Страница 2 из 15
Добрая барыня, ничего не зная, да и знать не желая, чутьем своим попала в точку. Гаранин и правда был герой войны: помимо шрама на лице, имел он также и достаточно наград на парадном мундире. Исключительная храбрость его снискала ему уважение товарищей и никогда не подвергалась сомнению. Была эта храбрость, однако, холодного, расчетливого толка; в ней не было того буйства, того полубезумного пыла, который часто вызывает восторг у наших молодых людей. Подвиги Гаранина все имели совершенно определенную военную цель и ею ограничивались, он не делал ничего, любуясь собою. В нем совсем не было ничего напускного, проявлять даже лучшие свои качества напоказ было противно его природе.
Также права была губернаторша в том, что он был умен. Михаил Петрович с детства был завзятым книгочеем, не оставлял сего занятия ни служа, ни даже воюя. Суждения его обо всем были часто неожиданны, являя собой плод оригинального ума и глубоких размышлений, никогда не являясь данью моде или общему мнению.
Что же до третьего утверждения Амалии Карловны… Был ли он несчастен? Рискнем предположить, что вначале, возможно, и был, однако впоследствии вполне примирился со своим одиноким положением и находил в нем множество недурных сторон.
Смолоду случилось ему влюбиться в некую ветреную особу, которая после пылких обещаний вечной любви и верности предпочла вскоре после его отъезда в действующую армию спешно выскочить замуж. Герой наш был этим обстоятельством так уязвлен, что утратил веру в женщин вообще и лишь кривил презрительно рот, когда заходила о них речь у приятелей-офицеров.
Так от любви романтической довольно рано перешел он к любви столь практического свойства, что искал — и находил ее — существенно ниже, нежели стоял сам. Но о том известно было лишь ему, а был он не болтлив; если не мрачен, то задумчив. Разговоров о дамах он не поддерживал и поводов к обсуждению себя не давал.
Итак, двое друзей остановились у кондитерской, чтобы пропустить некую даму, которая как раз выходила оттуда и садилась в поджидавшую ее коляску. Оба гусара, осадив коней, привстали в седлах и приветствовали незнакомку надлежащим образом. Манеры ее были безупречны: едва заметным наклоном головы дала она понять, что заметила их галантность; но тут же проследовала в коляску, не подняв глаз и не дав повода упрекнуть себя в кокетстве или, упаси боже, вульгарности. Красота ее поразила обоих.
Но если Гаранин, которому сердце, казалось, скакнуло в горло, молчал, скорее подавленный этой красотою, то у спутника его сие происшествие вызвало бурный водопад восторгов.
— Мишель, ты видел? Видел? Богиня! Феба! Ах, какое лицо!
Как только коляска скрылась за углом, он спешился и схватил за грудки бедного кондитера, который за несколько минут до того передал перевязанную лентой коробку даме.
— Кто это, борода? Как зовут ее, кто такая?
— Фон Корш, баронесса они… Анна Павловна…
— Говори все, что знаешь про нее!
— Эклеры наши весьма уважают…
— Убью дурака! Что мне до твоих эклеров?! Где живет?
— Их превосходительство Амалия Карловна им родня по мужу, у них и живут, со среды-с… За границей путешествовали после смерти мужа-с…
Олецкий, так звали друга нашего героя, стал тут же энтузиастически строить планы по покорению сердца баронессы:
— Гаранин, ты же вхож к ним! Я влюблен, я покорен, мне жизнь не мила без этой женщины! Она должна быть моей! Ты обязан представить меня губернаторше, нынче же!
— Да ты не сказал с ней ни слова… А ежели она глупа как гусь? Или сварлива как ведьма?
— Ты не смеешь говорить о ней так, если ты мне друг! Я не позволю, я не посмотрю ни на что!
— Опомнись, друг мой, да захочет ли она твоего покровительства? А что, если она уже связана с кем-то?
Но пылкого влюбленного было уже не остановить.
Таким образом, в четверг на той же неделе Гаранин и Олецкий явились к Амалии Карловне, примешавшись к толпе визитеров, которые наполнили дом губернатора.
