Страница 45 из 47
На резном столе мистер Керк чертил что-то на бумаге. Это был сорокалетний англичанин приземистого роста, дерганный и слишком шустрый. Глаза у него были необычайно плутовские, маленькие и бегали, как у сумасшедшего. Причёска короткая. Смуглое лицо, круглое, как шар обрамляла густая рыжая борода до груди и такие же густые усы с рыжиной. Рот большой с толстыми губами. Светлая рубашка и чёрный жилет едва сдерживали огромный упругий живот.
Он бегло воззрел на нас и улыбнулся не менее лукаво, чем смотрел.
– Добрый день, мисс... – он вышел из-за стола и сделал паузу, чтобы я его дополнила.
– Мисс Гвидиче.
– Мисс Гвидиче! – Ричард опустил задорный взгляд на девочку. – Джулия, ты здорово подросла! Как поживает твой отец?
Джулия повесила голову, и холенная улыбка Ричарда сбежала с ярко очерченных губ. Я присела на корточки к Джулии.
– Дорогая, иди посмотри вон тот стульчик. Если он тебе понравится – мы купим тебе такой же!
Отпустив руку Джулии, я встала, а она повинно отошла в угол мастерской, где нагромоздилась готовая мебель.
– Мистер Керк, вы знали Джеймса Кемелли?
– Конечно, он работал у меня не так давно. И Джулия иной раз прибегала к нам. А с мистером Кемелли что-то стряслось?
– Да. Бог побрал его душу…
Ричард мгновением опустил глаза и опечалился.
– Как жаль… Такой хороший человек был! И руки на вес золота.
Я загорелась любопытством. Кроме Терезы никто не считал Джеймса человеком достойным. Потому, уговорившись о кроватке для Джулии, я пригласила Ричарда Керка на ужин в своих апартаментах.
Прибыл он вечером. Мы разделили трапезу, а после неё устроились в гостиной в мягких креслах. Мистер Керк здорово налегал на вино. Его глаза быстро захмелели, но прыти не растеряли. Когда Джулия поднялась с Пэтси наверх, я приступила к волнующему диалогу.
– Так вы говорите, мистер Кемелли работал у вас?
Мистер Керк вытер раскрасневшийся рот толстой рукой.
– Да, он искал, чем бы заработать, ходил по лавкам да мастерским. Но когда лавочники слышали, что он не обучен ремеслу, ему тут же отказывали. А я поглядел на него: руки крепкие, но заметно, что кропотливого труда как такого не видывали. Я сразу понял, он из джентльменов! Речь у него правильная, и стать видная. Не смог я ему отказать и согласился обучить его делу своему. Так стал он работать. Мистер Кемелли быстро учился и ладилось у него всё сразу. Я оставался доволен им. Он ведь слаб глазами был, но то не мешало ему плотничать не хуже других. Мне чудилось, будто он чувствует всё руками, и глаза ему без особой надобности.
Ричард немного подумал, а затем издал короткий весёлый смешок и заговорил нараспев:
– Ох уж и удивительный плут был! Помнится, когда выдал ему первое жалованье, Джеймс сказал мне: «А пойдемте, Ричард, пропустим-ка по кружке пива в баре? Я угощаю.» Я поразился, ещё раз определив, что он из джентльменов. Вот так мы прошли мостовую, а сразу за ней находился бар старого Уилла. Там мы и огнездились, налакались пива, стали смеяться и рассуждать о жизни. Тут я узнал, что у него есть жена итальянского рода и двое детей. Стыдно мне стало, что он угощает, и подумал расплатиться за себя, но сперва сказал ему:
«Завидую тебе, Джеймс! Всё у тебя в жизни есть. А у меня ни котенка, ни ребёнка. Как же тебе повезло!»
А он как-то ехидно взглянул и, колко улыбаясь, ответил.
«Зависть людская ветрена. Хорошо живёшь – завидуют, плохо живёшь – тоже завидуют. А всё лишь потому, что глаза у людей завидующие. Вот был бы ты сам женат, понял бы, что завидовать тут нечему.»
Удивился я и возразил:
«Да как же нечему? Дома очаг согревает, еда на столе, кругом чистота и уют, когда жена у тебя есть. А ещё детишки только радость приносят.»
