Страница 14 из 15
Он лежал на обезображенной щеке, кудри спутались вокруг лица. Анна Павловна вдруг как бы впервые увидела это лицо, здоровую его сторону, и неожиданно поняла, что он очень хорош собой. Гордый подбородок, крупный прямой нос, брови вразлет, а ресницы прямо-таки девичьи… Ей нестерпимо захотелось прикоснуться к этому лицу.
Тихонько, боясь потревожить его, она протянула руку и отвела со лба влажную от пота прядь. И тут же ее рука попала в железную хватку: он смотрел сквозь нее невидящими глазами и сильно сжимал ее кисть. Затем, отпустив, проговорил в бреду что-то невнятное, отбросил одеяло, дернулся вставать и, обессилев, упал обратно. Она замерла и смотрела на него, не дыша и не двигаясь, чтоб не вызвать снова порывов, которые могли навредить ему.
…Тело Ареса, бога войны… В ее голове вдруг пронеслись безумные, сладострастные картины, кровь бросилась ей в лицо. Баронесса вскочила и распахнула настежь окно, остужая разгоревшееся воображение. Ей казалось, войди кто, ему сразу станет очевидно ее постыдное состояние, которому сама она не знала названия.
В глубоком замешательстве и смятении всех чувств прошла для нее эта ночь. К утру жар, слава Богу, спал; заглянувший к больному доктор влил ему в рот опийной настойки и сказал, что теперь пациент проспит сутки, не меньше, и что опасность миновала. Узнав, что самое страшное позади, Анна Павловна наконец заплакала.
— Что ж, Трофим, я поеду к себе, ты уж береги барина, скоро он выздоровеет и все станет как раньше…
— Как раньше никак невозможно, барыня… разжалуют нас теперя, как пить дать разжалуют. Да и сошлют, куда макар телят не гонял, прощения просим…
— Как разжалуют? Куда сошлют?!
Новая опасность нависала над ним. И это теперь, когда у нее только отлегло от сердца!
— Так ведь их сиятельство, Михаил-то Петрович, супротив устава пошли, не велено нонче офицерам друг дружку-то стрелять. За то гауптвахта бывает, потом разжалуют, а там — бог весть куды… Так-то, ваша светлость. Ну, живы остались, и то слава Богу, а уж куды пошлют, там и послужим, чай не впервой…
— Не впервой… не впервой! — в ярости повторила она корявое выражение солдата. — Это тебе, голубчик, не впервой, …а мне впервой!
И не обращая внимания на разинувшего рот Трофима, бросилась вон из комнаты.
18.
У себя привлекла она все возможности, все женские ухищрения, чтоб выглядеть красивою после бессонной ночи. Никогда в жизни не хотела она так понравиться, как нынче, — понравиться его командиру. От него, от этого старого заскорузлого вояки, зависела ее судьба — и она вознамерилась сделать все, чтоб он внял ее мольбам.
Появившись поутру в полку, произвела она впечатление солнца, опустившегося на землю. Маневр весь смешался, внимание шеренг было на ней одной; полковник, увидя, что пока она здесь, толку не будет все равно, крякнул и повел подошедшую к нему красавицу в караульную.
Афанасий Сергеевич показался ей на первый взгляд кем-то вроде пожилого доброго дядюшки. Выслужился он в полковники из бедного дворянского роду, всю жизнь провел на бивуаках, вкусы и манеры имел самые непритязательные и в гостиных, где мог встретить баронессу, не бывал. Красоту посетительницы он, правда, сразу отметил, дивясь, что понадобилось такой жар-птице на строевых учениях.
— Я баронесса фон Корш, вдова генерала фон Корша… — начала она, волнуясь. — Я пришла к вам, полковник, как просительница.
— Чего ж надобно от меня вашей светлости? Чем могу служить?
— Видите ли… вам, без сомнения, уже известно, что вчера состоялся поединок меж двумя офицерами вашими…
— Так точно, доложили, — помрачнел он.
— Мне сказали, что теперь они подлежат наказанию… даже разжалованию и переводу в более… отдаленные места. Это правда? Возможно ли, чтобы… не давать делу этому хода?
Добрый дядюшка исчез, будто не бывало. Он сделался сух, суров и сообшил только, что изменить судьбу дуэлянтов никак невозможно, ибо на такие случаи есть Высочайшее предписание. Она и не ожидала, что все закончится просто, и стала умолять его передумать, но старик был непреклонен.