— Видишь, Жорж, сколь много набежало охотников разглядеть поближе твою красавицу, — цинически заметил Гаранин, сам однако, против воли выискивая глазами виновницу этого переполоха.
И точно, все хотели взглянуть на молодую, богатую и знатную вдову. Слухи о ней ходили невероятные: будто бы свела она в гроб престарелого мужа, будто бы вился за нею шлейф дуэлей и самоубийств по всей Европе, где проводила она два траурных года. Глухо намекали и об особом внимании царственной особы в то короткое время, как была она фрейлиной государыни до замужества. Все эти сплетни, чем они были невероятнее, тем сильнее воспламеняли умы и души губернской молодежи.
Дамы находили ее холодной и высокомерной; они дружно посчитали ее наряды странными, а прически небрежными, однако ж впоследствии копировали как только могли и то, и другое.
Амалия же Карловна, относясь к ней по-родственному приязненно, прозревала своим зорким сердцем то, что не видели другие: за кажущимся высокомерием крылась простая стеснительность, а холодность была следствием спокойного темперамента и усталости от всеобщего внимания. За короткое время две женщины, такие разные, очень сблизились; деятельная натура Амалии Карловны нашла в молодой родственнице объект неустанной заботы и покровительства.
— Вот, позволь тебе отрекомендовать, моя душечка, графа Михаила Петровича Гаранина, он герой войны и любитель книжки читать навроде тебя, вот ужо наговоритесь с ним об литературе, не то что со мною. Анна Павловна, вдова моего кузена, урожденная княжна Багулова. И приятель его…
— Георгий Андреич Олецкий, к вашим услугам, — лихо щелкнул каблуками поручик, пожирая глазами баронессу.
— Вы тоже герой войны? — вежливо осведомилась та.
Вопрос стал неожиданным ударом для молодого человека. На войну он как раз не успел по недостатку лет, и обстоятельство это его безмерно бесило в компании других офицеров, что успели понюхать пороху и имели награды. Вспыльчивость его отчасти тем и объяснялась: в любой шутке слышал он намек на то, что зелен и не воевал; более досадного положения, чем произвел этот невинный вопрос, и представить нельзя было. Олецкий осекся и залился густой краской, и тут Гаранин, сжалившись над ним, с несвойственной ему живостью перехватил нить беседы, спросив, уж не дочь ли перед ним знаменитого генерала Багулова.
Точно так, был ему ответ.
— Я знавал вашего батюшку, имел честь служить под его началом. Командира, подобного ему, не было на свете, мы все души в нем не чаяли. Превосходный человек и блестящий офицер был ваш родитель, смерть его — невосполнимая утрата для Отечества.
Сказано это было так искренне, с такою теплотою, что Анна Павловна впервые заинтересованно посмотрела на Гаранина, как если бы только сейчас увидела его. Отца своего, рано ушедшего, любила она безмерно и от души рада была услышать теплые слова о нем от сослуживца.
Вечер был очень оживленным, хозяйка казалась весьма довольною успехом Анны Павловны. Вокруг той собрались воздыхатели, пытаясь каждый развлечь ее и преуспеть в том перед другими. Олецкий старался больше прочих, поминутно привлекая к себе внимание то шутками, то развесистыми комплиментами. Гаранин же наблюдал издали и отметил про себя одно: среди всеобщего веселья и оживления, будучи безусловно центром общества и предметом поклонения, красавица баронесса улыбалась принужденно, одними лишь губами. Во взгляде же ее чувствовалась бесконечная скука.
Комментарий к
Мы с Белкиным изъявляем нашу безмерную признательность Леди Джоанне из 7Королевств, которая великодушно согласилась быть бетой этого текста.
========== Часть 2 ==========
3.
Анна Павловна решила обосноваться прочно рядом со своими обширными владениями в нашей губернии и купила собственный дом на главной улице, пожалуй, и побольше губернаторского. Она отнюдь не была затворницей, однако ж и не такой хлебосольной натурою как Амалия Карловна.
Меж тем, шли недели, а осада Олецкого все не приносила сколько-нибудь заметных успехов.