Страница 48 из 59
Самыми умными в окружении Николая считались обер-прокурор Священного синода Победоносцев, убежденный консерватор, и ловкий, дельный и энергичный Витте. Они оба были самыми выдающимися государственными деятелями двух последних царствований, и оба достались царю в наследство от отца. У Александра III было то положительное качество, что, не имея собственного ума, он, в отличие от Николая, не ревновал к уму чужому. Поэтому подле него случались талантливые люди.
Победоносцев был консерватором не потому, что считал, что в России все хорошо. Напротив, он считал, что в ней все плохо. Но он видел к чему приводили попытки ее реформировать, и сделал отсюда заключение, что лучше оставить все как есть. Совсем другим человеком был Витте. Он происходил из обрусевшей немецкой семьи и как сын скромного служащего смог получить образование только благодаря стипендии. Закончив учебу, Витте поступил на работу в Управление Юго-Западных железных дорог, где вскоре был замечен начальством, а затем и самим царем. Александр III последовательно его назначал директором Департамента железнодорожных дел, министром путей сообщения и, наконец, министром финансов.
Поскольку Витте вышел из низов и общался с самыми разными слоями общества, он накопил глубокие знания о российской действительности. Тем самым он обладал тем, чего были лишены царь и его окружение. В высших кругах Петербурга Витте считали гениальным и опасным выскочкой, и не могли ему простить стремительной карьеры. Но поскольку Николай ничего не смыслил ни в железнодорожном деле, ни в финансах, он не решался расстаться с ценным работником, хотя и ненавидел его, признавая за ним превосходство. Он даже присвоил Витте титул графа за подписание им Портсмутского мирного договора с Японией, но после его смерти признался французскому послу Палеологу: «Смерть графа Витте была для меня глубоким облегчением».
А Витте раздражало в Николае его двуличие, его стремление всех водить за нос, всех обмануть, всех одурачить. «Он не способен вести дело начистоту, – писал Витте в дневнике, – а все стремиться ходить окольными путями». Но поскольку у Николая не было способностей ни Талейрана, ни Меттерниха, все его уловки, по словам Витте, вели к одному результату – к луже. В лучшем случае это была лужа помоев, а в худшем – лужа крови.
Вокруг Николая собирались только люди, его ублажавшие грубой лестью, показывая вид, что они преклоняются перед его умом, глубиной его понимания, его проницательностью и силой его самодержавной воли. Отсюда всеми замеченное свойство царя – он окружал себя одними бездарностями, в лучшем случае – посредственностями.
Известна история поиска им нового министра внутренних дел. Наметив двух кандидатов – Сипягина и Плеве, Николай решил поинтересоваться мнением о них у Витте. Тот дипломатично отметил у Сипягина недостаточную подготовленность, а у Плеве отсутствие убеждений и совершенную беспринципность. Зная, что мнение Победоносцева почти всегда противоположно мнению Витте, царь попросил и его дать оценку намеченных кандидатов. Более прямой Победоносцев сказал без дипломатии: «Сипягин – дурак, а Плеве – подлец». Любопытно, что получив единое мнение людей, во всем остальном друг с другом несогласных, Николай назначил на этот пост обоих: вначале Сипягина, а после его гибели Плеве.
Николай II и Петр I были прямыми противоположностями в качестве руководителей государства. У Петра была цель – превратить Россию в великую державу, и управление ею было смыслом его жизни, предметом его постоянных забот и размышлений. Ошибался он или нет, другой вопрос. А у Николая никакой программы не было. Он смотрел на Россию как на доставшееся ему по наследству имение. Он и управлял государством так, как чиновник исполняет конторскую должность. Приходил на службу в 9.30, заканчивал занятия к двум часам дня. Через все его царствование красной нитью прошло стремление ничего не отдать из своих царских прав, ничего не упустить из своей собственности, все сохранить и передать по наследству детям. На любые уступки, такие как созыв Государственной Думы, он шел только с большого перепугу, когда его прижимали к стене. Весьма характерны его ответы на вопросы анкетного листа Всероссийской переписи населения, проведенной в 1897 году. В графе о звании Николай написал: «Первый дворянин», а в графе о роде занятий поставил: «Хозяин земли русской».