Тогда решила она пойти ва-банк, задрала подбородок и проговорила со значением:
— Возможно, вам неизвестно, но до замужества я была фрейлиной Ее Величества. Должна вам заметить, что Государыня Императрица до сих пор оказывает мне честь своею дружбой; мы состоим в переписке. Таким образом, как видите, могу я употребить свое влияние на ваши служебные виды как в благоприятствующую сторону, так и… наоборот.
Это была ошибка. Старый пес сделался грозен и, нахмурившись, пролаял:
— Да вы никак пугать меня вздумали? Я и ядрам не кланялся, а тут, думали, связей ваших при дворе устрашусь?
Она враз поняла, что все пропало, что она все испортила окончательно своею неуместной похвальбой, и разрыдалась, теперь уж от горя и бессилия.
Комментарий к
Ничто не греет так сердце пишущего, как мысль, что пишет он не втуне))). Жму руку. Ваш Туз.
P.S. Белкин тоже передает привет)))
========== Часть 10 ==========
Она опустилась на колени перед суровым воином и, плача, продолжала умолять его не губить судьбу молодых людей. Тот опешил от неожиданности: женских слез боялся он пуще вражеских пуль. Полковник растерялся вконец и только бормотал, поднимая ее:
— Ах ты боже мой… да зачем же так… да что ж вы делаете…
Затем, будто пораженный новой мыслью, взял почти бесчувственную женщину за плечи и, вглядевшись в ее лицо, проговорил:
— Постойте-ка… Вдова Корша… так ведь он на багуловской дочке женился! Вы… вы уж не дочь ли генералу Багулову?!
— Вы… знали папеньку…?
— Знал?! Знал?! Да я боготворил вашего отца! Да что там я, мы все молились на него! Что это был за командир, э-э-эх, нет более таких… Что ж вы раньше не сказали, что вы Багулова? До чего ж нехорошо вышло…
Он протянул ей сомнительной свежести платок, и Анна Павловна, утирая мокрое лицо, поняла лишь, что виды на ее просьбу изменились. И тут спасибо папеньке, царствие ему небесное!
— А есть в лице нечто от батюшки, есть! Ладно уж, рыдать-то прекратите, сейчас зальете мне тут все, а я флотом-то командовать не обучен, — попытался грубовато пошутить старый солдат, выглядевший теперь сконфуженно.
Она же смотрела на него с надеждою.
— Делу я хода не дам, так и быть. Участникам велю помалкивать, да они и сами знают, не дураки, чай. Раны невеликие, представим как неосторожное обращение с оружием, — он строго посмотрел на баронессу, которая все еще всхлипывала. — Однако делаю я это вовсе не из страха перед царственным гневом, сударыня!
Бедная посетительница лишь часто закивала головой.
— Единственно ради памяти батюшки вашего нарушаю Высочайшее предписание и рискую собственною шкурой. Так что уж и вы, будьте так любезны, не чирикайте о происшествии сем с подружками. Ежели узнают — быть беде, и офицеру вашему уже и я не помогу. А кстати, за которого из двоих вы, собственно, просите?
Заплаканное лицо Анны Павловны стало еще и пунцовым. Все дамские уловки красоты пропали втуне, и вид ее представлял сейчас довольно жалкое зрелище. Запинаясь, она смущенно пролепетала:
— За Гаранина…
Даже имя его удалось ей выговорить с трудом. Все, все, что касалось его, внезапно стало стыдным, запретным и тайным.
— А вот это правильно! — неожиданно обрадовался полковник. — Прекрасный офицер, и пойдет далеко! А второй — так, дрянь человечишко. Я б и не взял его к себе, да… впрочем, неважно. Ступайте, сударыня, умойте личико, успокойтесь, ничего с вашим Гараниным не станется, послужит еще под началом вашего покорного слуги. А батюшку вашего вся армия в молитвах поминает, уж будьте уверены.
В порыве горячей благодарности она бросилась к старому псу, наградила его поцелуем в щеку, немало тем смутив, и выбежала вон.
19.
Дома, едва дав Марфуше раздеть себя, она забылась наконец беспокойным сном, но и сон был все про то же…
…Когда она сидела у постели его и смотрела на распростертое тело, ей стало ясно, что она любит Михаила Петровича, любит страстно. Она, не допускавшая в себе способности к нежным чувствам, она, с ее холодной, ясной головою, с ее наблюдательным и насмешливым умом! Теперь же ум этот будто бы говорил ей — ты попалась, голубушка, ты в ловушке и никуда не денешься!