Триумф и прах

После рождественской службы в церкви я поймала двуколку и отправилась к Сарре Джонс. Она жила в тихом районе Лондона, но то не мешало ей устраивать пир на весь мир. Как и предполагалось, она созвала тот же состав, что был на выставке книги. Однако, пришли не многие, в основном те, кто не обзавелся детьми или по неизвестным обстоятельствам не сумел собраться семьёй.

Изящно насервированный стол не славился разнообразием, но хвастал изобилием. Блюда готовились согласно английской традиции – праздничные. Был здесь сытный рождественский пудинг, запеченный гусь золотистого цвета под соусом, немного говядины, тушёные овощи и вкусные булочки. Миссис Джонс порезала гуся, разложила мясо по тарелкам и растрогалась, упоминая вслух, как это дружно делала её семья раньше, когда она была ещё девочкой. Кушанья не только выглядели отменно, но и полностью оправдывали ожидания. Разговоры за столом не умолкали: распространялись о вечерней службе, разбирали библейские сюжеты, затем, словно невзначай, перешли к новой книге миссис Джонс, отрывок которой она прилагала ко всем поздравительным письмам. Мистер Джонс – неутомимый раздобревшийся англичанин с прилизанными бакенбардами, которые тянулись до уровня мочки уха, и толстым заурядным лицом – налегал на угощения и говорил мало. После беседы Гарри Брукс затянул рождественский гимн небесам, его подхватили Фиби и Сарра, а затем и все остальные дамы. Я ожидала доктора Лекса Кингстона.

К счастью, он все-таки прибыл с супругой в самый разгар празднества, глубоко извиняясь за опоздание из-за поднявшейся вьюги. Это был щеголеватый фамильярный выходец старой Европы – то ли Германии, то Австрии – лет так шестидесяти, молчаливый и угрюмый, с холеными тёмными волосами, мужественными чертами лица и приопущенными веками, которые придавали ему несколько угрюмый важный вид. Непримечательного роста он выделялся мощными руками и такими же огромными ладонями. Он не мыслил жизни без двух вещей: утра без свежей газеты «Медицина катастроф» и трубки, набитой отборным табаком и приобретенной с отрочества. При всей строгости нравов, даже овладев докторской профессией, он так и не смог избавиться от привычки пускать дым. Впрочем, как и не смог избавить лицо от размашистых чёрных усов.

К концу ужина миссис Джонс представила меня ему и его супруге – миссис Кингстон и откланялась, дабы проводить разбредающихся гостей. Миссис Кингстон на фоне крепкого телосложения мужа явно проигрывала. Обладая обрюзглыми формами, казалось, её тело состояло из множества пружинящих подушечек: на руках, плечах, ногах и даже груди. У неё была смуглая свежая кожа, лоснящаяся в жаркую погоду, и крашенные в медные тона волосы, завитые по моде прошлого века. Лицо круглое, точно мяч, сплошь и рядом покрывали веснушки и спелые родинки, а губы были слишком толстыми и вульгарными, при этом для пятидесяти шести лет её тонкий голосок звучал весьма приятно и молодо. Уделяя изрядное внимание нарядам, она часто покупала новые ткани, чтобы внести новизны в свой приличный гардероб, оставляя заказ портному. С мистером Кингстоном у них было двое взрослых детей. Дочь вышла замуж за банковского работника в Германии, а сын унаследовал отцовское стремление спасать людские жизни и, как поговаривали, весьма прилежно учился там же, в Берлине.

Мистер Кингстон в ответ на наше знакомство сделал поистине королевский поклон головой, но ничего не добавил, лишь потягивая сизый дым из трубки. А миссис Кингстон, оглядев мои наряды – их пошил ирландский портной в традиционном стиле – пришла в неописуемый восторг и принялась справляться, где я их раздобыла. Жадность не ходила у меня в спутниках, потому я любезно предложила ей услуги своего ирландского портного и вызвалась написать ему после праздников, чтобы тот сшил обнову для неё. Миссис Кингстон только что не визжала от радости, а мистер Кингстон лишь тяжело вздохнул.

