; также ему стало ясно, что
некоторые его мысли и намерения змееныш, по-видимому, не способен ощутить до тех пор, пока
Кельмар не позволит этим идеям проникнуть в основную часть сознания. Внутренний мир
Кельмара изменился, и вместе с тем он понял, что не знал и прежнего себя. Тьма всегда таилась в
нем, но он предпочитал ее не замечать, предпочитал верить в чужие правила и жить в согласии с
внушенными ему идеалами. Теперь все изменилось: хотя он и не нашел истины, но осознал, что
прежняя его жизнь была ложью — он словно ползал по поверхности вещей, не смея заглянуть
внутрь и даже не имея такой возможности; змееныш прогрыз в нем дыры и под поверхностью
своего мира Кельмар обнаружил необъятный и ужасающий лабиринт, полный удивительных тайн.
Спектр его магических возможностей возрос, кроме того, увеличилась и сила Дара — не только
из-за нескольких Постоянных Составов, которые он применил, но также в силу нового уровня
осознанности: темный лабиринт его души, открытый благодаря змеенышу, позволял совершать
поразительные вещи, показывал к достижению целей пути настолько тонкие и странные, что
прежний Кельмар никогда бы не обнаружил их: он просто бы не понял, что именно нужно искать.
Сельдара проехала мимо командора на белой в яблоках кобыле. Она старательно не
глядела в его сторону. Якоз следовал за ней, за ним — Хейн, привязавший поводья пегой лошади
Крисель к луке своего седла. После рассылки писем Сельдара выпросила у Кельмара право
совершать ежедневную прогулку в окрестностях замка; он позволил ей это, взяв слово, что
девушка не попытается бежать. Два приставленных к ней министериала обеспечивали ее
безопасность, служанка сопровождала ее для соблюдения приличий. Он проводил взглядом
Сельдару и отправился в бараки, в ту часть, где разместили раненых вражеских солдат. Чадзайн
Эльне, бывший сегодня командиром караула, коротко поклонился Кельмару и приказал открыть
дверь. Сначала внутрь вошли четверо министериалов с мечами наголо: тут уже состоялась пара
бунтов, подавлять которые пришлось без всякой жалости, после чего караулы были усилены, а
внутрь орденцы заходили теперь исключительно группой и всегда с обнаженным оружием.
Следом за министериалами вошли Чадзайн и Кельмар, за ними — трое оруженосцев. Двери за
ними закрыли: несколько человек остались на улице. Кельмар прошел по бараку, разглядывая
раненых и выздоравливающих. Повсюду он видел глаза, смотревшие на него со страхом и
напряжением: пленники знали, что командор приходит сюда каждый день и забирает с собой
одного человека, которого никто потом больше не видит, и гадали, на ком он остановит свой
выбор на этот раз. Один из солдат смотрел совсем отчаянно, и Кельмар, которому в данный
момент требовались ингредиенты, образующиеся в душе от унижения и ужаса, указал на него.
— Нет!!! — Заорал мужчина, когда оруженосцы направились к нему. — Нет! Нет!.. Только
не меня!.. Только не меня!..
Он так отчаянно сопротивлялся, что одному из министериалов пришлось ударить его по
лицу рукой, облаченной в боевую, усиленную металлическими пластинами, рукавицу. Это
поставило точку в борьбе: пленник ненадолго лишился чувств, оруженосцы скрутили ему руки и
поволокли к выходу.
— Куда вы его тащите?! — Крикнул кто-то.