Страница 18 из 101
одновременно – усиливая поглощающие свойства своего заклятья. Паутина впитает дым
Ксайлена, не дав ему коснуться герцога. Неугомонная Сайналь предприняла еще одну атаку,
Нихантия, не глядя, отмахнулся от талхетки, как от назойливой мухи. Он чувствовал, что что-то не
так... Он был сильнее их обоих, вместе взятых, и побеждал, но было что-то... неуловимое
ощущение дурноты, чувство, что он делает именно то, что от него ждали. Паутина поглотила дым, но казалось, что часть этого дыма – невидимая, неуловимая – осталась висеть в воздухе, окружая
Нихантию, дурманя его разум и искажая чувства. Один из мистических талантов, обретенный за
века служения Лкаэдис, в ходе участия в ее празднествах и медитаций, заключался в способности
герцога перерабатывать проклятья, вытягивая из них всю вложенную в них силу и оставаться
таким образом почти неуязвимым к данному аспекту темной магии – и хотя эта способность
действовала в нем постоянно, сейчас он дополнительно акцентировал на ней свое внимание и, сколь мог, усилил ее работу. Он и не подозревал, что Ксайлен способен создавать настолько
сильные и изощренные заклятья.
Сайналь вновь оказалась рядом; Нихантия отбился и проткнул ей бедро, однако
замешкался, благодаря чему Ксайлен разрушил окружавшую герцога паутину; затем две пары
потоков-плетей схлестнулись, обвивая друг друга, проникая в друг друга, и низводя усилия
каждой стороны на нет. Где-то внизу и слева Сайналь, истекая кровью, пыталась подняться на
ноги – не отвлекаясь от магического противостояния, Нихантия ударил ее нижней конечностью в
живот. Доспехи смягчили удар, Сайналь отлетела к первому ряду столов и перевернула один из
них; несколько мгновений она лежала, беспорядочно размахивая теми конечностями, которыми
еще могла двигать, а затем вновь предприняла попытку подняться. Выгаданное время позволило
Нихантии сосредоточиться на сыне: он отразил еще одну колдовскую атаку, а затем перешел в
наступление, разбивая потоками Нитей заклятья Ксайлена и подбираясь все ближе к узловым
сегментам Тэннака и Шэ своего противника: когда потоки-плети Нихантии достигнут их, он
просто разорвет души талхета на части. Нихантия спешил, потому что чувство «что-то не так»
наростало, он ощущал слабость и дурноту. Ксайлен ушел в глухую оборону, Нихантия теснил его, одновременно пытаясь обнаружить остатки проклятья, которое, как он полагал, продолжало
влиять на него.
Сайналь поднялась и, хромая, направилась к герцогу: она не могла даже бросить заклятье,
потому что все силы ее Тэннака сосредоточились сейчас на заращивании ран и нейтрализации
вредоносных чар, которыми были пропитаны клинки Нихантии. Отчаянная, но слишком
медленная атака... Нихантия проткнул ей плечо и вогнал клинок в грудь. Сайналь упала у его ног; она делала попытки подняться, но каждый раз падала обратно. Колдовская дуэль с сыном стала
более напряженной: Нихантия слабел и терял контроль над потоками Нитей, в то время как
Ксайлен усилил натиск. Герцогу так и не удалось обнаружить влиявшего на него проклятья; когда
же Сайналь в очередной раз шевельнулась и он ощутил прилив дурноты, ему пришла в мысль, что
дело вовсе не в скрытом аспекте насланного Ксайленом дыма. Он ощутил ауру этих двоих, когда
они вошли в храм: сила Владыки Ядов присутствовала в них, но затем растеклась повсюду.
