Страница 47 из 59
Вот такими разительными были социальные контрасты в царской России в начале XX века. Все проблемы страны были решаемы и Россия могла стать процветающим государством, если бы власть обладала необходимыми для этого качествами. Но в России способной власти не существовало. В этом проявился врожденный порок наследственной монархии, поскольку при ней главой государства становится не тот человек, который выдвигается благодаря своему уму и знаниям, а тот, кто просто родился в царской семье. В чем, разумеется, его личной заслуги нет.
Обоим выдающимся государственным деятелям на российском троне – Петру I и Екатерине II в юности пришлось пройти суровую школу испытаний, и это закалило их характер и сформировало их как личности. А остальные цари в лучшем случае были посредственностями. Когда начиная с Александра I они столкнулись с явным кризисом системы, то даже не попытались опереться на какую-нибудь другую силу – на интеллигенцию, крестьянство или народившуюся буржуазию. Ведь для этого необходимо было изыскивать новые пути, пускать в ход новые приемы. Гораздо проще было идти проторенным путем, делая ставку на морально и материально обанкротившееся дворянство. Казалось, русский царь был человеком на вершине мыслимого могущества, неограниченным правителем, повелевавшим миллионами, единственным в Европе монархом, не стесненным ни парламентом, ни палатой лордов, ни конституцией. Ну вот, казалось, твори историю, осуществляй свои намерения! Но при всей своей необъятной власти они демонстрировали полную бесплодность всех своих начинаний, абсолютное творческое бессилие.
Само положение детей в царской семье – всеобщее поклонение и лесть, обрекало их на ничтожество. Те потрясения, что испытала Россия в начале XX века, были тесно связаны с правлением Николая II. Поэтому необходимо остановиться на его личности. Царь не был глупцом, но был и далеко не гением. Он был посредственным человеком, а этого мало, чтобы управлять государством. Особенно если государство такое большое и сложное, как Россия.
Будущий министр иностранных дел России Граф Ламздорф впервые увидел Николая II на балу, когда тот был еще наследником. В своем дневнике Ламздорф оставил запись: «Он не вырос и танцует без задора. Это – довольно приятный маленький офицерик, которому идет парадный наряд гвардейских офицеров – белый мундир, опушенный мехом. Но у него такой посредственный вид, что его едва ли можно выделить в толпе». Такое же неблагоприятное впечатление Николай произвел на английского короля Эдуарда VII. В частном письме король писал о нем: «Он слаб, невероятно не интересен, незрел и очень ограничен».
Не обладая достаточно широким умственным горизонтом, Николай постоянно попадал впросак, поскольку не был способен предугадать всех последствий своих действий. По шахматному сравнению, он мог видеть только на ход вперед, а чтобы разглядеть последующие варианты, ему не хватало стратегического мышления, осознания сути развернувшейся борьбы. Обычно Николай замечал отдельные элементы, и это внимание к мелочам, привязанность к деталям, мешали ему охватывать весь горизонт. За деревьями царь не видел леса.
Эту особенность Николая граф Витте назвал «моральной близорукостью». Царь не чувствовал страха пока гроза не подступала к нему вплотную. Когда в феврале 1917-го года он получил известие о восстании в Петрограде и отправился в столицу, в охваченном паникой царском поезде никто ночью не сомкнул глаз. Никто, кроме самого царя, которого это больше всего касалось. Он был единственным из всех, кто не понял до конца всей серьезности сложившегося положения.
Помимо недостаточных личных качеств, Николай не мог хорошо управлять Россией хотя бы потому, что он ее просто не знал. Это Петр 1 мог после работы на верфи запросто зайти с каким-нибудь плотником в ближайший трактир и там за кружкой пива поговорить на разные темы. А Николая отделяла от страны стена из-за страха покушений. Эта стена становилась особенно зримой во время его путешествий по стране. Перед тем, как царский поезд или экипаж трогался в путь, вдоль тысячеверстных железнодорожных и шоссейных магистралей объявлялось военное положение. Туда выдвигались полки и дивизии, приведенные в боевую готовность. Управление железной дорогой временно переходило к военному начальству, а станции наводняли сыщики и жандармы. Железнодорожные стрелки наглухо забивались, и остальные пассажирские поезда отводились на запасные пути. Солдатам выдавали боевые патроны и маршевый продовольственный рацион. На протяжении всего пути следования царского состава солдаты стояли цепью. Поэтому царь мог видеть Россию лишь глядя поверх их голов.
