Разбиваясь о воду

— Скажи ей…

…а потом захрипел и умер. Что сказать?

«…что я и с того света найду ее и прикончу»?

«…что всегда ее любил»? Нет уж, дудки, второе — это моя реплика!

Я обыскал его. Нашел набор отмычек и хорошо сбалансированный нож. Достал заранее приготовленный пистолет — чистый, левый, берег на всякий случай, как знал, что пригодится. Вложил ему в правую руку и сделал выстрел в то место, где только что сидел сам. Потом пару минут поразмышлял, звонить ли по общему номеру полиции или по мобильному — моему бывшему коллеге. Пришел к выводу, что капитан лично заинтересован в том, чтобы закрыть дело об ограблении, и не будет копать глубже, чем требуется для повышения по службе. Есть известный бандит, есть схожий почерк, при нем инструмент и оружие, все очень гладко и чисто.

Придется объяснять, почему дома был я, и не было Риты. Ну, расскажем про разгром в спальне. Хулиганы порезвились по полной, я хотел попугать их, а тут Орба… видно, решил взять то, что не взял в первый раз. Я действовал строго в рамках самообороны, соседи слышали два выстрела, следы соответствующие — не придерешься. Упоминаний о Рите в прошлом деле Орбы нет, ее сюда привязать невозможно. Да, мотив у бандита неясный — ну, да мало ли что ему в голову пришло, вот он, спросите у него.

Прорвемся. И я набрал знакомый номер.

После всплеска адреналина, как всегда, пришло торможение. Через полчаса поднялся шум — сирены, топот ног, хмурые лица, разговоры вполголоса. Измерения, вспышки камер, полицейская машина. Страшно клонит в сон, вопросы, кофе, сигарета. Вопросы, кофе, сигарета. Кофе, сигарета, вопросы. Страшно клонит в сон.

Когда она, всхлипывая, бросается мне на шею, от меня несет допросной: потом, дешевыми сигаретами и нечищенными зубами. Кажется, я еще нахожу силы на душ. Или нет.

***

Потом были вроде как опять счастливые дни. Мы решили — полушутя, полусерьезно — что попробуем начать новую жизнь в Уругвае. Купили путеводитель и, дурачась, вычитывали из него разные сведения об этой стране. Между сексом взахлеб рассказывали друг другу о нашей будущей счастливой жизни на новом месте, строили сумасшедшие несбыточные планы.

И все это время я предавал ее. Предавал ее и нашу любовь. За каждым поцелуем я слышал сиплый шепот: «Скажи ей…». Глядя, как она раздевается — с великолепной грацией, как будто танцует, — видел кровавые пузыри на губах: «Скажи ей…». Зарывшись лицом в мокрые волосы, ритмично вдавливая ее в стенку душевой кабины, я думал: «Скажи ей…».

А она? О чем думала она, когда смотрела на меня, привычно подперев рукой щеку? Я никогда не узнаю наверняка…

В конце концов, я наврал ей, что моя мать серьезно заболела, — прости, мама! — и мне надо съездить на промышленный север страны, в мой неуютный и задымленный родной город.

Разумеется, поехал я в ее родной город, еще более неуютный. Только там, там, где все началось, мог я найти разгадку последних слов Орбы-цыгана. И лишь потом начать дышать полной грудью.

***

В крошечном городке все знали друг друга, и мне не составило труда, потратив пару часов и пару волшебных бумажек, найти того, кто мог бы рассказать пару-тройку интересующих меня подробностей. Я вышел на парня, который в то давнее время крутился вокруг Орбы и его шайки, но в столицу за ними не подался, а напротив, взялся за ум, остепенился, впоследствии женился и работал сейчас в автомастерской. Потрясающая карьера, прям обзавидоваться можно.

Бывший злодей вышел из бокса, вытирая грязные руки ветошью. Господи, ведь он же был тогда совсем мальчишкой… он должен быть очень молод, моложе меня! Нелегка все-таки жизнь в нашей провинции: передо мной стоял умученный работяга неопределенного возраста. Для установления контакта я угостил его сигаретой и сказал, что хочу поговорить о Миро Орбе. Парень сразу насторожился и помрачнел.