Потомок Королевы Пауков, он полагал, что обладает иммунитетом к любой отраве, но в любом
правиле бывают исключения – и тот, кто был в Сальбраве источником всякой отравы и порчи, без
сомнения, мог наделить своих новых адептов дарами, сводящими на нет способности, которые
Нихантия полагал для себя естественными и неотъемлемыми. Не было никакого проклятья, была
ядовитая аура, которая разъела его духовные защиты за время боя – и чудо, что он продержался
так долго! Вероятно, Лкаэдис помогала ему как могла, но бой, который он вел здесь с
собственными потомками, был лишь частью более глобального противостояния, он был,
возможно, лишь зримым выражением метафизической борьбы двух богов. Втянув воздух сквозь
сжатые зубы, преодолевая слабость и тошноту, Нихантия воткнул оба клинка в тело Сайналь, а
затем, так быстро, как только мог, побежал наверх, к храмовым вратам, у которых стоял его сын –
обнаживший клинки и готовый к битве. Они сцепились, как уже бывало много раз, но если прежде
это были учебные бои, то теперь речь шла не только о жизни и смерти каждого из них – они
сражались за будущее своего рода. Ксайлен знал, что Нихантия слабеет – он затягивал поединок, не рисковал, уходил от атак, держал дистанцию. Нихантия хорошо обучил сына, но если прежде
он был уверен, что победит в бою любого из своих потомков, то теперь условия изменились.
Сражающиеся нанесли друг другу несколько мелких ран. Движения Нихантии замедлились, он
едва стоял на ногах. Слабость и головокружение, чувство, что он совершенно иссяк... Он
попытался поднять руки с клинками, когда Ксайлен сделал к нему мягкий, скользящий шаг – но не
стал. Возможно, ему хватит сил еще на один рывок или удар – но выиграть этот бой он уже не
сумеет. Он ждал, когда Ксайлен вонзит в него свои мечи, чтобы последним ударом убить сына и
закончить поединок если не победой, то хотя бы обоюдным поражением. Но Ксайлен медлил,
будто предчувствуя что-то, и Нихантия процедил:
— Давай же... Сделай хоть что-нибудь сам!
Но Ксайлен покачал головой и не двинулся с места, а затем Нихантия ощутил удар в
спину, холод в теле и боль. Острый конец клинка вышел из его груди — дважды, таким образом, пробив броню. Он попытался что-то сказать, но не сумел. Прежде, чем его колени подогнулись, Ксайлен нанес резкий горизонтальный удар, рассекая отцу шею. Голова Нихантии упала вниз и
покатилась по ступеням амфитеатра, затерявшись под столами с гниющими остатками талхетов, пожранных во младенчестве своими родителями и родственниками. Тело герцога грузно рухнуло
на пол. Сайналь — истекающая кровью, едва живая — тяжело дышала, опираясь на второй меч,
вот-вот грозивший сломаться под тяжестью ее веса. Ксайлен подхватил племянницу и уложил на
пол храма, шепча исцеляющие заклятья, но этого поверженный герцог уже не видел. Во тьме,
наступившей, когда погас образ видимого мира, он пережил ощущение жуткого присутствия той
самой силы, которой безуспешно противостоял. Демоническая тень и фигура мертвого человека, под белой кожей которого просвечивались черные каналы вен соединились в одно существо, и
Отравитель прошептал: «Добро пожаловать, маленький паучок. Теперь ты часть меня, а я —
часть тебя, как и должно быть.»
Глава 6
Ангелы населяют три высших неба, предшествующих Эмпирею – однако, иногда бывает
так, что они сходят вниз, на небеса звезд или царственных светлых стихий, в низшие райские
обители или даже в мир смертных. Путешествия последнего рода бывают неприятны или даже
мучительны для них: если созданиям Преисподней земля людей видится началом рая, то
созданиям Небес – началом ада, и лишь чистые души и искренние молитвы побуждают ангелов
оставлять безпечальное бытие высших небес и спускаться вниз, к неверным и слабым людям. Так
вышло и на этот раз: хальстальфарская девочка, юная и наивная, молилась в сельском храме, и
чистый голос ее молитвы настолько отличался от серости и грязи большинства людских душ,
омраченных темными испарениями Преисподней, что один из меньших ангелов шестого неба,
поставленный архангелом Саграэлем, в числе прочих ангелов следить за землей, пожелал
спуститься вниз, утешить ее и дать ей надежду. Девочка потеряла родителей, воспитавших ее в
строгости гешской веры, и молилась о том, чтобы их взяли на небо, не позволив Князю Мертвых