Песчаная лилия

— Это далеко не самая весёлая на свете история, Казекаге-сама.

— Пожалуй, от этого я лишь сильнее хочу её услышать.

Куноичи глубоко вздохнула и задумалась, тщательно подбирая слова.

— Что ж... — спустя несколько секунд заговорила Саюри. — Когда наша деревня носила название деревни Кровавого Тумана и всех людей с улучшенным геномом попросту убивали, наш клан, некогда славившийся своими шиноби, сильно пострадал — было убито несколько сильнейших ниндзя, обладавших нашим кеккей генкай, что был редкостью даже среди членов семьи. Тогда старейшины призвали всех залечь на дно, в надежде избежать полного истребления. Они затаились, ушли из деревни на некоторое время, жили скрываясь несколько лет, постоянно переезжая, после чего, когда о них забыли, поселились на окраине деревни. На новом доме не было ни одного символа клана, чтобы о них не узнали. И чтобы совсем не утратить связь с прошлым, они приняли решение выбить всем эти знаки на руках. “Впредь они не увидят наших знамён, — сказал мой дед. — или символов на наших одеждах. Но отобрать у нас наше наследие они не в силах!”

Голос предательски дрогнул. Девушка замолчала, глубоко вдохнув грудью воздух, и задержала дыхание на пару секунд, прикрыв глаза. Она ненавидела это чувство, просто терпеть его не могла, но все же ничего не могла с собой поделать. Это был тот самый момент, когда голос срывался, горло сдавливал ком, а на глазах появлялись слезы, и ей приходилось дышать, всячески отвлекать себя от этого, чтобы только не разреветься прямо здесь, посреди улицы, да ещё и перед Казекаге.

И все же, как ни странно, когда по щеке Саюри скатилась слеза, которую она спешно смахнула тыльной стороной ладони, пока Гаара не успел этого заметить, на секунду девушка почувствовала некое облегчение. И, действительно, раньше она только и делала, что прятала выбитый на коже символ под бинтами и рукавами кофт, чтобы никто не заметил и не стал задавать вопросы, но теперь, рассказав невесёлую предысторию, она словно сняла с себя его тяжесть, так давившую на плечи все эти годы.

— Мне очень жаль, что это произошло с твоей семьёй, — сказал Гаара, взглянув в её глаза.

— Да, мне тоже, — тихо произнесла Саюри, после чего добавила уже громче: — Простите меня, но может быть, мы сменим тему?

Она не спеша пошла дальше по улице, чтобы уйти не только от разговора о прошлом, но и от самого дома, в котором происходили его события. Казекаге пошёл за ней, поравнявшись уже через пару шагов.

— Да, конечно, — ответил он. — Прости меня.

— Это... это ничего, Казекаге-сама, — сказала девушка. — Все нормально. — И она улыбнулась ему настолько искренне, насколько это вообще возможно.

Гаара задумался. Понимая, что необходимо что-то сказать, он стал перебирать в голове всевозможные варианты продолжения беседы, но так и не смог придумать ничего стоящего — сказывался дефицит неформального общения.

— Если... — заговорил он, запнувшись, — если ты хочешь, можешь спросить меня о чем-нибудь.

Куноичи удивлённо взглянула на правителя деревни Песка, заметив, как уголок его губ дёрнулся в улыбке.

— О чем угодно? — спросила она.

— Ну... пожалуй, да.

Саюри растерялась. У неё был потрясающий шанс спросить у него о том, что её больше всего интересовало. Она могла задать совершенно любой вопрос, на который он дал бы честный ответ. На языке вертелось порядка десятка разных, начиная с “что значили слова о желании почувствовать себя живым?” и заканчивая вопросом о наличии спутницы жизни (подумав об этом, девушка смутилась и покраснела). К сожалению, нормально сформулировать она не смогла ни один из них, а может, попросту не решилась. Должно быть, именно поэтому вопрос, который она все-таки задала, удивил не столько Гаару, сколько её саму.

— Я вот уже долго думаю, — заговорила Саюри. — У вас никогда не устаёт спина от ношения вашей... мм... ёмкости с песком? Она же очень тяжёлая!