— Это когда было-то. Миро сидит в тюрьме, я уже лет сто о нем не слышал, нашли кого спросить. Я тут при чем?

Я не стал расстраивать его известием о безвременной кончине старого друга.

— Не беспокойтесь, я не из полиции. Я частный сыщик. В деле, которое я расследую, возникла связь со старыми проделками Орбы в столице. Мне просто надо составить впечатление о нем.

И о Рите. Но этого я вслух не сказал.

— Впечатле-е-ение, — растянул он непривычное слово. — А что впечатление, ну, не знаю я, спрашивайте, что ли…

— Каким он был?

— Ну, бандитом был, там вся семья такая.

Это я знал и сам; знал и то, что к ним соваться с вопросами бессмысленно — закрытый клан, чужаку слова лишнего не скажут.

— Сидел по малолетке, вышел этаким героем, ну, вокруг шпана вилась, ясное дело. Я тоже, по дурости, с ними ошивался, но, слава богу, был еще сопляком совсем, в серьезные дела меня не брали.

— Серьезные — это какие? Да не бойся, — я перешел на ты, — мне все-равно, да и быльем уже все поросло, мне важно картину составить.

— Ну, киоски там обнести, прохожих ограбить по мелочи, рыло начистить кому-нибудь — тут я был при делах. Но были и штуки посмешнее, только про это я толком не знаю, таким малявкам, как я, особо не докладывали. Но были точно: у Орбы всегда водились деньги. За это его и любили — не жадный был… помогал, если что. Ненавидел, когда детей обижали, аж зверел от такого. Ну и защищал, это все знали. А еще его боялись, он безбашенный был. Если находило на него — лучше было ему не попадаться, убить мог. Говорили, убивал, и не раз. А может, это болтовня, у нас тут народец любит распускать, чего не было. Ну, чего еще сказать?

Я очень не хотел задавать следующий вопрос. Да и был он — пальцем в небо, выстрел наугад, шанс на ответ близится к одному на сто миллионов…

— А ты помнишь Риту, дочку учительницы?

— Риту-то? А как же… Ну и любовь у них была, я аж завидовал! Причем, прикинь, не знаю, кому больше, ему или ей, — парень заулыбался щербатым ртом, предаваясь воспоминаниям, — ему, потому что она была классная девчонка, а ей, потому что она была так близко к Орбе… Ты не подумай ничего, — спохватился он, — я не в том смысле…

— Да понял я, понял…

Я и правда понял. Он был кумиром для парнишки — гроза городка, взрослый, загадочный, страшный бандит с ореолом защитника детей. Хотя на самом деле, Орба сам тогда был немногим старше — двадцатилетний отморозок. И четырнадцатилетняя дочь учительницы. Не может быть. Хотя в глубине души я уже знал — может, может. И скрепя сердце, приготовился слушать дальше.

— Вообще-то, про них мало кто знал — она ж малолетка была, притом учителкина дочь. Я знал только потому, что бабка моя жила рядом с квартирой, которую Миро снимал дня них — ну, типа гнездышко… — парень неловко хохотнул. — Он когда увидел меня там, сначала к стенке прижал, думал, шпионю за ними. А потом часто посылал — ну, то-сё, купить, принести…

— Как ты думаешь, она… — проскрежетал я высохшим горлом, — она любила его?

— Любила, — уверенно, без тени сомнения, ответил мой собеседник. — Бедовая девчонка была, отчаянная… такие долго не живут. Орба был помешан на ножах, все кидал их — всегда, как другие ногти грызут. Так вот, она вставала — к стенке или к дереву, а он кидал в нее, прикинь, как в гребаном цирке! Иногда кудряшки отсекал, но ни разу не покалечил. А она не боялась ни капельки, только ластилась к нему. И вообще — она одна его не боялась, даже когда на него находило. Могла с ним управляться, это точно. Говорили даже, что это она обмозговывала все его делишки, планировала их… не знаю, правда ли, врать не буду. А что любовь была — это я видел сам.