Проигравшая сторона

Роше открыл глаза и подождал, пока зрение адаптируется к темноте. Его посетила идея. Он привстал и посмотрел наверх. На высоте его роста от ствола ясеня отходила широкая, прочная на вид ветка. Он встал, отошёл на несколько шагов, давая себе место, разбежался и, уперевшись подошвой ноги в ствол, оттолкнулся от него вверх, цепляясь руками за ветку. Та, в свою очередь, даже не шелохнулась – хороший знак. Он подтянулся, слегка раскачавшись, и закинул на ветку корпус, ложась на неё животом. Затем, подобрав ноги, он передвинулся к стволу.

Поверхность была жёсткой, поросшие мхом ствол и корни были в этом плане куда более удачным местом для ночлега, но, устроившись почти в двух метрах от земли, Роше почувствовал себя в куда большей безопасности, чем внизу, и это было намного важнее физического комфорта. Он поёрзал ещё немного, благо, ширина ветки это позволяла, подоткнул плащ и расположил ладонь на рукояти меча. Ему вдруг стало почти смешно – этот способ ночёвки обычно избирали скоя’таэли, частенько вынужденные ночевать в лесах вроде этого. Это давало как возможность отдохнуть в относительной безопасности, так и преимущество при атаке, позволяя застрелить противника из лука, не привлекая при этом особого внимания. Подумав об этом, Роше вспомнил об оставленном в доме у Анны арбалете. Он не стал брать его с собой, желая избежать излишнего внимания. Впрочем, едва ли его наличие сейчас что-то изменило. Стрелял он весьма неплохо, но с лучниками «белок» ему было не сравниться — сидя на дереве и в темноте, он бы наверняка промазал. Тот же Йорвет, кажется, мог поразить цель из любой позиции, и даже отсутствие у него правого глаза не было тому помехой. Интересно, кстати, что с ним сейчас? Последнее, что Роше слышал о нём и его отряде, была та история, когда во время осады Вергена армией Хенсельта, они эффектно появились откуда-то из лесов в самый разгар боя, и своими стрелами выкосили половину хенсельтовой пехоты, тем самым, преломив ход битвы. Впрочем, вскоре после этого в Верген наведались ещё и нильфы, которые сравняли город с землёй. С тех пор про Йорвета, а вместе с ним, и про эту аэдирнскую девицу, к которой он примкнул — Саскию, никаких новостей не было. Роше, впрочем, их и не искал – в последнее время ему было не до того. Да и откуда этим новостям было появиться – едва ли Йорвет пережил этот штурм, нильфы там камня на камне не оставили. Подумав об этом, Роше ощутил что-то вроде обиды. Он столько лет провёл, выслеживая его, строя планы и мечтая лично перерезать этому остроухому выродку горло, а его наверняка зарубил мечом какой-нибудь нильфгаардский юнец. Впрочем, за последние месяцы и сам Роше вынужденно пересмотрел свои приоритеты, и первенство в списке тех, чью голову он бы с радостью снёс с плеч, теперь занимали несколько иные личности, основательно потеснив Йорвета. Вскоре усталость взяла своё. Мысли начали путаться, и Роше, окончательно прекративший вслушиваться в шорохи вокруг, наконец провалился в сон.

Он снова брёл по болоту. Сквозь туман проглядывало солнце – большое, тусклое и тёмно-багровое. Он пригляделся и понял, что это не туман, а дым, который столбами поднимался от пожарищ, десятками тянувшихся вдоль горизонта. Он уже видел это – во время первой войны с Нильфгаардом. Лёгкие, как тогда, наполнились едким дымом, а сердце заколотилось в панике. Он сделал ещё шаг и почувствовал, как почва разъезжается под ногами, и сапоги вязнут в чём-то мягком и скользком. Он посмотрел вниз и почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота – там, внизу, были фрагменты тел, лишь слегка присыпанные землёй. Тела были и на поверхности – повсюду, и как он их только раньше их не заметил? Одни были совсем ещё свежими, не обсохшими от крови, другие уже начали гнить и в ранах копошились черви. Он замер в ужасе, отчаянно ища глазами хоть что-то, за что можно было ухватиться, чтобы выбраться из этого кошмара, как вдруг взгляд выхватил среди сваленных в кучу тел знакомые светлые волосы. Он бросился туда, утопая в кровавой трясине, упал на колени, не обращая внимания на поднявшиеся брызги чужой крови и ещё какой-то дряни, перевернул тело. Это была она – Бьянка – ещё живая. Он видел это: под рёбрами в развороченной грудной клетке (сейчас он особенно четко понимал, почему она называется именно так) колотилось сердце. Бьянка вдруг дёрнулась, открыла жуткие, мёртвые глаза и, глядя прямо ему в лицо, прохрипела: «Ты не успел. Почему?». Она вытянула руку, её пальцы, покрытые засохшей кровью, с почерневшими изломанными ногтями, сомкнулись на его горле. Он вскочил, отшвырнул от себя тело, и понял, что по пояс провалился в это жуткое месиво, а уши вдруг заложило от страшного, потустороннего воя — такого же, как он слышал в лесу. Замерев, он успел сделать лишь короткий, отчаянный вдох, и тяжёлая, липкая и влажная темнота накрыла его с головой.