В первые годы XX века в самих помещичьих кругах возникла идея поделиться с крестьянами частью своей земли, чтобы снизить социальную напряженность в деревне. Проект закона разработал главноуправляющий земледелия и землеустройства Кулер. Он предложил передать крестьянам за денежную компенсацию 25 миллионов десятин государственных и помещичьих пахотных земель. Тем самым он намеревался укрепить крупное землевладение, все более усваивавшее новые интенсивные способы сельскохозяйственного производства. Несмотря на то, что Кулер запланировал взыскание с крестьян огромного выкупа, общей суммой превосходившего платежи, взятого «с мужика» после реформы 1861 года, и наметил к передаче крестьянам только «земли, впусте лежащие, а также земли, обычно сдаваемые владельцами в аренду», Николай решительно воспротивился проекту. На предоставленном ему докладе о результатах обсуждения аграрного вопроса в Совете министров, где прямо было сказано, что «представляется предпочтительным для помещика поступиться частью земли и обеспечить за собой владение остальной землей, нежели лишиться всего», царь поставил свою резолюцию: «Частная собственность должна остаться неприкосновенной».
Казалось, он должен был быть заинтересован в снижении социальной напряженности в государстве, но этот закон мог в будущем затронуть его собственные интересы. Ведь Николай был крупнейшим в России землевладельцем, и если сегодня речь зашла о пустоши, то завтра она могла пойти о земле частной. Поставив резолюцию, Николай вслед за ней издал мстительный указ: «Кулера с должности главноуправляющего сместить».
Настоящей страстью Николая было не государство, а его любимая жена и дети. Там, в кругу семьи, протекала его настоящая жизнь, под домашним абажуром, у подола жены, а не за кабинетным рабочим столом лицом к лицу с министрами, которые вводили его в курс дел империи. Недуги, которыми страдала Александра Федоровна, в глазах Николая были существеннее, чем болезненный невзгоды России, а чаепитие с ней важнее, чем прием министра. Царю приходилось прилагать усилия, чтобы вытаскивать себя из уютного, мирного семейного очага и облачаться в тяжелый мундир государственных обязанностей.
О его внутреннем мире можно судить по его дневнику. В нем Николай записывал то, что ему действительно было интересно – как пообедал, с кем пил чай, прогулка на велосипеде или на лодке, томные разговоры тет-а-тет со своей несравненной Алекс, прием гостей или поездка в гости. В его царствование, изобилующего потрясениями – забастовками, студенческими волнениями, убийствами крупных чиновников, в дневнике почти не найти никакого отклика на общественные веяния и события. Нет ни одного упоминания известных имен – писателей, мыслителей, общественных и политических лидеров. Ничего не сказано о содержании и смысле его работы. Уже сам вид страниц с ровными, как по веревочке, рядами слов, с тщательной орнаментальной выписанностью всех завитушек, говорит о том, что здесь не найдешь ни своеобразия мысли, ни индивидуальной манеры выражения. Словно едешь по одноцветной пустыни, так ровен и однообразен пейзаж. С редким постоянством царь регистрировал погоду – шел ли дождь или снег, был ли ветер или мороз. Регулярно отмечал положение барометрической стрелки.
Само правление последнего российского императора началось с катастрофы. В перечень праздничных мероприятий по случаю коронования, проходившего в мае 1896 года в Москве, входило народное гуляние на Ходынском поле. В то время Ходынкой называли обширный пустырь, служивший учебным плацем для войск Московского гарнизона. Поэтому плац весь был изрыт траншеями и брустверами, усеян ямами и рвами. На этом поле и решило городское начальство устроить буфетные ларьки для раздачи кульков с подарками для гуляющих. Никто не догадался засыпать ямы, организовать движение к ларькам, устроить службу порядка.