Николай никогда не жил в обществе среди простых людей, не знал их мыслей и настроений. Непосредственно он общался только с некоторыми представителями аристократии и с высшими государственными чинами. О положении дел в стране мог судить только по докладам министров, поэтому масса полезной информации, которая ему могла быть полезна и оказать влияние на его решения, была для него недоступной. А без досконального знания общества управлять им то же самое, что вести автомобиль с завязанными глазами.
Этот недостаток можно было компенсировать путем подбора компетентных сотрудников. Необходимым условием успешного правления является способность лидера находить дельных помощников. Но в этом Николаю мешало его болезненное самолюбие. Немецкий дипломат барон фон Шён писал: «Ему недоставало уверенности в себе, в нем была некая скромность, которая заставляла его колебаться и запаздывать с принятием решений… Чаще всего он чувствовал на себе превосходство того, кому случалось разговаривать с ним последним по счету».
Когда человек уверен в своих силах, он не боится вступать в спор с людьми, не согласными с его мнением. И не боится признать их правоту, если убеждается в правильности их аргументов. А у Николая это качество напрочь отсутствовало.
Такая неуверенность в себе и постоянные колебания уживались в нем с гипертрофированным самомнением. У него, как и у многих других монархов, было чувство особой близости к Небу. Известный адвокат его времени Кони, лично знакомый с царем, писал, что этот взгляд на себя как на провиденциального помазанника Божия вызывал порой в Николае приливы такой самоуверенности, что им ставились в ничто советы и предостережения тех немногих честных людей, которые еще обнаруживались в его окружении. Об этом же писал граф Витте. По его словам, при принятии решений Николаем руководила мистическая вера в непогрешимость государя, которого направляет сам Всевышний. Когда на аудиенциях министры приводили свои аргументы, называли цифры, вели подсчет бюджета, ставили в пример другие европейские страны, царь, выслушав их, следовал данной ему «свыше» интуиции. Она заменяла ему и логику, и знания.
Николай никогда не видел в своих министрах сотрудников, с которыми он должен обсуждать и решать задачи управления. Он видел в них только простых приказчиков им нанятых, чтобы они осуществляли его волю. Он никогда не вступал с ними в дискуссию из-за боязни быть уязвленным, если докажут его неправоту, и никогда не считал нужным постараться переубедить министра, привлечь на свою сторону, чтобы сохранить его сотрудничество. Для него гораздо проще было смахнуть человека, каковы бы ни были его достоинства, и поставить на его место другого. Чувство благодарности царь ни к кому не испытывал. Никакие заслуги, никакие жертвы, ради него принесенные, не могли обеспечить положения и не гарантировали от обид. Стоило только министру попытаться утвердить себя и иметь собственные идеи, как его участь была решена. Николай не держал рядом с собой человека, у которого была своя, а не его точка зрения.
Расставаясь с министром, он не делал это прямо. Он не говорил министру открыто, в чем с ним не согласен. И чем больше расходился во взглядах со своим помощником, тем, казалось, с большей благожелательностью его слушал. Увлеченный правильностью своих доводов и не получая от Николая отпора, очарованный человек полагал, что царя убедил. Он уезжал окрыленный, уверенный, что завтра приступит к выполнению намеченной программы, а утром получал конверт с известием о своей отставке. Такое лицемерие бесило Витте. «Это вероломство, эта немая ложь, неспособность сказать «да» или «нет», выполнить то, что решено, боязливый оптимизм, используемый как средство, чтобы набраться мужества – все это черты, крайне негативные во владыках», – писал он о царе.