Роше вздрогнул и, тяжело дыша, открыл глаза. Сердце бешено колотилось. Он всё ещё был в лесу, кругом было темно, но, моргнув несколько раз, он понял, что темнота эта не кромешная. Он отчётливо видел собственные руки в перчатках с обрезанными пальцами, мог различить грибы, белеющие в траве и силуэты деревьев на фоне тёмного неба, как это бывает в ясную лунную ночь. Вот только на небе по-прежнему не было ни луны, ни звёзд. Казалось, это сам лес светился тусклым, синеватым светом. Роше тряхнул головой. Он вдруг понял, что сидит на покрытой росой траве. Какого черта? Он чётко помнил, как засыпал, устроившись на толстой ветке ясеня. Роше резко вскочил на ноги, и чуть было не рухнул обратно – в воздухе снова разнёсся всё тот же жуткий вой, который он слышал вечером накануне и который потом был в его кошмаре. Только теперь он шёл не со стороны обрыва, а словно отовсюду, рассыпаясь на сотни голосов, то стихая, то вновь набирая силу. Роше обессилено упал на колени, рука сама, рефлекторно выхватила из ножен меч. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем этот жуткий звук наконец стих, и какое-то время он слышал только, как шумит в ушах его собственная кровь, да с дикой скоростью колотится гоняющее её по сосудам сердце.

Внезапно, лес вокруг осветился ярче, и Роше увидел, как совершенно потусторонние, сине-зелёные всполохи поднимались вверх со всех сторон от него, освещая застилающий низины туман. Тот, в свою очередь, странно задрожал, меняя свои очертания, и тогда Роше увидел их. Полупрозрачные, призрачные фигуры, сотканные из дымки, медленно вставали из тумана. Он слышал их голоса – неразборчивое бормотание, визгливый смех и яростный, захлёбывающийся шёпот. Страх царапал кожу; парализованный ужасом, он не мог разобрать ни слова, но понимал – они знают, что он здесь, видят его и обращаются к нему. Роше снова закрыл глаза и изо всех сил вцепился в рукоять меча. Он прекрасно знал, что вздумай эти твари – призраки, духи, чем бы они ни были – напасть на него, сталь его не спасёт, тут поможет разве что серебро. Голоса призраков слились в однообразный, монотонный вой, кругом что-то шумело и трещало. За свои неполные тридцать шесть лет он успел повидать три войны, несколько раз пережить гибель близких и важных для него людей и пройти через невероятное количество другого дерьма, но впервые за всё это время ему действительно захотелось молиться, только вот он понял, что не знает, как и кому. Поэтому он просто замер на месте, не двигаясь и не открывая глаз, продолжая сжимать рукоять бесполезного меча с такой силой, что пальцы наверняка побелели.

========== Глава 3 ==========

Казалось, само это место не желало его присутствия. Ветки цеплялись за плащ, норовили хлестнуть по лицу, толстые вывороченные корни лезли под ноги. Давно никем не хоженная, еле различимая в траве тропа вдруг резко пошла вниз, сапог зацепился за какой-то корень, и Йорвет рефлекторно схватился за какое-то деревце, чтобы удержать равновесие. Плечо тут же прошило резкой, нестерпимой болью, от которой потемнело в глазах, и он сдавленно застонал сквозь зубы.

Он вошёл в этот лес, собираясь дойти до заброшенных туннелей, осмотреть раны, привести себя в порядок и решить, что ему делать дальше. Теперь, спустя несколько часов пути, Йорвет знал: на самом деле, он пришёл сюда умирать. Ладонь левой руки жгло огнём, глубокие порезы, кое-как замотанные какой-то тряпкой, не позволяли пошевелить пальцами; рана на правом плече, наскоро забитая им тканью рубашки, чтобы остановить кровь, воспалилась, вспыхивая мучительной распирающей болью. Сами по себе эти ранения были не слишком серьёзными — ему доставалось и похуже, поначалу он их даже не ощущал. Но адреналин спал, проснулась боль, которая вскоре стала нестерпимой, его начало бросать то в жар, то в холод, сознание путалось, ноги подкашивались от слабости. На лес опускались сумерки, Йорвет отлично помнил, что здесь происходит в темноте и понимал — в таком состоянии он вряд ли это переживёт. Он знал, что однажды ему придётся умереть, борьба, которую он вёл, не оставляла иных вариантов и этот факт уже давно не пугал его, но всё же до последнего момента он надеялся, что сумеет сделать это как-то более достойно. В схватке с противником, хотя бы равным ему по силам, с оружием в руках. Но не в одиночестве, посреди проклятого, кишащего призраками леса, от сепсиса, вызванного заразой, попавшей в рану, которую ему нанёс какой-то паршивый темерский дезертир.