Разбиваясь о воду

— Я не жалуюсь на память, молодой человек. Спрашивайте.

— Как ваш сын познакомился с ней?

— В университете. Он вращался в компании молодых людей… нашего круга, — она осторожно глянула на меня, проверяя, понял ли я, о чем речь.

А как же, мадам, как не понять: золотая молодежь, прожигающая жизнь и родительские денежки в дорогих кабаках и экзотических поездках. Я молчал.

Она продолжала:

— Рита влилась в эту компанию сразу после поступления в университет. Вот то единственное, что я могу предъявить ей: похоже, она выдавала себя за племянницу министра, будучи всего лишь его однофамилицей. Но и этого доказать невозможно. Когда мой сын привел ее в наш дом и заявил, что хочет жениться на ней, мы, естественно, стали проверять. И выяснили, что она поменяла фамилию на материнскую прямо перед вступительными экзаменами. Зачем бы, если не для этого?

— Она говорила, что министр — ее родственник?

— В том-то и дело, что прямо — нет. Откуда пошла эта всеобщая уверенность в их родстве, нам так и не удалось выяснить. Но очевидно, что она не возражала.

Ну, положа руку на сердце, кто бы стал на каждом шагу докладывать, что он самозванец, особенно, если не спрашивают? А промолчишь — будешь своим в весьма престижном обществе. Я понимал Риту.

— Надо отдать ей должное, она умела производить хорошее впечатление, — скрепя сердце, признала старая карга. — Безупречные манеры, стиль, грамотная речь. Даже непонятно, откуда все это, ведь она выросла в такой дыре.

Она назвала захолустный городок, в котором я никогда не был. Вот уж действительно дыра, край света.

— К тому же, она была сирота. Потеряла родителей незадолго до знакомства с моим сыном… какой-то несчастный случай.

— Как вы думаете, они любили друг друга?

Долгое молчание.

— Наш сын любил ее, это точно. Он с ума по ней сходил… Понимаете, он был у нас единственный, долгожданный, мы не хотели ломать ему жизнь и продавливать свои решения. Что и говорить, это была не та партия, на которую мы с мужем рассчитывали, но в итоге мы согласились с его выбором. Собственно, нам выбора он не оставил.

Я живо представил себе, каково ей было входить в такую благожелательную, гостеприимную семейку, и от души пожалел Риту.

— А она? Она любила его, как вы считаете?

— Насчет нее у нас были сомнения — и вполне правомерные, вам так не кажется? Девица практически с улицы, можно сказать, обманом входит в одно из самых уважаемых семейств в стране! Разумеется, мой муж настоял на брачном контракте! Такая ирония — мы думали, что тем самым защищаем интересы нашего сына…

Она закрыла лицо руками. Сиделка грозно зыркнула на меня и положила руку ей на плечо.

— Все в порядке, — старуха уже овладела собой. Было видно, как неприятно ей говорить о том, что последовало дальше. Тем не менее, она продолжала протокольно-сухим тоном:

— Итак, Рита без звука подписала контракт, по которому супруг, уличенный в измене, лишался всяких прав на общее имущество, акции и деньги.

О, я, кажется, понял, что случилось! И проверил свою догадку:

— И этим супругом оказалась не она, а ваш сын?

— Да, этим супругом оказался наш сын. Это случилось через год после свадьбы — она пришла домой с компанией друзей… и застала его с … в общем, с одной из девушек, помогавших по хозяйству. Замять происшествие оказалось невозможно, слишком многие стали свидетелями этого позора.

— Она не простила его?

— Она просто выбежала из дома и куда-то пропала. Дальнейшее общение шло через адвокатов. Сбежала и эта девица — оказалось, она была нелегалкой, с поддельными документами; в общем, она тоже пропала бесследно.

Узловатые пальцы с перстнями сжались в кулаки.

— Это и подкосило моего сына! Думайте, что хотите, а только он любил ее! Она просто исчезла, даже не дала ему возможности попросить прощения! Мальчик совсем сломался… Он бросил университет, отправился на один из этих грязных вонючих островов в Индии. Вы можете себе представить?! Сейчас мой сын живет как бродяга в какой-то лачуге, с местной девкой, принимает наркотики и совсем потерял интерес к жизни…

Тут она почти заплакала. Но не заплакала. Кремень баба.

— А деньги…

— А деньги, естественно, получила она. Причем получила гораздо больше, чем ей причиталось. Видите ли, мой муж занимался политикой, как вам, должно быть, известно. Многие акции, многие активы формально принадлежали нашему сыну. Вы понимаете?!

Ну разумеется, я понимал, чего уж там. Денежки чертовых коррупционеров достались Рите. Теперь понятно, на что она жила во Франции и в Италии.

— По сути дела, она ограбила нас! После этого удара мой муж уже не мог занимать прежнее положение! И его сын, его единственный наследник практически самоустранился из жизни! Она все, все у нас забрала! Господи, лучше бы нас обокрали, как других, чем осознавать, что все досталось ей!

Дряблые щеки старой дамы тряслись, она была вне себя от ярости. Мне стало неприятно наблюдать за этим, да и выяснять было больше нечего. Поспешно откланявшись, я с легким сердцем заторопился к Рите.

========== Часть 7 ==========

По дороге я купил громадный букет и бутылку шабли. Однако, крутя руль и предвкушая, как засияют ее глаза при виде меня, не мог перестать размышлять.

Деньги. Все портят проклятые деньги. Когда в игру вступают большие деньги, они влияют на все — на любовь, на ревность, на страсть, на предательство… Я купил бы эту историю, не сморгнув, если бы не большие деньги, которые в итоге достались Рите.

Ну, а допустив такие мысли, я уже не мог остановить внутреннее кино. И в этом проклятом кино я видел, как молодая женщина, скованная контрактом и ненавидящая снобскую семью мужа, заставляет — угрожает депортацией или просто подкупает — смазливую горничную соблазнить бесхарактерного мужа. Или организовать такую сцену, как позже организовала с сыном второго мужа сама Рита. Главное — правильно рассчитать время, к которому привести домой компанию друзей. А потом десять лет безбедно жить в Ницце и на озере Комо. Вот и разгадка ее благосостояния.

Мысль о том, что она могла устроить все это, отравляла мою радость. Я злился на нее, злился на себя, но не мог долго держать в себе свои сомнения.

— Я разговаривал сегодня с твоей бывшей свекровью, — сказал я в ее спину, когда она возилась с букетом.

Спина напряглась. Не оборачиваясь, она выпрямилась с ножницами в руке и спросила:

— Ты продолжаешь копаться в этом, да?

— Да, Рита, да. Не могу оставлять повисшие нити, знаешь ли. И потом, мне рассказали кучу интересного.

Зачем я взвинчивал себя? Меня уязвило, что все эти годы мне приходилось пахать, не видя ни сна, ни отдыха, черпать людскую грязь большой ложкой, чтобы продержаться на плаву, а она просто сначала раздвинула ножки, а потом срежиссировала сценку — и вуаля, денежки лопатой гребет? Или мне непременно хотелось, чтобы она оказалась чистой, ни в чем не виноватой, и не сходя с места, предоставила мне доказательства этого? Так ли уж чист был я сам, чтобы проявлять такую щепетильность по отношению к ней? Или это от собственной нечистоплотности я стремился возвести ее на пьедестал?