– У меня тоже есть превосходный портной, – добавила миссис Кингстон. – Если вам понадобится что-нибудь – готова вам услужить.

Мне пришло в голову, что было бы замечательно подарить Джули на Рождество новое одеяние.

– А для детей ваш портной шить умеет? – осведомилась я.

У миссис Кингстон был удивлённый вид, а Лекс Кингстон продолжал невозмутимо курить трубку.

– Разве у вас есть дети? – поинтересовалась миссис Кингстон, краснея от собственной бестактности.

Я неуклюже улыбнулась.

– Нет, это для моей хорошей знакомой. Кстати, мистер Кингстон, имею дерзость просить вас об услуге. Эта девочка нуждается в качественной медицинской помощи. Не могли бы вы осмотреть её?

Врач многозначительно приподнял брови, а миссис Кингстон издала возмущенный возглас.

– Лекс, даже не думай, милый! Завтра у тебя единственный выходной, и у нас планы. Помнишь? К обеду нас ждут в доме Нельса Лоррена. Да и в конце концов ты не можешь работать днями, ночами и в праздники. На крайний случай двери больниц всегда открыты.

Проигнорировав трактат жены, мистер Кингстон выпустил дым и взглянул на меня:

– А куда нужно идти?

Не ведая точного адреса, я сконфуженно тянула с ответом, что выставляло меня в неприглядном свете. Но правда была необходима.

– Увы, я не располагаю данными, где она проживает, поскольку мы познакомились сегодня у магазина Райли Вуда. Но завтра я снова пойду туда и всё узнаю. Мистер Кингстон, она голодающая, обессилившая бродяга, ей больше некому помочь, кроме нас…

Врач окинул меня заинтересованным взглядом, а миссис Кингстон – не менее заинтригованным.

– А семья девочки? У неё есть родные?

– Да, мать и младший брат. Похоже, им тоже нужна помощь.

Отведя глаза в сторону, мистер Кингстон некоторое время помолчал, затягиваясь едким дымом, а миссис Кингстон с нетерпением ждала, когда он озвучит свое решение. Наконец он ожил бескорыстной улыбкой.

– Вас сильно тревожит её состояние. Должно быть, дело очень серьёзное. Опишите мне симптомы болезни? На что она жалуется?

– У неё надсадный мучительный кашель, синие губы и неестественная худоба.

Доктор нахмурился.

– А жар?

– Этого сказать не могу.

Он поразмыслил ещё какое-то время, а затем покойно сказал:

– Сообщите мне, как только узнаете о девочке, и я осмотрю её.

Врач устремился взглядом на супругу: миссис Кингстон насупилась, и дабы оправдаться перед ней и самим собой, добавил:

– Иначе как я смогу говорить людям: «Счастливого Рождества!», если на моей совести будет жизнь невинного ребёнка.

Мистер Кингстон вытряхнул трубку и расправил губы в благородной улыбке, вдохновляя жену на благие намерения. Впитав то самое вдохновение, миссис Кингстон переменилась во мнении и заверила, что в течении нескольких дней наряд для девочки будет готов. Я обрадовалась, что сумею подарить Джули немного тепла. Ведь праздник, хоть и запоздалый, намного лучше полного его отсутствия…

На следующий день выглянуло солнце. С раннего утра я прогуливалась по мостовой, высматривая Джули. Прохожие не встречались, лишь изредка лошади, уставшие и понурые, сонно тянули повозку. Праздничные выходные закрыли двери магазинов и лавок. Я бродила несколько часов, а когда замёрзла, собираясь пойти согреться в кафе за углом, на другой стороне улицы показалась Джули. Она была в том же одеянии и кашляла сильнее вчерашнего. Я поторопилась к ней. Она узнала меня и тоже прибавила шаг.

– С Рождеством, Джули! – сердечно сказала я.

Она украдкой улыбнулась и тут же стала печальной, дрожа всем телом. Я осторожно пощупала её лоб – он был обжигающе горячим.

– Ах, девочка моя, да ты вся горишь! Пойдём ко мне, нужно скорее сбить жар.