А он мне в ответ:
«Тогда, друг мой, представь дом, где дом не твой; очага там нет, да холод лютый ноги студит; кроме черствого хлеба и вкушать нечего; а жена и дети больные и изголодавшиеся. Что скажешь, не улетучилась ли твоя зависть?»
Я нервно проглотил слюну. Джеймс говорил так мрачно, что голос его, серый и низкий, пробирал до костей. Тут он подкурил трубку и добавил:
«Одному куда проще: несёшь ответственность за себя да свою мерзкую душонку. И моментом ускользающее время не тратится в пустую на попечение других. А женщины – скучный народ, все помышляют, чтоб их любили да ночью приласкали. Мне больше по нраву люди не падкие на чувства.»
А я сказал ему, зачем так мучиться? Если жена наскучила, всегда любо-дорого найти ей замену. Я ему даже дом один назвал, где часто умильные вечера проходят. Там девицы всякие есть: и собой хороши, и худые, и упитанные, и светлые, и тёмные, словом, говорю, там ты точно отыщешь то, что ищешь. А он так брезгливо и сурово глянул, что стой я на ногах – тут же сел бы.
«Плотское мне больше не угодно, а в блуде вовсе смысла нет, поскольку, выкопав в саду цветы, а место их засеяв сорняками – не вырастит там ничего, кроме травы, такой же, что уже росла там.»
Ричард Керк умолк, налив себе очередной бокал вина. А я спросила:
– Так вы платили за себя сами?
– Признаться, мисс, стыдно, но нет. Я начал отнекиваться, а Джеймс оскорбился и говорит: «Я же сказал, что угощаю. Поверьте, для меня вы потратили куда больше – бесценное время.». А потом добавил, что продал очень дорогую для него вещь – картину, кажется, и пока имеет деньжата в кармане. Так мы с ним нет-нет, а в течении месяца выбирались в бар пропустить по кружке пенного. А потом перестали. Я понял, что туго у него с финансами, и несколько раз угощал я. А потом Джеймс стал отказываться, и тогда все наши разговоры проходили в мастерской и попутно по дороге домой.
Бегая глазками по мебели, Ричард трепал свою рыжую бороду. Я немного подумала и снова завела тему:
– Значит, Джулия как-то раз забегала к мистеру Кемелли?
– Верно. Было дело. Она такая щупленькая была, маленькая. Сразу, как вошла, подбежала к Джеймсу и обхватила его ногу руками. Я тут же обомлел. Джеймс мимолетно посмотрел на меня, чуть наклонился, стараясь расцепить ее ручонки, и говорит:
«Джулия, хватит! Ступай к матери! Я не велел тебе приходить!»
«Я скучала,» – отвечала Джулия, ещё сильнее обхватывая его.
Джеймс такой растерянный был, я его никогда таким не видел! Знаете, что мне тогда пришло в голову?... Что он засмущался этого дивного проявления любви дочери к нему.И что вся его холодность и презрение к людям – сплошной фарс! Он заставлял так думать окружающих, но только вне присутствия источников, которые могли его сконфузить. Вот и тут вышло так, что внезапность появления Джулии, к которому он не подготовился, раскрыла его передо мной. Но это ещё что?!
Как-то раз пришёл Джеймс в мастерскую хмурый, точно зимнее небо, и принялся за работу. Я не стал допытываться, но вдруг увидел немыслимое! Джеймс бросил напильник, рухнул на стул и спрятал голову в ладонях. Я испугался, подбежал и вижу – он плачет; да так горько, что слезы текли рекою: одна не успела сбежать – уже другая катится. Я спросил его, что случилось. Но Джеймс выдавил только одно слово: «Погубил». И как я не проси, больше он ничего не выдал. А спустя несколько минут снова стал таким, как прежде: серьезным и витиеватым. Потом через месяц, случайно узнал я от своей сестры – она и миссис Кемелли вместе работали в прачечной – что у Джеймса сын умер. И я сразу понял что к чему.
Мистер Клерк в конец опьянел, язык его заплетался, и я побоялась, что не успею узнать о Джеймсе больше, чем Ричард уже успел рассказать. Потому, когда он допил вино, я извинилась, что больше у меня нет крепкого. Плотника потянуло в другую сторону: он принялся рассуждать о сословиях, богачах, и как скверно живётся им, обыкновенным трудягам. О Джеймсе он больше не обмолвился.