Разбиваясь о воду

— А как у них… все началось? — он не заметил, как внезапно осип мой голос.

— О, помню, как же, — оживился бывший бандит, — она сама пришла к нему, прикинь! Такая вся чистенькая, в школьной форме, с хвостиками! Вот прямо взяла и заявилась, вся такая, в кабак, где мы тогда постоянно ошивались. Ну, пошли всякие хиханьки-хаханьки, шуточки-прибауточки… А у нее глаза сухие, злые, ну, и говорит ему, Миро то есть, поговорить, мол, надо, с глазу на глаз. А он такой: говори, у меня от друзей секретов нет. И рассказывает она, что к ней отчим пристает, новый школьный директор. А Миро таких штук не любил, завелся весь… Тогда он нас попер, остались они вдвоем, и с того все и пошло.

— И как он наказал отчима?

— Вот про это я не знаю, а только наказал, уж поверь мне. Миро такого не спустил бы.

Я поблагодарил словоохотливого парня и пошел к машине, стараясь держать спину. Меня трясло. Я опять не мог совместить в единую картину мира эти неподходящие осколки: зверскую морду Орбы — и мою Риту! Испитую рожу бывшего следователя — и мою Риту! Старое жирное лицо Шермана — и мою Риту…

========== Часть 10 ==========

Остался только один визит, и ноги сами несут меня в несколько менее вшивый квартал, нежели тот, в котором я говорил с шестеркой Орбы.

Многоквартирный облупленный дом, раззявленные дыры подъездов, завешанные бельем балконы… да, не Версаль, чего уж там. Вот где она, стало быть, выросла. Оказывается, не такие уж мы с ней разные, кто бы мог подумать.

Дверь мне открывает женщина, у которой с Ритой нет ничего общего, вообще ничего. И все же, она настолько типичная, даже какая-то карикатурная училка, что я сразу понимаю — это ее мать. Я лишь успеваю назвать свою фамилию, а она уже приглашает меня войти — многословно и суетливо. Не заставляя долго себя упрашивать, я вваливаюсь в крошечную, идеально чистую гостиную. Дама продолжает ненатурально хлопотать, расставляя на столике чайные чашки и вазочки с печеньем. И тут до меня доходит, что она принимает меня за кого-то другого. Ну что ж, это даже к лучшему, буду наблюдать и попытаюсь составить свое мнение о ней.

Итак, училка. Монументальная фигура, свежая укладка на голове, строгий костюм конца прошлого века — она явно готовилась к визиту… На бледном, незначительном лице выделяются только губы — тонкие, злые, с гармошкой мелких вертикальных морщинок. Очень тщательно, четко обведенные и очень жирно намазанные помадой. Они так отвратительны, что я не могу оторвать от них глаз.

Ловлю себя на том, что отвлекся и прослушал часть монолога; а ведь она все это время что-то вещает…

— Я очень, очень горда званием заслуженного работника образования. Среди моих учеников есть руководящие работники, а также прекрасные труженики… бла, бла. Наша школа по праву занимает первое место по успеваемости в районе… бла, бла… Она когда-нибудь остановится? В этом было что-то пугающее: она будто читала какую-то старую газету, ни разу не запнувшись и не сделав ни одной паузы. Наконец, спросила:

— Наверное, вы сфотографируете меня на фоне вымпела? Или лучше за столом, с книгой?

Я понял, что второго шанса вставить хоть слово у меня не будет, и открыл карты:

— Собственно, я пришел поговорить с вами о Рите.

И тут с ее лицом произошло удивительное: до верхней его части дошли мои слова, и тусклые глаза налились ненавистью, в то время как рот все еще продолжал по инерции изображать улыбку. Но вот и он сжался в узкую кровавую щель.

— Вы кто?! Что она натворила?!

— Я расследую одно дело…

— Уходите отсюда! Сейчас сюда придут из газеты! Я не видела ее десять лет и не хочу видеть! Она предала меня!

— Тем, что рассказала о приставаниях вашего мужа?

Ее и без того бледное лицо побелело еще больше.

— Это вранье! Клевета! Она всегда лгала, всегда!

— То есть, он не приставал к ней?

— Она сама была виновата! Она соблазняла его! Она порочная, порочная…

— Ей было четырнадцать…

— Убирайтесь! Он уже умер, не смейте осквернять его память! Он носил звание заслуженного учителя!

— Как Орба-цыган наказал его?

От ее визга заложило уши:

— Убирайтесь немедленно!!! Я сейчас вызову полицию!!!

Да, пожалуй, и правда пора было убираться. Я уже пошел к двери, как вдруг обернулся и спросил, сам не знаю зачем:

— А помните, Рита выиграла детский конкурс талантов, а проигравшая девочка разбила ее приз?

И вот тут… Если до сих пор ее лицо казалось мне ужасным, то в этот момент… господи, оно стало хуже, намного хуже. По нему разлилось выражение триумфа. Кровавые губы — помада втекла в морщины вокруг рта — сказали мне торжествующе:

— Это она заняла второе место и разбила приз!

И я сбежал, отчаянно борясь с подступающей к горлу тошнотой… Сбежал под ее заливистый, искренний, радостный смех.

***

Я мчался в машине так, будто за мной сто чертей гнались.

А мое проклятое воображение сыщика, как всегда, демонстрировало мне разные, порой взаимоисключающие фильмы.

Я видел, как худенькая серьезная девочка отбивается от педофила в собственном доме. Неудивительно, что она поменяет фамилию, как только сможет. И даже у родной матери она не находит поддержки. Теперь понятно, почему в столице она будет выдавать себя за сироту, не желая иметь с родителями ничего общего… Отчаявшись, она идет искать защиты к местному Робин Гуду. И платит ему тем единственным, что у нее есть? Как она сказала про секс с Шерманом — это тоже «входило в условия соглашения»? Или домашняя девочка и впрямь влюбилась в молодого бандита?

Но есть и другое кино. Про талантливую малолетнюю манипуляторшу, социопатку, которая выросла у бездушной тиранической матери. Четырнадцать лет — не так уж мало для такого плана. Вы удивитесь, как много по всему миру дураков, которые после вполне добровольного секса с горячей штучкой узнают, что они развратники, педофилы и грязные насильники… если не заплатят «пострадавшей», а часто и ее приятелю. Итак, девочка и в самом деле соблазняет отчима, а когда он отказывается продолжать опасную игру, находит для мести бандита. Или просто хочет избавиться от отчима, идет к покровителю обиженных детей и оговаривает мужика: приставал — не приставал, поди докажи.

В любом случае, отчима как-то утихомирили, а падчерица крутила тайную любовь с отморозком. Манипулировала им, примитивным малограмотным парнем? Или подчинялась грубому авторитету вожака, как прочие члены шайки? А может, любила?

Однако учиться она отправилась в столицу — значит, хотела от жизни большего, чем оставаться бандитской шалавой.

Была ли их встреча в городе такой, как она рассказывала? Случайной — вот уж вряд ли, по крайней мере, не для него. Он искал ее, я был уверен. А она? Помогала ему по старой памяти? Из страха? Или охотно планировала все? Кстати, украденные драгоценности так нигде и не всплыли…

А следователь? Нет, его она любить не могла, это точно. А натравить его на надоевшего любовника, опасную обузу из прошлого? Особенно после того, как денег и ценностей уже наворовано достаточно?

Избавившись от Орбы, бросила постылого прилипалу-следователя и вышла замуж в высшее общество? Очень, очень рискованно — он мог бы взорвать ее благополучие одним звонком…