Солнце уже клонилось к горизонту, но работа была в самом разгаре. На письменном столе, за которым сидел Гаара, как и всегда, было большое количество бумаг, которое лишь увеличилось после сегодняшнего визита к Мей Теруми. Их было три стопки — для трёх видов договоров разных аспектов: по вопросам финансирования, сотрудничества во время боевых действий и раздела покровительства над гражданским населением стран, не имеющих деревень шиноби, но, в силу своего расположения, возможно, попадавших под удар. Саюри, сидя на краю стола по левую руку от Казекаге, раскладывала по ним подписанные бумаги, чтобы немного систематизировать их и облегчить его задачу.

Гаара, внимательно читая все соглашения, чтобы не упустить ни одной важной детали в них, откладывал их в сторону, чтобы позже рассмотреть еще раз или повторно обсудить с Мизукаге, или же ставил подписи и отдавал Саюри. Разумеется, сосредоточиться целиком и полностью на документах он не мог, да и, как позже признался сам себе, не особенно хотел. Спустя целый день, проведённый один на один с этой девушкой, он проникся к ней странным и совершенно не привычным для него чувством, отдававшимся неким теплом в груди всякий раз, когда он думал о ней или смотрел на неё. Это не поддавалось какому-то четкому описанию, об этом не было написано в книгах, которые он как-то раз решил прочитать, чтобы понять причину желания людей дружить, видеть друг друга, жить вместе, заключать браки и тому подобное. Нет, там говорилось о совершенно других вещах, которые окончательно завели правителя Суны, для кого секреты людских взаимоотношений так и оставались секретами, в тупик.

— Казекаге-сама, — вдруг обратилась к нему Саюри, прервав молчание. — Скажите, а Вы волнуетесь за того шиноби, что попал в плен?

Гаара, отложив документ, вопросительно поднял на неё глаза. Встретившись с ним взглядом, девушка несколько секунд неотрывно смотрела в них, после чего на её щеках выступил румянец.

— Почему вы на меня так смотрите? — смущённо спросила она. — Понимаю, я не должна вас отвлекать расспросами, тем более такими, но все же...

— Нет, дело не в этом, — прервал её Гаара. — Просто я не думал, что ты до сих пор не забыла о нем.

Саюри немного расслабилась. Вскинув брови, она покачала головой, и взглянула на него.

— Забыла? — переспросила она. — Да что Вы, я сегодня весь день о нем думаю, если честно. О том, как ему, наверное, страшно там. Одному среди врагов — это же так ужасно! Я бы на его месте с ума сошла. А что если они его пытают? Что если пытаются любыми методами выведать информацию о вашей деревне, о военной стратегии, о планах нападения-обороны? Боже, как же ему, должно быть, тяжело!

Гаара задумался. Разумеется, на какую-то часть его мысли были заполнены этим шиноби, так как он всегда волновался за всех без исключения жителей своей деревни, но слова, написанные рукой Канкуро в письме, о том, что уже были предприняты все возможные меры для его вызволения, немного успокоили его совесть. Теперь же, когда Саюри, которая не была с ним знакома, никогда не видела его и слышала об этом человеке лишь однажды в жизни — этим утром, — рассказала, как сильно за него переживала... Но почему? Почему её заботил незнакомый человек? Почему она думала о нем так долго — целый день, — хотя даже имени его не знала? Как не пытался, Гаара так и не смог этого понять. Наверное, заключил он, это и есть та самая доброта, которой матери так старательно пытаются научить своих детей. Хотя откуда ему было знать об этом?

Одно он понимал точно: Саюри действительно была очень добра. Гаара осознал это, когда во время того, как она ходила с ним по деревне, с ней постоянно здоровались самые разные люди. Все они улыбались ей, жали руку, рассказывали что-то, спрашивали о её делах, а дети — даже обращались в уважительной манере. Все они явно любили её, думал он. И, очевидно, было за что.

— Вы не устали? — заботливо спросила девушка.

Казекаге отложил перо и размял затёкшие пальцы.

— Немного, — признался он.

— Хотите поесть или ещё чего-нибудь?